Соучастник - Филипп Марголин

– В каком возрасте это случилось в последний раз?

– Лет в восемнадцать или девятнадцать.

– Ваша сестра тоже участвовала в церемониях?

– Да, но она это отрицает. Говорит, что ничего не помнит.

– На собраниях бывали другие дети?

– Я видела двоих или троих.

– Что с ними делали?

– Их сажали в коробки с насекомыми, – отозвалась Фэруезер тем же монотонным голосом, каким отвечала на все вопросы адвоката. – Их забрасывали змеями, били электрическим током, заставляли есть куски животных и заниматься сексом со взрослыми. Все это фотографировали.

– Животных приносили в жертву?

– Да. Я помню кошек и собак. Однажды привезли овцу.

– Что с ними делали?

– Им распарывали животы. Иногда животных подвешивали к потолку, чтобы внутренности вываливались на людей, а детей заставляли их съедать.

– А человеческие жертвоприношения? Они тоже были?

– Да.

– Где это происходило?

– В сарае.

– Вам известно, где находится этот сарай?

– Где-то за городом. Вокруг стояли высокие деревья, а внутри всегда горели лампы. Окна задергивали черными шторами, чтобы не впускать солнечный свет и чтобы никто не мог заглянуть снаружи.

– Опишите, как это случилось в первый раз.

– Мужчину подвесили на балках с завязанными за спиной руками.

– Он был в одежде?

– Нет, абсолютно голый.

– Он пытался кричать или бороться?

– Да.

– Что с ним сделали?

– Люди взяли ножи и стали сдирать с него кожу.

– Мужчина был жив?

– Да.

– Сколько человек этим занимались?

– Не помню. Пятнадцать или больше.

– И все заживо сдирали с него кожу?

– Некоторые просто пели, стучали в барабаны и вызывали демонов.

– Почему людей приносили в жертву?

– Потому что они были христианами.

– Что произошло, когда тело сняли с балок?

– Началась церемония, во время которой люди пили кровь из церковных чаш, совокуплялись и тому подобное.

– Что символизировал этот ритуал?

– Каждый, кто выпивал кровь христианина, получал силу этого человека.

– Какие цели преследовали члены культа?

– Они хотели всегда жить с сатаной, чтобы он исполнял все их желания, а потом захватил мир и сделал их избранниками.

– Как они находили жертвы?

– Полагаю, среди членов культа были люди, которых запрограммировали на то, чтобы похищать христиан.

– Их хватали прямо на улицах?

– Видимо, да.

– Вы согласны с тем, что сдирание кожи заживо – это убийство?

– Разумеется.

– Наверное, у жертв были семьи и родные, которые заботились об их судьбе?

– Полагаю, что были.

– Вы когда-нибудь говорили полиции обо всех этих ужасных вещах, которые делали с вами и другими людьми?

– Нет.

– Почему?

– Я была напугана и опасалась за свою жизнь.

– Вы вышли из секты в двадцать один, а сейчас вам больше сорока. Вот уже двадцать лет вы не видели своих родителей и остальных сатанистов. И за все это время вам ни разу не пришло в голову рассказать кому-то о том, что произошло?

– Я не могла об этом говорить.

– Почему?

– Меня с детства убеждали в том, что члены секты могут читать мои мысли, что за мной везде следят и...

– И?

– И я думаю, кто-то из членов культа проводил надо мной опыты по контролированию личности.

– С какой целью?

– Чтобы управлять моим сознанием и заставлять делать все, что они велят.

– И как проходили эти опыты?

– Я помню, что меня били электрическим током. Мне давали разные ключевые фразы и слова, а потом говорили, что я должна сделать, когда их услышу.

– Где это было?

– В каком-то помещении, похожем на лабораторию. Глаза слепил яркий свет. Меня раздевали догола и привязывали к креслу. К голове подключали электроды. Это все, что я помню.

– Расскажите подробнее о методике эксперимента. Что с вами делали?

– Мне называли какие-нибудь слова и приказывали: "Когда услышишь эту фразу, сделаешь то-то и то-то. Ясно?" Что бы я ни отвечала, они говорили: "Нет, мы тебе не верим" – и снова били меня током. В какой-то момент все это заканчивалось. Наверное, когда они думали, что я уже под контролем.

– А потом вы получали ключевые фразы?

– Да.

– Как это происходило?

– По телефону или на улице, когда кто-нибудь подходил ко мне и делал знак. Я выслушивала фразу и делала то, что мне говорили.

