Пари с морским дьяволом - Елена Михалкова

Они вернулись на смотровую площадку. Перед прощанием Маша все-таки не удержалась:

– Вам здесь не одиноко, Матвей?

Он улыбнулся – первый раз за все время.

– Иногда одиночество – это лучшее, что может быть.

Когда их подпрыгивающая таратайка, съехав с горы, остановилась у причала, Сергей вдруг спросил у Боцмана, осталось ли у них еще время.

– Погулять хотите? – с пониманием кивнул тот. – Минут сорок точно есть. А то и час.

К удивлению Маши, муж не стал бродить бесцельно по берегу, а потащил ее прямиком к тавернам на главной площади городка.

– Ты проголодался? На корабле можно было пообедать.

– Не проголодался. Мысль!.. – отрывисто отвечал муж и продолжал тащить ее за собой.

Они обошли пять ресторанчиков, прежде чем заметили через окно чету Руденко.

– Нам сюда!

– Никогда бы не подумала, что ты собираешься обедать в их компании… – пробормотала Маша. – Мог бы меня предупредить. Я бы осталась на «Мечте».

– Никак нет, – отвечал слегка запыхавшийся Бабкин. – Ты мне нужна.

– Зачем?

– На роль Маты Хари.

– На столах голой танцевать?!

Сергей укоризненно глянул на нее.

– Информацию добывать у противника! А вам, Марья Ивановна, лишь бы нагишом поплясать.

Он направился ко входу, но Маша ухватила его за рукав.

– Ну-ка стой! Какую еще информацию?

– Машка, пошли быстрее, все разговоры после. Этих надо брать тепленькими! Главное – спроси, как им вчерашний остров. С тобой они охотнее поделятся. Руденко перед женщинами хвост пушит и раздувается.

– Да он презирает женщин!

– Одно другого не исключает. Презирает, но при этом пушит.

– Но…

– Потом, все потом!

Яна и Владимир были уже навеселе. Они встретили Машу с Бабкиным распростертыми объятиями и опрокинули бутыль с оливковым маслом, что вызвало у Яны приступ хохота. Подсев к ним, Сергей сразу оживленно заговорил о какой-то ерунде. Маша не узнавала мужа. Сама она помалкивала до поры до времени, пока не поймала его выразительный взгляд.

– Владимир, у вас получились вчерашние фотографии с развалин храма? У меня что-то ничего интересного…

– Снимать надо с выдумкой! – свысока пояснил Руденко. – Все получилось. Хотя я в этом проклятом месте чуть камеру не посеял.

– Почему проклятом?

– Почему посеял?

Вопросы Сергея и Маши прозвучали одновременно.

– А вы не знаете? – удивился Руденко. – Я там попал под камнепад. Прикиньте? Чуть заживо не засыпало.

Бабкин непроизвольно стиснул пальцы вокруг горлышка бутылки с маслом. Маша поймала это движение и сообразила, что снова ее очередь подкидывать поленья в костер.

– Под камнепад?! – ужаснулась она. – Боже мой. Вы не рассказывали!

Владимир признал, что это серьезное упущение и его нужно немедленно исправить. К тому моменту, когда они вчетвером вывалились из таверны, Сергей с Машей знали об обвалах и камнепадах все и даже больше, чем хотели.

– А я все пропустила! – сокрушалась Яна.

– Зато козу сфоткала!

– С попы!

– Ты ж моя зая!

– А все-таки, отчего обвал-то вышел? – успел вклиниться Бабкин в их нежный диалог.

Владимир уставился на него покрасневшими глазами:

– Слышь, а я знаю? Мож, Гефест пернул где-то, а тут покатилось.

Он приобнял жену и повел ее вперед, нашептывая что-то на ухо. Маша заметила, какими взглядами провожали Яну встреченные рыбаки, и тихо вздохнула: вот что значит быть ослепительно красивой женщиной.

Байки Владимира она не приняла всерьез. Подумаешь, осыпалась со склона горсть камней и парочка попала ему за шиворот! А Руденко раздул из этого сценарий для блокбастера-катастрофы. Уж кому-кому, а Маше было не занимать умения делать то же самое.

Бригантина стояла у причала, внизу под ней скользили лодчонки рыбаков – точно птенцы под крылом матери. С борта им уже махали Стефан и Аркадий Бур с женой.

Сергей нарочно приотстал, чтобы его не услышали Яна с Владимиром, и спросил вполголоса:

– Ты заметила, что сегодня ничего не случилось?

Маша так и встала.

– Ничего не случилось? – медленно повторила она. – О, конечно! Не считая того, что на маяке мы встретили парня, со спины неотличимого от Илюшина, и ты решил, что это он. И еще не считая того, что этот парень рассказал историю, от которой мне до сих пор хочется рыдать в голос! И еще того, что мы двадцать минут провели в компании самодовольного идиота и его жены, слушая плохо выдуманный бред!

