Адская рулетка - Леонид Влодавец

Но об этом я припомнил только спустя сутки с лишним. Как и о том, какой мы с Викой подвергались опасности, погрузившись в искусственную реальность. Мозг просто констатировал, что кошмар закончился, я жив и не ощущаю даже простудных недомоганий. Более того, чувствую кое-какой прилив сил. Одеяло греет, а еще больше греет Вика. Подушка мягкая, Вика — голая. Я тоже голый и могу, прижавшись к ней, почувствовать сразу все ее горячее тело. Гибкое, сильное и бесстыжее.

Темнота в комнате была абсолютная. Мы даже контуров друг друга не видели. Нельзя было ни блеска глаз углядеть, ни каких-либо отсветов на коже.

Но мы легко нашли друг друга. На ощупь, под одеялом. Сперва мягко прильнули друг к другу согревающимися телами, обвили руками бока и спины. Потерлись щекой о щеку, уперлись лбами. Потом носик Вики оказался совсем рядом с моими губами, и я не отказал себе в удовольствии его легонечко ущипнуть. А потом губы соприкоснулись с губами, языки пощекотали друг друга, Вика крепенько прижалась к моей груди ласковыми пышечками, поерзала своим пушистым местом по моему животу, сладко и нечленораздельно мурлыкнула.

— Бесенок! — прошептал я ей в ушко, лизнул бархатистую мочку, провез губы по щеке к подбородку, потом от подбородка к глазунчику, забрался на нос и снова перескочил на губы. А добрая лапка уже шебаршилась где-то там, под одеялом, возбуждающе поскребывая коготками мою спину, а потом словно бы с ленцой перебралась на бедро.

— Я не бесенок… — прошелестел притворно-детский голосочек. — Я бесовочка… А бесенок — вот.

Ладошка бережно ухватила то, что неторопливо росло и крепло, но еще не дошло до кондиции.

— Ленивый какой… Я тебя накажу! За опоздание на службу переведу на грязную работу. Понял? Ну-ка просыпайся, свинтус!

Пальчики так славно его теребили, а ротик болтушки наполнял мои уши такой милой похабщинкой, что пристыженный лентяй живо напрягся и принял строевую стойку.

— Молодец мужик! — Плавно пропустив инструмент через ОТК в составе двух сумевших замкнуться в колечко пальчиков, Вика убедилась в его твердости. — Пожалуй, ты у меня премию заслужишь…

И она головой вперед юркнула под одеяло, пощекотав меня по груди и животу своей взъерошенной, жестковолосой, а оттого чуточку колючей, но приятной шевелюркой.

Ладошки несильно сжали с двух сторон отличного строевика. Поерзали по нему взад-вперед, будто скатывая колбаску из теста. Потом его обдало теплым и влажным, неровным дыханием. Легкое прикосновение мягкого и мокрого… Язычок с мелкими пупырышками притронулся к упругой боеголовке, лизнул, спрятался, пять лизнул… Нет, это не могло остаться безнаказанным!

Я тоже полез под одеяло, где было душновато, раздвинул, взявшись за подогнутые колени, Викины податливые, но тугие ляжки и уткнул лицо в колючий ворох волосков. Hoc — спасибо прапрабабке Асият, не самый маленький достался! — прокатился по неглубокой бороздке, нашел мокренькую трясину и — бульк! — провалился туда. Подрыгался из стороны в сторону, потерся о пимпочку…

А откуда-то из дальнего далека долетало ласковое и бесстыжее чмоканье Викиного ротика. Должно быть, понравилась деточке сосочка. Шевелились и пальцы, поглаживая мешочек с орешками…

Разобравшись в ворохе волос, я пальцами расчесал их на пробор, не удержавшись от того, чтоб пару раз не утопить большой и указательный в скользкой теплоте, а потом осторожно, чтоб больно не сделать, растянул краешки в стороны. Языком по скользкому! Языком по солененькому! Языком до пимпочки! А потом опять носом!

Я — здесь, она — там. «69» — как именует такое мероприятие мировая общественность. Но она все же настоящая южанка, темперамент погорячее моего, даром что это тело американские ирландцы выстругали. От Украины немало осталось. И разогрелась раньше и задергалась в нетерпении. Даже зубками один раз цапнула. А потом испустила свое неподражаемое:

— Ы-ы-х-х…

И тут я чуть не помер. Потому что Викины ляжечки меня так сдавили в висках, что едва башку не сплющили. Это ведь не пухлая Ленка или рыхлеющая Марьяшка. Это тело тренированной боевички все-таки, надо осторожнее. Где-то в глубине своего отупевшего мозга я представил, как Вика ломает шейные позвонки вероятному противнику. На секунду, но представил. Потом этот секундный испуг прошел, и все опять стало по фигу.

Воспользовавшись тем, что Вика меня отпустила, я подхватил ее, безвольную-вареную, под плечи и перевалил головой на подушку.

