Заколдованный круг - Александр Кулешов

— Ну? — спросил Дон. — Я надеюсь, ты не будешь рассказывать мне сказки, что поскользнулся на банановой кожуре или случайно столкнулся в темноте с бульдозером?

Рив молчал. Дон, ничего не говоря, взял его за руку и увел к себе в комнату. Закрыв дверь, он яростно зашептал:

— Тебя избили! Кто? И за что? За то, что привел меня в курильню?

— Что ты! — испуганно запротестовал Рив. — Что ты! К тебе это не имеет никакого отношения. И вообще ко всей этой истории. Тут совсем другое дело. Понимаешь, в тот вечер я провожал Эруэль домой. Вдруг на нас набросились пятеро. Что я мог сделать? Надо было в первую очередь ее защитить, я одному — р-раз! Другому…

— Слушай, — перебил Дон, — ты что, меня за ребенка принимаешь? Кому ты рассказываешь свои сказки? Р-раз, два! Совсем заврался! Думаешь, я не понимаю, что ты сам эту дрянь куришь! Не спорь! Врач прямо тогда тренеру сказал: мол, наркоман ваш Рив, и все тут! Так что перестань мне голову морочить! И Эруэль небось ты придумал!

— Неправда, неправда, — зашамкал разбитым ртом Рив. — Я ее люблю, и ее надо спасти. Если хочешь знать, я потому и попробовал марихуаны, чтоб узнать, что ее привлекло. Только поэтому…

— Какой марихуаны? Она опиум курила.

— Какая разница! — безнадежно махнул рукой Рив. — Опиум, марихуана, героин — все одно. Вот попробовал бы, знал, каково ей!

— Что ты пугаешь? — Дон возмущенно фыркнул. — Ты же мужчина, сам говорил, что нам с тобой нипочем. И мне действительно нипочем. А ты, я вижу, уже пристрастился. Наверное, заодно теперь со своей Эруэль. Уж не ее одну, а обоих вас спасать надо! Так?

— Кто раз попробует…

— Опять ты за свое. Если хочешь, я раз попробую, и два, и три. И ни разу потом не притронусь. Подумаешь, гипноз какой! Раз попробовал, уже нельзя оторваться. Эруэль — девушка, ей, может, трудно. Но уж тебе-то! Здоровый парень, а…

— Конечно, Дон, конечно… — Рив улыбался кривой улыбкой, на его изуродованном лице она казалась особенно жалкой и вымученной. — Ты сильный, я слабый. Но и я могу без этого. Просто мне надо знать, что чувствует Эруэль. Я тогда могу говорить с ней на одном языке. Да она не слушает меня! Вот тебя б она послушала. Поговори с ней. Сам попробуй или не пробуй, как хочешь, а поговори. Я уверен, она послушает тебя. Лучше, конечно, если б ты понимал, в чем дело. Я вот тут принес… если захочешь… вот…

Он неуверенно вытащил здоровой рукой завернутые в бумажку две сигареты, обычные сигареты, разве что чуть потолще, и протянул их Дону.

Не говоря ни слова, Дон выхватил сигареты и бросил их в угол, под кровать.

— Ты что? Совсем рехнулся? Еще этого мне не хватало! И так поговорю. А что при этом испытывают, я понимаю. Достаточно на тебя, дурака, посмотреть. Ну что с тобой делать? — уже смягчаясь, сказал Дон, глядя на своего несчастного приятеля.

— Помоги мне, Дон, помоги, — жалобно заговорил Рив, — ведь ты же обещал. Ну, пожалуйста!

— Да помогу, помогу. Но как?

— Слушай, Дон, давай пойдем к ней домой. Поговори. Она объяснит, в чем трудности, не хочешь — не пробуй. Хотя лучше бы самому… Ладно, ладно, не надо! Но поговорить-то ты можешь?

— Хорошо, — со вздохом согласился Дон. — Если честно, не очень мне твоя Эруэль нравится.

— Что ты, ты не знаешь ее, — без особенного энтузиазма возразил Рив.

— Бог с ней, это твое личное дело. Но одно скажу тебе твердо: если ты по-прежнему будешь мне без конца врать, я палец о палец не ударю, чтоб тебе помочь. Кто тебя избил?

— Клянусь тебе, Дон, все было, как я сказал.

— Опять врешь!

— Да нет, правда же. Просто я не знаю, кто они и за что. Может, ты и прав: подослал хозяин курильни, на нее ведь был полицейский налет…

— Знаю, знаю, — проворчал Дон.

— Откуда? — удивился на этот раз Рив.

— Читай газеты. Словом, хозяин решил, что ты привел меня, человека ненадежного, подозрительного, и я выдал курильню полиции…

— Да что ты!

— И правильно решил. Я сообщил в полицию. Рив уставился на Дона, не в силах вымолвить слова.

— Представь, мы с Тер. Умные люди нам посоветовали. Вот мы и написали анонимное письмо.

— Как ты мог!

— Так вот и смог. (Дон не очень был уверен в своей правоте и, как часто происходит в таких случаях, говорил особенно агрессивно.) Тебя же, дурака, выручал и твою Эруэль. Вот прикрыли курильню, некуда ей теперь ходить — может, курить перестанет.

