Очи синие, деньги медные - Роман Солнцев

Купив билеты, хватаю Наташу за руку и бегом - на перрон. И в вагон, где нет никого.

Через минуту поезд тронулся. Из вагона в вагон идут редкие пассажиры. Мы сели справа, на заднюю скамейку у окна, я обнял голову Наташи ( как если бы она плакала или спала) и сам закрыл глаза. Человека с закрытыми глазами труднее опознать. Футляр со скрипкой (вернее, безобразный сверток) прижат Наташей к стенке, полупустой чемодан я поставил на столик вплотную к окну - от этого хоть немного, но темней. - Милый... - шепчет еле слышно Наташа. - Я столько пережила... я, наверно, поседела? - Она дергает левой туфелькой, словно нажимает и нажимает на некую педаль, и я вспоминаю - она и в постели так делает, когда задумывается, и я еще сильнее обнимаю мою красавицу. - Все будет хорошо... - А по телевизору мою фотку показывали... ты видел? - Когда?. - Меня снова охватывает страх. - Показывали? - Раза три... "Ушла из дома и не вернулась". Я чуть не умерла.

Боже мой!.. Нас могут опознать - местное телевидение смотрят во всей области. На вокзале Ачинска стоит толпа, смотрит на выходящих - народ готов ринуться в электричку, чтобы занять места - едут в "столицу". Быстро проходим по краю перрона, мимо мертвых деревьев неопределенного рода в коросте пыли - к базарчику, мимо бабушек, продающих кедровые орехи, сникерсы и магазинный кефир, и оказываемся на площади, где нещадно дымя разворачиваются длинные автобусы.

Я подошел к краснолицему водителю, который курит, поглядывая на часы. - Вы в Кемерово? Возьмете нас? - Стойте вон там, у столба, - загорелый как бес парень кивнул. А может, он и есть черт из моих снов? В мире нет случайностей... - Дежурная проверит билеты, я трогаюсь - а дверь открыта... - Он вдруг пристально глядит на мою Наташу. Мы с ней попятились (неужто узнал?!), отошли в сторону. Попроситься немедля на другой автобус? На который? До Томска?

- Ой!.. - вдруг залилась краской Наташа. - Мне надо куда-нибудь зайти... я тогда постеснялась... а сейчас - я не выдержу дорогу... - Ну, конечно. - Как же не подумал, эгоист и болван. Когда она вернулась, кемеровский автобус все еще не двигался, пыхтя компрессором. И к счастью, водитель, забыв про мою Наташу, весело шептался с девицей в черной кожаной куртке, с соломенными волосами по плечам. Они оба лузгали семечки. И ни одного милиционера. - Слушай, а тебе не надо каких-нибудь лекарств? - Они мне выписали антибиотик... я уже допиваю... Взяла с собой, не беспокойся. Через два часа на автобусе с краснолицым водителем мы въехали в чужую губернию, как сказали бы в прошлом веке. Я пытался вспомнить, есть ли у меня знакомые в этих краях. Приятели-музыканты живут в Новокузнецке... джазисты в Новосибирске... а вот в Кемерове... Но, повинуясь неясному чувству, решил: едем именно в угольную столицу. Там шахтеры, там бастуют, там море милиции, там наверняка никакой мафии. А не купить ли мне в самом деле за доллары скрипку получше? Не пускать на ветер деньги, а стать владельцем высококлассного инструмента? Он заставит меня снова, как в юности, работать днями и ночами... трепетать, надеяться... Может быть, удастся победить болезнь пальцев, усиленную - скажем прямо - пьянством, отчаянием, безволием, тихой радостью посредственного таланта - мол, и так неплох в провинции? На безрыбье и ерш - осетр? И женщина бы поняла - любая женщина хочет верить в нечто высокое, несбыточное. И даже чем несбыточнее мечта, тем больше верит любящая женщина, страдает вместе с тобой, жалеет тебя. А уж девчонку и вовсе можно научить любить музыку, полюбить страсть безмерной работы? И начнется для нас новая, красивая жизнь? Но если Мамин так упорно ищет Наташу... а поскольку я исчез, ищут теперь и меня... человека со скрипкой везде заметят, запомнят и - мигом выведут пред блаженно сомкнутые маминские очи. Надо бы и эту-то старую куда-нибудь прочь убрать... Но что я еще умею? Стихи Блока читаю километрами - кому нужен Блок? "... Девичий стан, шелками схваченный в туманном движется окне..." Это перебивается омерзительными текстами про другие окна: "Сижу на нарах, как король на именинах, и пайку серого желаю получить... Гляжу, как сыч, в окно, теперь мне все равно, я никого уж не сумею полюбить!" - О чем думаешь? - шепчет, прижимаясь к мне, Наташа. И игриво смеется. - Я тоже. - Какая она еще глупышка. А мне бы с ума не сойти... Среди елового леса возник красный городок строящихся коттеджей... свежие доски высыпаны на землю, стропилами обозначены ампирные крыши... кое-где блестит жесть, сверкает сварка... Вишневые и цвета перезрелой сливы округлые иномарки приткнулись где попало... Значит, город близко. Не остановиться ли здесь? Помню, мне уважительно говорила родня бывшей жены, что я ловко и точно - как по ниточке - загоняю гвозди. И кирпич кладу аккуратно, как задумчивый картежник карты. Особенно поражало деревенских родственников, почему я красную нитку вокруг головы наматываю. Что ли, в какую-то особенную веру подался? С ума сошли нынче с верами. А это - чтобы волосы не мешали. Да из пижонства тоже, конечно. - Выходим!.. - я поднял Наташу. - Быстро!.. Водитель удивленно покосился, но дверь открыл. Мы остались одни на шоссе. Сыпал мелкий осенний дождь - полутуман-полудождь. Есть такое великое русское слово - дождичек. Так вот, именно он и сеялся, когда мы с Наташей сошли из автобуса на чужую землю. И обгоняя события, сразу скажу, что первый вопрос, который нам задали строители коттеджей, вечно пьяные диковатые парни: - Документы есть? - Нет!.. - догадалась счастливо ответить Наташа. Но я-то, обалдуй, уже протягивал краснокожую книжицу. Один парень, похожий на казаха или хакаса при усах и бородке Христа, быстро выхватил ее у меня: - Тэк... Сабанов... о-о, так вы из вотчины великого Мамина?! Как он там?! Говорят, всех соперников по Енисею пустил - присобачил снизу к плотам?!

И здесь слышали про Валерия Петровича! А может, и телевизор наш смотрят, и Наталью сейчас признают? Усиленно подмигивая, чтобы перенести от нее на себя внимание, я пробормотал:

- Насчет паспорта... он кого-то тамошнего... А фотка - моя. Хорошо приклеил?!

Хакас ( или казах), хохотнув, внимательно оглядел фотокарточку в паспорте: - Класс!.. Так вы сами не оттуда? - С Урала, - соврал я. - С родины президента. Почему-то это сообщение всех развеселило. И один бомж (иначе его не назову - весь грязный, в опилках, со спутанными волосами, в кедах без шнурков) заорал, размахивая руками, как крыльями: - Мы тебя будем звать "Перзидент"! У нас тут у всех клички. - А тебя как зовут? - напористо осведомился я. - Воробей, Воробей меня зовут!.. И вот таким образом мы с Наташей вошли в новый для нас мир.

16. И снилось мне - в угрюмом зале, где две-три лампочки и мгла, мои знакомые стояли - толпа немая замерла. Кто превратил их в белый мрамор? Какой неведомый мороз? Вот это кто? Ах, это - мама. Я обнял и ослеп от слез!