— Давай по-нормальному…

— Даю, даю… — раскидываясь, прокаламбурила Вика. — Иди до дому, «пыжик»!

— Между прочим, — заметил я, укладываясь между нетерпеливо подрагивающими ножками и ощущая, как ловкие пальцы Вики подхватывают инструмент, — он сроду был «главной толкушкой».

— Мне «пыжик» больше нравится… У-ух… Нехай лизе!

— Не Лизе, а тебе, — ответил я на это самостийное выражение. — Поехали!

Тут было не до каламбуров. Вика лежала относительно спокойно не больше минуты. Потом в ее теле словно мотор заработал. Правда, как в прошлый раз ноги к животу не поджимала, но попа работала как на пружинках.

Доведя ее до второго «ы-ы-х-х» в семейно-супружеской позиции на спинке, я перекатил ее на бок, ухватил за крепкие ягодицы и продолжил.

— Ой, здорово! — провизжала Вика. — Ой, как же хорошо! Да что ж ты со мной делаешь?

— Это еще кто с кем делает… — пробормотал я и начал гнать вовсю, на финиш. Эх, залетные!

В общем, закончили.

Разморенные, вымотанные, опять стали помаленьку засыпать. Возможно, что даже час-другой и поспали, только мне это не запомнилось. Снов не было.

А вот то, как громко щелкнул замок, ярко вспыхнул свет и в нашу спальню-камеру-палату вошел Чудо-юдо в сопровождении Зинки, мы хорошо запомнили.

— Ой! — Вика пискнула так, будто была мне не законной женой, а самой запретной любовницей. — Постучали бы сначала! Мы не одеты…

— Дуэт обормотов! — прокомментировала Зинаида. Я глупо захихикал.

— Ладно, — поморщившись, сказал Чудо-юдо, — что с них возьмешь? Они сейчас как детишки, которые добрались до банки с вареньем, половину слопали и попались родителям. А теперь ждут, что с ними сделает папа. То ли выпорет, то ли просто пожурит. Ну а папа сейчас молит Господа Бога, чтоб детишки не обожрались и чтоб варенье оказалось не испорченным. Потому что ему будет очень жалко, если у них животики заболят. Жалеет дитятей неразумных. Особенно доченьку, то бишь невестку бестолковую. Поскольку они сейчас все равно ни черта не смогут понять, то лекции, нотации и экзекуции придется отложить, условно говоря, до вытрезвления.

— А мы вовсе не пьяные, — обиделась Вика.

— Но — наколотые. То, что я предписывал Диме, — предусматривалось. А вот то, что еще и себя решила дурой сделать, — мне и в голову не приходило. Как говорится, аналитики подвели. Тем не менее, если у вас еще хоть что-то в головах осталось, посмотрите вот на эту дискету (Чудо-юдо вытащил из бокового кармана маленькую «трехдюймовку».) Здесь ваш страшный Белый волк. Отважные поросята или козлята — более приемлемого наименования для вас не подберу — самым дурацким образом выманили гнусного зверюгу из логова, не дожидаясь, когда придет старый охотник Хенк, и чуть-чуть не попали на зуб хищнику. Но старый охотник Хенк, как и положено по законам жанра, появился только в самом конце сказочки, чтобы обеспечить законный хэппи-энд и не допустить сокращения поголовья парнокопытных, а также мелкого рогатого скота. До этого он сидел высоко на дереве и давал умные советы и ценные указания. Благодаря этому поросятам и козлятам только чуть-чуть хвостики покусали.

— Но тут пришла добрая фея и помазала им попки зеленкой, — добавила Зинуля.

Само собой, в роли доброй феи она видела себя. Я, находясь, в этом придурочном состоянии, был не способен понять что выражает физиономия того или иного субъекта. То есть пребывает ли он в беззаботно-шутливом расположении духа или саркастически ехидничает со злости. Поскольку препарат вовсю действовал, до меня доходил только юмор. Все казались добрыми и

хорошими, а потому никакие подвохи и колкости не замечались. Но уже после того, как одурманивающее снадобье перестало делать из меня тупоумного обормота, пришло понимание, Зинуля в тот момент была не просто зла, а прямо-таки разъярена. Впрочем, обо всех этих нюансах я стал способен размышлять только через сутки с лишним. А тогда, услышав Зинулину фразу насчет доброй феи, я заржал от души.

— Смейтесь, смейтесь, — строго произнес «охотник Хенк». — Вот если б большой злой Белый волк вам все пооткусывал, вы бы плакали горючими слезами, а сделать ничего не могли. Но все-таки хэппи-энд состоялся. Теперь Белый волк сидит в клетке (он торжественно потряс дискетой), и жизни поросят с козлятами ничего не угрожает. А в компьютерную игру с виртуальным аппаратом, танками, подземоходами и камикадзе можете поиграть как-нибудь на досуге. Разумеется, сидя за монитором, а не внутри игры. Так безопаснее и веселее.