— Эх, Дон, — Рив горько усмехнулся, — разве это ее остановит? Нет опиума, есть марихуана. Будет ее курить. Или героин нюхать, кокаин колоть. Мало ли что еще есть!.. Нет, ты не понимаешь! Если б ты попробовал хоть раз, то понял, что это такое.

— О господи, ну попробую, попробую! Но что толку? Я-то все равно не пойму, почему без этого нельзя обойтись. Мне-то раз плюнуть. Это она не может. Ладно, обещаю тебе одно: пойдем к ней опять — и поговорю.

— Спасибо, Дон, спасибо! Ты настоящий друг. Может, сегодня…

— Нет! Хватит мне ночных похождений. Сегодня я буду спать. Да и тебе не мешает.

— Да, да, тогда завтра, ладно? Я пойду. — Рив захромал к двери.

— Никуда ты не пойдешь. Сегодня, а если надо и завтра останешься у меня. Только позвони родителям, успокой. Они с ума сходят. Свинья ты все-таки, Рив. Они даже в полицию обращались…

— В полицию? — испуганно переспросил Рив.

— А что ж ты думаешь? Пропал, даже позвонить не удосужился.

— Сейчас позвоню, сейчас… — засуетился Рив. — Зачем же в полицию…

В тот вечер он остался ночевать у Дона, во сне стонал, вскрикивал, и Дон почти не спал.

На следующий день они отправились к Эруэль. Этот поход оказался еще более безрадостным.

Они долго ехали в дребезжащем вагоне надземной городской дороги, потом медленно тащились (Рив не мог быстро ходить) по окраинным улицам, пока не пришли в один из тех районов города, где трущобы настолько страшны, строения настолько дряхлы и непрочны, что угрожают обвалиться в любую минуту. Армии крыс полновластно хозяйничают в этих жутких городских заповедниках. Многие жильцы покинули свои ветхие жилища, и те стоят заброшенные, без света и воды, с выбитыми стеклами и распахнутыми дверьми. Только ветер гуляет по коридорам и пустым комнатам, гоняя бумагу, мусор, окурки.

Рив привел Дона в один из таких домов. По скользкой от нечистот лестнице, задыхаясь от зловония, они поднялись на пятый этаж, прошли по коридору и оказались в комнате, освещенной керосиновым фонарем. Окна были завешены армейскими одеялами, чтобы ветер не врывался через разбитые стекла.

На полу валялись матрацы, накрытые грязным бельем. Столами и стульями служили картонные ящики из-под макарон.

На одном из ящиков, съежившись, сидела Эруэль. Когда они проникли в комнату, она устремила на вошедших недовольный взгляд.

— Чего пришли? Принес?

— Принес, принес, — проворчал Рив, — а ты тоже не забывай уговора.

Она выглядела еще более жалкой, чем в курильне. На ее худые плечи был наброшен рваный, засаленный халат, ноги всунуты в мужские армейские сапоги на байке доброго сорок пятого размера. В комнате, несмотря на закрытые одеялами окна, дуло из всех щелей, газетная бумага, накрывавшая ящик-стол, слегка шевелилась.

— Давай! — обратилась она к Риву, закатывая рукав на невозможно худой руке.

— Слушай, Эруэль, он хочет поговорить с тобой. — Рив указал на Дона.

— Сначала коли. Потом хоть до утра будем говорить. Не беспокойся, не подведу.

Рив вынул из кармана шприц и сделал укол. Эруэль зажмурила глаза, глубоко вздохнула и откинулась к стене.

Дон как завороженный смотрел на это зрелище. Он не мог пошевельнуться. Эта старая девушка, этот шприц в руках Рива — нереальная картина, кадр из фильма ужасов.

Боже мой, неужели все это происходит наяву? И он, Дон, тоже сидит здесь и смотрит на все это, не говоря ни слова, вместо того чтобы встряхнуть как следует этих двоих.

И как тогда, в курильне, в нем на мгновение проснулось необъяснимое желание попробовать все это самому, узнать, ради чего идут на это люди, как могут они опускаться до уровня животных добровольно?

Когда Дон видел, что Рив делает укол и себе, он не мешал ему.

— Хочешь попробовать? Да не бойся… — сказал Рив. Дон небрежным жестом руки отмел предложение. Он повернулся к Эруэль.

— Зачем это? — задал он вопрос. — Что ты чувствуешь?

— Пока сам не попробуешь, — усмехнулась она, — все равно не поймешь. Смотри, что у меня здесь? Крысы, керосинка, тряпье, — она потрогала свое платье. — Скоро же я буду летать в небе. Стены здесь станут бриллиантовыми. И крысы — белыми конями. Понесут они меня и понесут… Мне будет весело…

— А потом?

— Потом будет плохо, ну и что? А так разве лучше? Мне всегда плохо. Хоть ненадолго сбежать туда!.. — Она неопределенно повертела в воздухе пальцем. — Пойдем со мной. Я прихвачу тебя туда… пойдем… вон какие кони… меня ждут… кони…