– Почему плохо выдуманный?

Маша запнулась на полуслове.

– Потому что можно было и позанимательнее что-нибудь сочинить! – сердито бросила она.

– Руденко вовсе не болтун. Он не умеет фантазировать.

– Хочешь сказать, его действительно чуть не убило?

Бабкин остановился и в задумчивости посмотрел на нее.

– Ключевое слово здесь – «чуть».

И снова двинулся вперед.

Маша постояла, осмысливая сказанное, и бросилась за ним.

– Ты о чем? Ну-ка стой!

– На корабле, на корабле! – пообещал Сергей, подхватив ее под локоть и увлекая быстрее к бригантине. – Шевелим щупальцами, моя прелесть. Опаздывать нехорошо!

Полчаса спустя бригантина вышла из порта, разрезая высокие волны. Маяк на макушке скалы был виден еще очень долго, даже тогда, когда сам остров исчез в голубом свечении моря.

Матвей сам рассказал им о себе. Яков Семеныч потом признался, что парень впервые на его памяти так разоткровенничался.

«Это ты, Серега, его испугал», – пошутил боцман. Однако Маша видела, что ему не особенно смешно. Кажется, на языке у старика вертелся вопрос, за кого все-таки принял Бабкин смотрителя маяка. Но столь прямолинейно проявлять любопытство было ниже его достоинства.

Десять лет назад Матвей Ушаков приехал в эту страну вместе с компаньоном: налаживать бизнес. Русские тогда активно скупали дома по всему побережью. Матвей с партнером, у которого уже были здесь связи, открыли свое агентство. Оба говорили на нескольких языках, хорошо изучили местность, не обманывали покупателей и работали с полной отдачей. Дела у них сразу пошли хорошо. Как говорили тогда – «раскрутились».

Но он невзлюбил эту страну. Это было странно, ведь ему всегда нравились места с теплым климатом, чистым ласковым морем, простой и вкусной едой, радушными жителями. А здесь шагни в сторону от туристической тропы – и попадешь в воронку концентрированной истории, в плотный замес из прошлого и будущего, из легенд, обернувшихся реальностью, и реальности, ставшей легендами. Нигде больше, кроме Камбоджи, он не ловил этого смешения временных пластов. Из кустов скалились фавны, на развалинах достопримечательностей по ночам пировали боги, спускаясь в облике смертных, и светляки освещали их трапезу. Матвею, любителю истории, не могло здесь не понравиться!

Но показывая взыскательным клиентам очередную виллу, из окон которой открывался вид на безмятежно синеющее море, он подавлял в себе желание схватиться за сердце от острого укола. Необъяснимое желание, потому что сердце-то у него никогда не болело, и вообще он был здоров, как бык. Матвей как-то прочитал о фантомных болях у инвалидов и сразу узнал собственные симптомы. Только у него ныла не отрезанная конечность. Саднила душа, которой болеть было не с чего.

Одно время он серьезно озаботился этим. Читал разнообразную эзотерическую муть, навещал некоего святого старца, сидевшего в горах… Старец оказался вонюч и надоедливо глуп, эзотерика ничего не проясняла, а только больше все запутывала. Тогда Матвей целенаправленно объехал все проданные им виллы, узнавая о судьбе владельцев. Но никакие несчастья с ними не случались. Значит, дело было не в предчувствиях.

«Ты здесь когда-то жил, – полушутя, полусерьезно поведал ему компаньон. – Пару тысячелетий назад. Воровал, был пойман, бит не до смерти, осужден, отправлен с партией рабов на продажу и подох в каменоломне. Такие дела! Сочувствую, брат!»

Матвей смеялся. Черт его знает, может, и правда в учении о переселении душ что-то есть. Для себя он остановился на этом объяснении. Пепел прошлого стучит в его сердце, вот оно и сжимается от страха без всяких видимых причин.

А потом он встретил Эрику, и все это стало не важно.

После свадьбы он изредка вспоминал, что когда-то хотел уехать отсюда. Жена каждый раз спрашивала, отчего он смеется. Но как объяснить, что смеешься над тем идиотом, которым был прежде? Он отмахивался и дразнил ее: «Полтора метра кудряшек!» Эрика сердилась, топала ногами и кричала, что не полтора, а метр шестьдесят три, сколько раз ему говорить, и как вообще она могла выйти замуж за этого русского дурня, тэн каталавэно! Он ловил ее и целовал всю, с ног до головы, каждый сантиметр, от пушистой макушки до узеньких, совсем детских ступней, а она отбивалась, но наконец, так уж и быть, прощала его, негодяя.

Иногда он просыпался среди ночи, выходил, смотрел на звезды. В груди становилось тесно от счастья. Мириады звезд светили ему, и каждая звалась ее именем.