Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение - Бен Кейв

Я называю это время «дни зеленой тоски». Даже у Уинстона Черчилля они случались, так что мне даже нравится: можно смело ставить себя в один ряд с великими людьми.

Однажды я разговорился об этом со своим коллегой, даже скорее другом, Милтоном. Я встречаюсь с ним, когда я счастлив и когда мне грустно, так что в этом смысле он идеальный товарищ. Я рассказал ему о некоторых недавних происшествиях на работе. Сказал, что у меня проблемы со сном и я чувствую себя разбитым. Он выслушал спокойно и внимательно, а потом просто пожал плечами. Но это не было равнодушным пожатием плечами. Это был жест, выражающий надежду и интерес: «Может быть, все не так плохо, как тебе кажется». Если бы наша беседа была консультацией частного психолога, то один только этот жест стоил бы гонорара за весь сеанс терапии.

– Что ты делаешь, когда просыпаешься?

– Я пытаюсь заснуть.

– А что делаешь, если не можешь?

– Я поставил перед своим домом деревянную скамейку из дома родителей. Я сижу там и смотрю, как встает солнце.

Милтон улыбнулся.

– Звучит мило.

Я вздохнул.

– Так и есть.

Когда у меня хорошее настроение, разные разговоры не доставляют мне стресса. Я люблю общаться и никогда не терял контакта с реальностью. Но бывают моменты, когда я чувствую себя как в эйфории, почти до предела заряженным. Синапсы в моих нейронных связях вспыхивают и сверкают, как молнии, я становлюсь чересчур общительным, либидо растет, а мышление ускоряется. Кстати, скорость, с которой синапсы общаются друг с другом в мозгу, – это главное. В такие моменты скорость обработки данных в моей голове, которая и так вполне высокая, увеличивается раз в десять.

Я могу быстро схватывать информацию, обрабатывать факты, устанавливать связи, у меня появляется множество идей. Не все из них умные и крутые, есть откровенно глупые, но в таком потоке иногда рождаются классные проекты и планы, над которыми я могу поработать позже, когда эйфория спадет и настроение придет в норму. Обычно я быстро прихожу в себя, иногда даже слишком скоро.

В наши дни все говорят о психическом здоровье, и в этом нет ничего плохого, но разговоры о легкой депрессии в кафе с друзьями далеки от того, чем занимаюсь я. Я стараюсь не брать в терапию людей с не совсем явными биполярными расстройствами, с тревогой, легкой депрессией или ОКР. И, наверное, я не случайно выбрал область именно судебной психиатрии, потому что там я могу полностью абстрагироваться от пациента, могу сосредоточиться на внешних правилах, законах, установленных обществом, судах и тюрьмах и судить о том, что нормально, а что нет, что является приемлемым поведением.

КОГДА МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО С ПРЕСТУПНИКАМИ, НЕКОТОРЫЕ ИЗ НИХ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРОСТО ПЛОХИЕ ЛЮДИ – ОТПРАВИТЬ ИХ В ТЮРЬМУ И ВЫБРОСИТЬ КЛЮЧ!

Но иногда перед вами человек, который настолько нездоров, настолько поглощен психозом, что даже самый хладнокровный наблюдатель не может возлагать на него вину за содеянное им.

Как-то я делал доклад, в котором утверждал, что человек, убивший незнакомца в универмаге, настолько нездоров, что юридически его следует считать невменяемым[24]. Суд согласился. Дело было так. Человек убил кого-то, потому что инопланетяне вылезли из кассового аппарата, пробрались в его мозг, и тогда он понял, что мужчина, обслуживающий его, на самом деле не кассир, а предводитель инопланетян, намеревающихся уничтожить Землю. И… убив его, он сел в электромобиль и перерезал себе горло. В этом случае наказание за содеянное уходит далеко на второй план.

Вот еще похожий случай. Человек убил своего горячо любимого отца вскоре после перехода на новый препарат инсулина, который лишил его способности распознавать надвигающуюся гипогликемию. А затем по рассеянности сделал себе еще одну инъекцию инсулина и отправился сидеть в гостиную, имея необычайно низкий уровень сахара в крови. Потом он пришел в себя, но потерял память – его головной мозг хоть и незначительно, но был поврежден. Так как сознание человека было явно нарушено, вопрос о виновности или невиновности решается довольно просто.

Но, как говорится, легкие случаи – это просто; остальные 99 % – трудные.

И до сих пор я рассказывал в основном о психозе. Как правило, легче понять людей, совершающих плохие поступки, если они бредят или слышат голоса, чем если просто страдают депрессией. Отчасти это происходит потому, что мы не сразу ассоциируем депрессию с угрозой.

На женщину напали на пустыре всего в нескольких метрах от ее дома. Полиция разыскивает мужчину, страдающего легкой депрессией. Это просто не имеет смысла.

Но такое и правда случается.

ЛЮДИ МОГУТ СОВЕРШАТЬ ПЛОХИЕ ПОСТУПКИ, БУДУЧИ В ДЕПРЕССИВНОМ СОСТОЯНИИ.

Однажды я опрашивал восьмидесятилетнего мужчину, который задушил свою здоровую шестидесятилетнюю жену. У него незадолго до преступления диагностировали болезнь Паркинсона, что, по его словам, явилось отчасти причиной, по которой он задумался о самоубийстве. Его дети не поверили в эту версию. А он принял десять таблеток парацетамола, думая, что этого достаточно, чтобы умереть. Конечно же, он не умер. Через неделю после поступления в больницу он подошел к окну, открыл его и выпрыгнул. Он умер.

Депрессия – это не просто плохое настроение, во всяком случае с точки зрения психиатра. Плохое настроение – это всего лишь один из симптомов депрессии, которая может быть легкой, умеренной или тяжелой. И на самом дальнем конце спектра вы можете увидеть бред и галлюцинации. Раньше это состояние называлось психотической депрессией, что отличало ее от так называемой невротической депрессии, которой «нормальным» людям позволено страдать просто по причине превратностей судьбы.

За три месяца до экзаменов и окончания обучения произошло много всего.

К тому времени я жил с Джо, моей будущей женой, в квартире на юге Лондона. Мы оба усердно работали, и она, вероятно, была права в том, что я волновался больше, чем следовало.

Каков инкубационный период ветряной оспы? Как снять боль во время родов? Что делать при кровотечении? Как диагностировать врожденную миотоническую дистрофию? Кто съел весь хлеб?

Я встаю, когда еще нет и 6 утра, работаю до 11 утра, потом перекусываю и устраиваю сиесту, днем немного читаю, а к 5 часам вечера пора заканчивать работу. В 8 вечера я уже с нетерпением жду, когда лягу спать, а к 9 часам вечера требуется мое присутствие, поскольку «это особый случай» или кому-то понадобилась неотложная медицинская помощь… И тут уже непонятно, кто кому должен помочь, потому что я лично к этому времени уже падаю.

Джо, наоборот, начинает оживать