Клуб "Твайлайт". Часть 1 (СИ) - Ефремова Тата

— И все-таки хорошо, что я родился сейчас, а не тогда.

— Почему?

— Ты знаешь, почемучка. Слушай, — он нажал на кнопку.

Марина вслушалась. Мелодия накатывала волнами, от смысла песни щемило в груди и хотелось плакать.

— Ренат, представляешь, я все-все понимаю! Каждое слово! — удивилась Марина. — Когда это я выучила английский?!

Ренат не ответил. Марина чувствовала его теплое дыхание на волосах. Она слушала. Слушать было тяжело: дерево шуршало листвой, из плеера пробивалась другая мелодия, Марина ее узнала: Фрэнк Синатра «Странники в ночи». Песня становились все громче. Навязчивый голос Синатры перебивал сладкую мелодию «Эпитафии».

— Ренат, выключи, я не слышу! Выключи вторую песню! Ренат!

Ренат молчал. Марина подняла голову. На поляне она была одна. Ветер шелестел листвой липы над головой. Внизу под холмами парковой зоны виднелось здание университета. Почему-то пахло аптекой. Фрэнк Синатра шумно исполнял «Странники в ночи»…

Марина проснулась и какое-то время ошеломленно моргала, вглядываясь в серый потолок комнаты профилактория. Сон растворился, оставив боль в сердце и привкус разочарования. Из сновидения не стерлись только шуршание дождя да Синатра, орущий из телефона. Марина поняла, что еще не разу не слышала, как звенит ее новый мобильный, а настройкам занимался Боря.

— Что за хрень? — с досадой проговорила она, шаря по полу.

— Я думал, тебе понравится, — бодро отозвался Борис из своего угла. — Классика.

— Угу, классика… Алло.

Это был Вазген. Заискивающе интересовался, выйдет ли Марина сегодня на работу. Марина сказала, что не выйдет. Даже не стала объяснять, почему. Только напомнила работодателю, что из профилактория ее скоро попросят. Вазген завздыхал, согласился дать ей еще один выходной, сказал, что поищет другое жилье. Марина умолчала о том, что больше не собирается работать на «Каталке», и положила трубку.

— Значит, проведешь весь день со мной? — вкрадчиво поинтересовался Боря, уже вполне резво, но с тенью боли на опухшем лице переворачиваясь на спину.

— И не надейся, — сказала Марина.

Она села, натянув на коленки старое летнее платьице, в котором спала. Холодно кивнула массажисту:

— Что?

— Да ничего, — отозвался тот, откровенно ее рассматривая одним открытым глазом и щелочкой второго. — Злишься, Маринкин?

— Ничуть.

— Я же вижу. Какие планы на сегодня?

— В супермаркет схожу. Тебе капельницу надо поставить.

— Терентьич сказал, приедет — поставит.

— Он же не собирался приезжать…вроде.

— Не собирался. Ему ближний свет сюда из посёлка. Но приедет. Заинтересовала ты старика.

— Это чем же?

Марина поднялась, выглянула в окно — джип был на месте. Она пошла в ванную, крикнула оттуда:

— Ночью вставал? Чего меня не разбудил?

— Сам справился. Кружило немного только… Чем заинтересовала? Это у тебя спросить надо! Думаешь, он ради меня сюда поедет? К моим выкрутасам он уже привык, да и капельницу я себе и сам смог бы поставить… Не, я не в том смысле! Кардашев порядочный мужик, интеллигент, творческая личность… возраст, опять же! Просто он художник! Известный! Вечно в поисках интересной натуры. Что, не слышала?.. А чему я удивляюсь? У тебя даже телека нет!

Марина вышла из ванной с зубной щеткой во рту, бросила на кровать к Боре свой мобильный:

— На. Мелодию поменяй. Поштавь какие-нибудь… колокольщики.

— Чем Синатра не угодил?

— Угодил. Надоел просто. У нас его по кабакам петь любят с рязанским акцентом.

— И часто ты… по кабакам?

— Случалось.

— Я же говорю: девушка-загадка. Вся такая недотрога на вид, но с анамнезом… прочитать бы историю твоей болезни… Ты во сне звала какого-то Рената, — Борис оторвался от экрана телефона и встретился с Мариной взглядом.

— Я иногда разговариваю спросонья, — сухо сообщила она. — Только если сильно устаю. Не пугайся.

— Кто такой Ренат?

— Что тебе купить в маркете? Что тебе вообще есть можно?