– И что вам приходилось делать?

– Например, если я видела красное, то должна была попытаться убить себя, но не до конца.

– То есть инсценировать самоубийство?

– Да.

– И вам давали такой приказ?

– Неоднократно.

– И что вы делали?

– Вскрывала себе вены.

– Сколько раз?

– Точно не помню.

– Вас отвозили в больницу?

– Дважды. Потом я была в психиатрической лечебнице.

Аманда Яффе хотела задать новый вопрос, но Майк Грин встал и застегнул пуговицу на пиджаке.

– Ваша честь, прошу сделать перерыв.

– Хорошо, мистер Грин. Объявляется перерыв на пятнадцать минут. Доктор Фэруезер, вы должны вернуться в зал, когда мы продолжим слушания. Представителей сторон прошу пройти в мою комнату.

Судья Оптон вышел из зала через заднюю дверь. Дэниел с ошарашенным видом повернулся к Аманде.

– Она чокнутая! – воскликнул он.

– Верно, – кивнула Аманда с ободряющей улыбкой. – Пока мы в выигрыше. Теперь осталось дождаться решения судьи. Надеюсь, я вернусь с хорошей новостью.

– Как ты узнала о сатанистах?

– Потом скажу.

Когда Аманда и Майк Грин ушли, к барьеру, отделяющему места для публики, подошел Джо Молинари. Охранник разрешил молодым людям поговорить, если они не будут касаться друг друга или обмениваться какими-либо предметами.

– Спасибо, что пришел, – поблагодарил Дэниел.

– Черт возьми, старик, это самое лучшее шоу, какое мне приходилось видеть в городе. А твой адвокат – просто обалденная баба. Как насчет дружеской вечеринки сегодня?

Дэниел улыбнулся, но подумал, что не стоит заглядывать так далеко.

– Что происходит? – спросил судья Оптон у Майка Грина, как только они вошли в кабинет.

– Ваша честь, я понятия не имел, что она понесет такую ахинею.

Оптон покачал головой:

– Вы сами все видели. Что будем делать, Майк?

Грин тяжело вздохнул.

– У меня нет других свидетелей, кроме Фэруезер и Форбуса. Я выложил все свои карты.

– Вы должны заявить, что у вас есть ясное и надежное свидетельство виновности Эймса в убийстве Бриггса. Иначе я не смогу отказать ему в залоге.

– Все-таки она его видела, – неуверенно пробормотал Грин.

– Ваша свидетельница много чего видит. Что скажете, Аманда?

– Показания Фэруезер – единственное, что связывает Дэниела с убийством Бриггса, и я не думаю, что ей можно доверять.

– Бросьте, Аманда, мы говорим не для протокола. Оставьте вашу дипломатию. У нее совершенно поехала крыша. Электроды, черт бы их побрал! Где вы ее откопали, Майк?

Грин не ответил.

– Ладно, вот что мы сейчас сделаем, – предложил Оптон. – Аманда закончит свой допрос, а Майк поставит точку в обвинении. Вы можете опротестовать освобождение под залог, но я все равно дам на него добро, понятно?

Грин кивнул. Оптон повернулся к Аманде:

– Сколько заплатит ваш клиент?

– Дэниел на мели, и у него нет источников дохода. Вы слышали, что из "Рид, Бриггс" его уволили. У матери Эймса нет ни цента, а отца он никогда не знал. Дэниел сам зарабатывал на учебу в колледже и университете, поэтому сидит по уши в долгах и практически исчерпал свои ресурсы. Я предлагаю освободить его бесплатно.

Глаза у Оптона от изумления стали квадратными Аманда спокойно продолжала:

– Мне кажется, вы должны отпустить его под личную ответственность. Дэниел клянется, что невиновен, а обвинение не предоставило убедительных свидетельств, которые связывали бы его с преступлением. Даже доктор Фэруезер говорит, он просто выбежал из дома, но никто не утверждает, что у него было орудие убийства или что он стрелял в Бриггса.

– Майк?

Грин устало покачал головой:

– Я буду возражать против бесплатного залога, но пока у меня нет весомых аргументов.

– Ладно. Я позволю вам спасти честь мундира. Можете подать протест, только не тяните слишком долго. – Оптон встал. – Давайте покончим с этим.

Майк Грин вышел в зал с мрачным видом, а лицо Аманды не выражало никаких эмоций. Сев за стол, она сразу повернулась к Дэниелу: