Самолеты летят к партизанам (Записки начальника штаба) - Александр Верхозин

А. Н. Сабуров в своей книге «У друзей одни дороги» рассказывает об одной из встреч с летчиками:

«Через несколько дней мы все же дождались на свой аэродром самолетов с Большой земли. Пилоты Лунц и Слепов доставили нам из Подмосковья несколько тони взрывчатки.

Великая радость охватила партизан!.. Самыми горячими словами благодарили мы боевых друзей — авиаторов полка, которым командовала Герой Советского Союза Валентина Степановна Гризодубова. Очень хотелось сделать летчикам что-нибудь приятное. И мы погрузили в самолет Слепова несколько кабанов, сопроводив эту живую посылку просьбой на имя командира: не зачислять наш подарок в строгие военные нормы питания…

Крылья Родины! В глубоком тылу противника эти слова имели особый смысл» 2.

Партизанское соединение под командованием Алексея Федоровича Федорова, перед тем как совершить поход в глубь Украины, продолжало пополнять запасы оружия и взрывчатки. Еще в начале марта Запыленов, Федоренко, Быков и Лебедев совершили 10 вылетов на площадку Мглин. В это же время вылетел к своим отрядам из Москвы и А. Ф. Федоров.

Последние две ночи Алексей Федорович ночевал у меня в комнатке. Мартовская погода неустойчива. Три дня мела снежная пурга. Вылеты задерживались.

Провожать Федорова приехали товарищи из украинского партизанского штаба. Зашла в самолет перед вылетом и Валентина Степановна. Сказав несколько напутственных слов летчику, она обменялась крепким рукопожатием с партизанским командиром.

— До скорой встречи после победы, — сказала Гризодубова и вышла из самолета.

Весной 1943 года установилось почти регулярное воздушное сообщение между партизанскими районами и Большой землей. Оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие и одежду — все, что могла, не жалела Родина для народных мстителей. Партизаны вели бои в тылу врага, разрушали коммуникации немецко-фашистских войск, срывали его замыслы, передавали командованию Советской Армии ценные сведения о противнике.

Многие летчики нашего полка отличились в боях и получили высокие правительственные награды, повышение в должности и воинском звании. Степан Семенович Запыленов стал майором, его назначили заместителем командира 101-го авиаполка, эскадрильями командовали майор Виталий Иванович Масленников, капитаны Георгий Владимирович Чернопятов и Борис Григорьевич Лунц. Командиром дивизии назначили полковника Ивана Васильевича Филиппова, а Виктора Ефимовича Нестерцева утвердили командиром корпуса, ему присвоили звание генерал-майора авиации.

«Стол размокает»

В начале марта в полк приехал начальник штаба партизанского движения Белоруссии Петр Захарович Калинин. Он был крупным партийным работником, но держал себя просто, как рядовой человек, говорил неторопливо и негромко, спокойно выслушивал любое мнение, относящееся к делу. Летчики знали и уважали его. Если Петр Захарович присутствовал при подготовке к полету, они спрашивали, его, какова обстановка в том или ином партизанском отряде, и всегда получали исчерпывающие ответы.

На этот раз Калинин привез задание, утвержденное Центральным штабом партизанского движения, на полеты в разные районы оккупированной Белоруссии. В разговоре с Гризодубовой о предстоящей работе Петр Захарович высказал просьбу больше посылать самолетов с посадкой и тут же заверил:

— Площадки в отличном состоянии, выбраны на хорошем твердом грунте с травяным покровом.

Полк приступил к полетам в разные районы партизанской Белоруссии. Летчики докладывали об отличной погоде. Все шло хорошо, и мы радовались успешным полетам. Утром 13 марта ко мне вошел представитель белорусских партизан.

— Привез маленькое изменение к плану полетов и большую просьбу, — сказал он, поздоровавшись. — Да вы прочтите сами. — И вручил мне пакет.

В нем оказалась небольшая записка:

«Гризодубовой. Прошу Вас в ночь с 13 на 14 марта послать самолет с посадкой к партизанам Кличевского района на площадку Голынка. Калинин».

— Почему такая спешка?

— Видите ли, командир партизанского отряда Яхонтов радирует: «Стол размокает».

«Странно», — подумал я, но, привыкнув к зашифрованным разговорам, понял так: «стол» — это аэродром, а «размокает» — оттаял грунт и скоро невозможно будет сажать самолет в Голынку. Вот, наверно, и забеспокоились кличевские партизаны. Звоню в Москву Калинину.

— Петр Захарович, — начал я, — сегодня посадить самолет в Голынку никак нельзя. Летчик Бибиков, которого так восторженно встречали в Усакинском лесу, в декабре погиб. А без просмотра площадки посылать другого летчика… сами понимаете. Тем более площадка размокла.

— Слушайте, Верхозин. Передайте Гризодубовой, что все будет в порядке. Стол размокает, но площадка хорошая.

— Что-то крутят партизаны, — недоумевали мы.

Гризодубова решила послать в Голынку экипаж Степана Запыленова.

— Сбросьте боеприпасы с парашютами и посмотрите площадку, — сказала она летчику. — В следующую ночь будете на нее садиться.

Степан Семенович после поломки самолета в Смелиже летал к партизанам больше, чем его подчиненные. Наученный горьким опытом в Брянском лесу, Запыленов, чтобы лучше изучить площадку, попросил Валентину Степановну разрешить слетать в Голынку с выброской груза и на вторую ночь. Два дня раздавались телефонные звонки из штаба белорусских партизан. Разговор неизменно заканчивался одной и той же просьбой: «Сажайте самолет в Голынке, стол размокает».

В ночь на 16 марта Запыленов летал к партизанам Кличева с посадкой. Утром за завтраком, слушая неторопливый рассказ (правда, говорил больше штурман Виктор Дмитриевич Зайцев), я будто сам побывал в Усакинском лесу. На партизанском аэродроме собралось много народу. Людям хотелось увидеть свой, советский самолет. И когда из него неторопливо вышел высокий, чуть сутулый, в кожаной тужурке летчик, партизаны встретили его, как самого родного и близкого человека, с которым давно не виделись. Пока разгружался самолет, летчик и командир партизанского отряда обменивались новостями и взаимными просьбами.

— Прикажите, пожалуйста, — говорил Запыленов, — срубить вон то дерево, что стоит напротив крайнего костра. Оно будет мешать взлету.

Командир тут же отдал приказание.

— Просьба к вам, — сказал он Запыленову. — Привезите медикаменты. Есть у нас легкораненые, могли бы их подлечить в отряде. А тяжелораненых 50 человек. Их обязательно нужно вывезти на Большую землю. Не выживут здесь. Мы просим вас прилететь к нам с посадкой еще раза три.

— Всех вывезем, — заверил Степан Семенович, — лишь бы аэродром ваш не размок.

— Да что вы, аэродром наш не хуже Центрального в Москве. Ангаров только не хватает.

— А что же вы радируете, что стол размокает?

— Ну, так это стол, а не аэродром, — рассмеялся Яхонтов. — Сегодня отправляем его с вами в Москву, а заодно и хозяина стола увезете.

Запыленов, слушая, еще больше удивлялся и не понимал, о каком столе идет речь.

— Вы думаете, в Москве столов не хватает?

— Да, такого и там нет. Наш стол… Его показывать никому нельзя… — Яхонтов недосказал: к Запыленову подошел штурман экипажа Зайцев.

— Самолет загружен, темного времени остается мало, надо улетать, — сказал он.

— Какая загрузка?

— Нормальная, товарищ капитан: семнадцать раненых, пять детей и один человек с запакованным в рогожу столом.

Пожали Яхонтову руку.

— А о столе вы мне завтра расскажете, — попросил Запыленов.

В сопровождении большой группы партизан пошли к самолету. Каждый, говоря «до завтра», жал по-дружески, изо всей силы руки Запыленову и Зайцеву, изливая свои чувства к представителям Большой земли.

В полете Запыленову не удалось поговорить с хозяином стола.

На аэродроме к самолету подъехал небольшой автобус Белорусского штаба. Пока я разговаривал с летчиком о состоянии партизанского аэродрома Голынка, стол перенесли в автобус и увезли вместе с его хозяином в Москву. В тот день мы так и не узнали, что за таинственный стол привез Запыленов.

В следующую ночь, когда закончились приветствия в адрес прилетевших летчиков, командир партизанского отряда Яхонтов взял Запыленова под руку и повел к ярко горевшему костру.

— Ну ты и молодчина. Если бы в Москве знали, сколько сил придает самолет партизанам, и чаще слали к нам на помощь вот таких летчиков, ей-богу, Гитлеру капут был бы намного раньше. Слушай, Степан. Решили мы вам подарок в знак нашей партизанской дружбы преподнести. — С этими словами Яхонтов протянул руку. — На, бери, это от нас летчикам на память.

При свете костра Запыленов увидел в руке Яхонтова лист бумаги.

— Будете смотреть и вспоминать, как вас партизаны встречали, — продолжал Яхонтов, — это же рисунок, карандашный рисунок. Смотрите, что на нем написано.