На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

— Думаешь, они слишком сильны, чтобы рабочие могли с ними справиться? Здесь глаза Вейкко бледнели и их озарял внутренний свет, его голос звучал из обильной и неопрятной бороды, которая даже в самые его спокойные дни свидетельствовала о его нездоровом фанатизме:

— Мы — их сила, без нас они бессильны, мы —это они, и так далее.

Вебб уже знал: если молчать и просто ждать, эти заклинания прекратятся, и довольно скоро финн вернется к своей обычной сущности, как всегда, флегматичный и дружелюбно тянущийся за водкой.

Но сейчас Вебб заметил, что Вейкко сидит и про себя перечитывает снова и снова поблекшую открытку из Финляндии, у него встревоженный взгляд, глаза медленно наливаются кровью.

— Посмотри. Здесь ненастоящие марки, — сказал Вейкко. — Это изображения почтовых марок. Русские больше не разрешают финские марки, мы должны пользоваться русскими. А эти почтовые штемпели? Тоже ненастоящие. Изображения штемпелей. Четвертого августа 1900 года был последний день, когда мы могли использовать свои собственные марки для отправки почты за границу.

 — Так что это почтовая открытка с изображениями, которые должны быть на русской почтовой открытке. Что такое «Minneskort»?

 — Открытка на память. Память памяти, — это была открытка от его сестры, оставшейся в Финляндии. — Никаких подробностей. Цензура проверяет всё. Ничего, что могло бы навлечь на кого-то неприятности. Новости о семье. Моей безумной семье.

Он протянул Веббу графин с водкой.

  — Я подожду.

  — Я не буду.

 Вейкко принадлежал к тому типу взрывников, которым нравится смотреть на взрывы, он принес коробку с магнитным индуктором и большой моток провода, в то время как Вебб, более предусмотрительный и предпочитающий находится вдали от места взрыва, постоянно посматривал на двухдолларовые часы Ингерсолла, чтобы тянуть время. Их целью был железнодорожный мост через небольшой каньон, на участке между главной веткой и Релампахос, шахтерским поселком на северо-востоке от Силвертона. Достаточно просто, на четырех деревянных настилах разной высоты лежали железные бейфуты для штрейкбрехеров. Вебб и Вейкко начали свой обычный спор о том, взорвать сосунка сейчас или подождать, пока приедет поезд.

— Вы знаете, какие хозяева, — сказал Вейкко. — Ленивых сыновей шлюх можно заставить пересесть в седло, они садятся в поезд, куда бы ни ехали. Мы взорвем поезд, может быть, еще и парочку их вместе с поездом.

 — Я не собираюсь сидеть здесь весь день в ожидании поезда, который, скорее всего, не приедет, потому что три дня праздника.

 — Aitisi nai poroja, — ответил Вейкко, старая шутливая поговорка, которая значит «твоя мать сосет у северного оленя».

Теперь Веббу казалось, что хитрый брюзга начал выбирать цели, было достаточно сложно выделить время на обдумывание хотя бы одной из них, на них давила ноша долга и тяжелого труда, и, чаще, чем вы думаете, горя. Господь видит, что владельцы и менеджеры шахт заслуживают быть взорванными, хоть и научились обеспечивать для себя повышенный уровень охраны — нельзя сказать, что атака на их собственность, например, фабрики или шахты, была лучшей идеей, поскольку, принимая во внимание природу корпоративной алчности, эти учреждения обычно работали в три смены, шахтеры часто умирали, в том числе дети - пареньки на подхвате и разнорабочие — именно те, кто погибает, когда армия входит в город. Нельзя сказать, что хоть один владелец шахты когда-нибудь хоть немного волновался о жизнях рабочих, но, конечно, мог назначить их Невинными Жертвами, во имя которых головорезы в униформе потом устраивали охоту на Чудовищ, совершивших поступок.

 Хуже того (что могло очень раздражать настоящего бомбометателя) — некоторые из этих взрывов, самые смертоносные из них, на самом деле были организованы не анархистами, а самими владельцами шахт.

Представьте себе. Нитроглицерин, носителя правды, использовали эти преступные ублюдки, чтобы донести свою ложь. Проклятье. Когда Вебб впервые получил убедительные доказательства этого факта, он чувствовал себя, как ребенок, готовый расплакаться. Потому что мир так мало знал о том, что для него было добром.

 Осталось несколько точных целей, кроме железной дороги. Достаточно справедливо, по мнению Вебба, потому что железная дорога всегда была врагом, для многих поколений. Фермеры, скотоводы, индейцы — охотники на бизонов, китайцы — путеукладчики, пассажиры в авариях поездов — кем бы вы ни были, рано или поздно вы попадете в переделку, связанную с железной дорогой. Он много лет работал укладчиком путей, этого было достаточно для того, чтобы, по крайней мере, знать, где закреплять взрывчатку, чтобы она принесла больше всего пользы.

 Они взяли шнур и связали шашки. Вебб был намного более неравнодушен к желатину, который позволял придать взрывчатке форму и лучше направить взрыв, но это имело смысл только при более холодной погоде. Следя, нет ли под ногами змей, они пробирались через овраг, размещали взрывчатку в тени, когда была такая возможность, прятали ее под камнями и болотом. День был спокойный и безветренный. Краснохвостый ястреб завис в небе, кажется, он следил за ними, из-за чего они попали в ту же категорию, что и полевые грызуны. Что, в свою очередь, поместило ястреба в категорию менеджеров шахт... Вебб раздраженно тряхнул головой. Он не очень-то себе нравился, когда так отключался. Это всегда была минута за минутой, шаг за шагом, он видел слишком много добрых братьев и сестер, умирающих в грязи или в безграничной тьме на дне какой-то шахты. На самом деле, если бы он знал, какова цена, итоговая цена, выплата которой отсрочена на жизнь, он задумался бы, хочет ли он наниматься на эту работу....... Траектория движения Вебба в общину работяг, потребовавшую всю его жизнь, началась прямо вот здесь, в центре Крипл-Крик, который в те дни цвел, словно цветок ядовитого наслаждения, среди его терриконов, вертепов, борделей и игорных домов. В те времена в Крипл-Крик и Виктор, в Лидвилле и Криде мужчины находили путь к тончайшим швам своей тайной природы узнавая тайные имена желания, произнесение которых, как им мечталось, откроет туннель в горах ко всем, кто их отвергал. В отрывочных и достаточно быстро прерываемых снах, особенно — ближе к рассвету, Вебб видел себя стоящим на какой-то границе, смотрящим на запад в великий поток обещаний, чем-то похожий на ветер, чем-то — на свет, свободный от разрушенных надежд и ядовитого дыма на востоке, может быть, жертвенного дыма, который, однако, не поднимался к Небесам, он поднимался лишь достаточно высоко для того, чтобы его вдыхали, он вызывал болезни и укорачивал бесчисленные жизни, изменял цвет дня закрывал для путников в ночи звезды, которые они помнили с юности. Он должен был проснуться для дня и его ужаса. Тропинка к этой возвышенности и его светоносным обещаниям выходила не из Крипл-Крик, но город должен был поставлять, разъедая надежды на обломки, круглосуточный виски, дочерей рабов, шулерскую игру в штос, дам, работающих на панели.

 Однажды ночью в биллиардном салуне Шорти какой-то бильярдист, наверное, слишком сильно запустил бильярдным шаром в лузу и почти попал в треугольник блестящих шаров из какой-то недавно запатентованной разновидности целлулоида. После удара первый шар взорвался, вызвав последовательность аналогичных взрывов по всему столу. Ошибочно приняв это за выстрелы, некоторые гости заведения достали револьверы и начали несколько безрассудно вносить свою лепту в общее смятение.

— Славный шабаш, — было слышно, как сказал кто-то, пока всё не утонуло в шуме. Остолбеневший от ужаса Вебб не успел спрятаться, а потом всё закончилось, спустя некоторое время он понял, что стоит в комнате, полной летающего свинца, который его не задел. Как так могло получиться? Оказалось, что он брел по улице без шляпы и в замешательстве, и тут столкнулся с преподобным Моссом Гэтлином, который споткнулся и совершил долгий полет с деревянной лестницы, ведущей к его комнате в обители Флоретты Облаков, нельзя сказать, что в этот момент он как раз находился в поисках душ, нуждающихся в наставлениях, но Вебб не удержался и, слово за слово, рассказал преподобному всё о своем чудесном избавлении.