Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение - Бен Кейв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЕСТЬ ОН ХОТЕЛ, НО КАЖДЫЙ РАЗ ЖУТКО БОЯЛСЯ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ, ПОЭТОМУ СЪЕДАЛ ПОЛОВИНУ ТОГО, ЧТО КУПИЛ, ЧТОБЫ, ЕСЛИ ЕМУ СТАНЕТ ПЛОХО, ИСПОЛЬЗОВАТЬ ОСТАВШУЮСЯ ЕДУ В КАЧЕСТВЕ УЛИКИ ДЛЯ ПОЛИЦИИ.
Яд. Другое. Улики…
Он показал мне то, что описал как остальную часть своей диссертации: три огромные папки, полные параноидальных теорий заговора о секретных службах и крупной фармацевтической компании – бредни гениального сумасшедшего.
– Мне просто нужно больше думать над этим, – сказал он мне.
Мы без проблем вернулись в больницу, и я позаботился о том, чтобы одежду, которую он подобрал, хорошо постирали. Мои беседы с ним продолжались. Разговаривать было очень легко и интересно, но мы, похоже, так ни к чему и не пришли. С его точки зрения, с ним все было отлично. Его бред был последовательным и переплетался с переживаниями и галлюцинациями из телевизора.
На следующей неделе я снова обратился к своему наставнику.
– Он все еще отказывается от лекарств.
– Что ты собираешься делать? – спросила она.
– Я продолжу работать с ним.
– Сколько времени тебе нужно?
– Может, еще несколько дней, может, пару недель. – Ответ прозвучал как утверждение, но на самом деле был вопросом.
– А если он все равно будет отказываться?
Я не знал, что сказать.
– Еще несколько месяцев или год? – продолжала она. – Бен, он потерял связь с реальностью. Он тебе нравится, и ты отождествляешь себя с ним, потому что он напоминает тебе тебя самого.
Я посмотрел на нее и улыбнулся этому ее наблюдению.
– Вы правы. Я скажу ему, что ему нужно принять лекарство. Дайте мне двадцать четыре часа.
Она кивнула и улыбнулась в ответ. Одобрила этот план. Я пошел навестить Пола в отделении, используя новый подход.
Я был одет в халат и галстук и говорил более откровенно, чем обычно. Перестал притворяться его другом. Решил стать авторитетной фигурой. После короткой преамбулы я продолжил.
– Пол, мне нужно, чтобы вы начали принимать лекарства.
Я был непреклонен и напорист. Я был человеком в белом халате. Раньше я ходил без него, и вот я снова здесь, теперь в халате.
Он поднял руки вверх, ладонями ко мне.
– Это беспокойный ритм, который создает фармацевтическое отрицание. Я не могу принимать эти лекарства. Они убьют меня.
– Пол, я выписываю вам таблетки под названием «клопиксол». Если вы их не примете, нам придется сделать вам укол.
– Это незаконно. Я подам жалобу властям.
– Пол, у вас нет выбора. Вам нужно начать лечение.
Получилось!
Он посмотрел на меня и сдался. Он стал очень тихим, и за пять минут никто из нас не проронил ни слова. А это очень долго, если вы сидите с кем-то один на один в маленькой комнате. Все это походило на игру в гляделки, в которой нужно было победить во что бы то ни стало.
– Сегодня? – спросил он в конце концов.
Я кивнул.
– Я сейчас принесу таблетки.
Я пошел в кабинет сестер и взял его карту с назначениями. Внимательно наблюдал, как медсестра достала таблетку из пузырька и положила ее в маленький стаканчик. Я наполнил другой стакан водой и вернулся к Полу. Он сидел, обхватив голову руками. Я дал ему лекарство и воду.
Он пристально посмотрел на меня, когда брал таблетку, молча встал и вернулся в свою комнату.
Следующие несколько дней я почти не виделся с Полом. Он сидел в своей комнате и не хотел общаться. Согласившись на лекарство, пусть и неохотно, я думаю, он признал, что проблема существует и что последние несколько лет его жизни стали такими в результате его болезни.
Когда к нему стало возвращаться некоторое понимание ситуации, его настроение заметно ухудшилось. Он быстро впал в депрессию и подумывал о самоубийстве, поэтому ему понадобились антидепрессанты.
Я помню, как несколько недель спустя мы обедали с ним в столовой. Ему становилось лучше, мы строили планы относительно его возвращения домой.
– Бен, могу я спросить вас кое о чем?
– Конечно, – сказал я, пытаясь откопать мясо в моем рагу, высматривая кусочек помягче без жил и жира.
– Я видел, как много людей поступает в отделение. Большинство из них получают лекарства через пару дней. Их колют насильно. Почему вы и со мной не поступили так же?
Я решил говорить честно.
– Из-за неопытности. А потом мой наставник сказал мне, что вы напоминаете мне меня самого.
Пол улыбнулся, посмотрел на свою тарелку и отодвинул ее. Я подумал, не остаточный ли это симптом его болезни, но он прочитал мои мысли.
– Я ужасно растолстел – все это чертово лекарство. – А потом он сказал еще кое-что, и это глубоко запало мне в душу. – Спасибо вам за вашу неопытность.
Пол выписался из больницы примерно через месяц. Он продолжал принимать лекарства, и, когда я в последний раз слышал о нем, он читал лекции по философии в университете.
Экзамены: мыло в глазах
Если бы вы учились на последнем курсе медицинского факультета и вдруг поняли, что сейчас середина марта, а выпускные экзамены уже в июне, вы бы поняли пациентов с тревожными расстройствами или депрессией. Они почти как эти студенты-медики накануне выпускных экзаменов. Тревога не обходится обычно без легкой депрессии, и депрессия, даже самая незначительная, сдобрена, как правило, щедрой порцией тревоги.
Мне по-прежнему было всего двадцать два. Несмотря на то что навязчивые идеи утихли еще в позднем подростковом возрасте, тревога и склонность к депрессии никуда не делись. Я был таким всю жизнь. Вероятно, мне даже не следует использовать термин «депрессия» – ведь у меня и правда все было не так плохо, как у моих пациентов. Я имею в виду всего лишь постоянное самокопание, чувство потери и дурные предчувствия как эффект хронической усталости. Самое плохое, что со мной бывает, – пару дней в год я не могу смотреть в лицо этому миру, не хочу даже вылезать из постели. Читать или работать в такие периоды я тоже не могу – мой мозг велит мне остановиться. Сосредоточиться не получается. У меня нет сил.
Я ОТНОШУСЬ КО ВСЕМУ НЕГАТИВНО. ВСЕ, ЧТО Я МОГУ ДЕЛАТЬ, – СМОТРЕТЬ ТЕЛЕВИЗОР, НО ЭТО УГНЕТАЕТ МЕНЯ ЕЩЕ БОЛЬШЕ. ТАК ЧТО Я СПЛЮ. ВО СНЕ МОЕ