— Не беспокойся. Терентьич все привезет. Одна просьба. У меня там у кабака машина припаркована. Надеюсь, бойцы до нее не добрались. Ключ в кармане джинсов. В багажнике коробка — как раз забрал телевизор из кабинета, принеси. Я тут загнусь от скуки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

У джипа прохлаждался крепкий парень в бейсболке. Он затушил сигарету, двинулся за Мариной по тропинке. Она шла, не чувствуя ног, теребя телефон в кармане брюк. Выскочила из рощицы и припустила туда, где у киосков толпились люди. Но «боец» и не собирался ее преследовать — накупил пирожков у дагестанцев и пошел назад. Видимо, специалисты по удалению татуировок проголодались. Марина, продышавшись влажным морским бризом, повернула к Лесенкам.

…Дождь и серое море. На пляже было пусто, у шезлонгов, ругаясь и гогоча, возились чайки. Марина впервые с конца мая пропустила утреннее купание и тренировку на боксерской груше в старом спортзале профилактория. Она клевала носом, плетясь обратно. Взбодрил ее только вид покупок, разложенных на столе у Анзура: шмат мяса с косточкой, молодая свеколка, сочная морковь, от которой она — не выдержала — отхватила и отправила в рот кусочек, аккуратные помидорки-сливки. Марине пришлось перед готовкой отмыть электрическую плитку и стол — на кухне она всегда была, как хирург, — не терпела грязи. Пока варилось мясо, она поднялась к себе. Борис смотрел телевизор, подвешенный над кроватью. Крошечная антенна, выброшенная в окно, ловила только два канала. По экрану шли титры, играла печальная мелодия. Массажист фыркнул, щелкая пультом:

— Пришлось смотреть наш сериал. Говно.

— М-м-м? — отозвалась Марина, роясь в ящичке. — Почему?

— Два друга влюбились в институте в одну девушку. И вот спустя тридцать с лишним лет, уже с седыми буклями и латексными морщинами, они до сих пор не могут поделить предмет страсти. Кто там у них на канале сценарии пишет? Ты в такое веришь?

— М-м-м.

— Я ж забыл, ты не романтик. Но даже я не верю.

— Может, сыграли плохо?

— Скорее всего. Актриса далеко не секс-бомба. И все эмоции изображает одним приемом — выпучиванием глаз. Я бы мимо прошел, даже не заметил.

— Может, их все время сталкивало? Ситуации… совпадения… может, даже конкуренция… — Марина нашла упаковку одноразовых перчаток, достала несколько пар. — Натыкались везде друг на друга, сами не желали, так получалось, интересы пересекались…

— Может, — Борис зевнул. — Я начало не смотрел.

— Чем закончилось?

— Она осталась с тем, кому гримеры удачнее всего приклеили седые усы. А второй благородно уступил… О, новости! Хоть что-то.

Кардашев постучался, как раз когда Марина устала сражаться с банкой маслин — ключ-кольцо сорвался и пришлось орудовать ножом.

— Простите. Боря сказал, вы здесь.

— Входите, Георгий Терентьевич.

— Хозяева не будут против?

— Нет, они до вечера на стройке.

Кардашев вошел, осмотрелся. Протянул руку:

— Позвольте.

Врач ловко открыл банку, ухватив пальцами загнувшийся край крышки. Марина высыпала маслины в кастрюлю:

— Суп почти готов. Налить вам?

— Не откажусь. Друзей ваших не объем?

— Шутите? Я на роту наготовила. Сметанки? Лимон?

— Спасибо, — Кардашев без всяких церемоний учелся за стол. — Очень аппетитно выглядит, это я удачно зашёл. Любите готовить?

— Наверное, — Марина прислонилась к подоконнику, рассеянно вытерла с ладони засохшую капельку свекольного сока. — От бабушки научилась. Бабушка у меня была — всем поварам повар, столько рецептов хранила. Кое-что я успела усвоить, не все, к сожалению.

— Солянка тоже бабушкина?

— Да. Не по точному рецепту, конечно. Нужно свеклу с морковью в томатах в духовке запекать, бабушка говорила «до зеркала», чтоб блестело. Она меня учила и приговаривала: когда-нибудь с благодарностью вспоминать будешь. Как в воду глядела… Однажды…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Марина замолчала, раздумывая, стоит ли продолжать, гость терпеливо ждал. От его серьезного лица и сочувствия во взгляде ей нестерпимо захотелось говорить дальше.