Умри сегодня и сейчас - Сергей Донской

Несмотря на столь грозное предостережение, завтрак, выражаясь протокольным языком, прошел в теплой, дружеской обстановке. Вера и Ингрид, словно сговорившись, обменивались не колкостями, а дежурными улыбками и довольно мило щебетали о всяких женских пустяках. Пользуясь тем, что его не перебивают, профессор поведал Бондарю о своих планах по созданию новой методики для выявления антигенного состава бактерий, вирусов, клеток и тканей.

– Это будет просто замечательно, – одобрил Бондарь. – Попахивает настоящей революцией в биологии.

– Что вы, что вы! – засмущался Виноградский. – Первооткрывателем в этой области стал Эрлих, разработавший так называемую «теорию боковых цепей». Она обосновывает механизм образования антител к чужеродным веществам экзо– и эндогенного происхождения.

– Эрлих – голова, – уважительно сказал Бондарь. – Кажется, его недавно выдвинули на соискание премии. Что-то такое промелькнуло по телевизору.

– Какой премии? – опешил Виноградский.

– В точности не помню. Государственной, надо полагать.

– Но Пауль Эрлих умер!

– Значит, это был просто сюжет о его безвременной кончине, – нашелся Бондарь.

– Он умер в начале прошлого века, – не унимался Виноградский.

– Бедняга. Но кое в чем ему повезло, этому Эрлиху. Не довелось ему увидеть воочию, в какой упадок пришла современная микробиология.

Неожиданный перевод беседы в иное русло оказался удачным.

– Заблуждаетесь, Евгений Николаевич! – горячо возразил Виноградский, глаза которого приобрели несомненное сходство с совиными. – Микробиология на пороге своего невиданного расцвета. В настоящее время весь мир переживает тяжелейшие потрясения, и это не удивительно. Человечество вступило в окончательную фазу эволюции, в Третью мировую войну. – Обняв Ингрид, профессор развил свою мысль, дирижируя чайной ложечкой, перепачканной йогуртом. – Сегодня специалисты моего профиля котируются, как никогда, высоко. Например, Соединенные Штаты не жалеют никаких средств для тех, кто способен создать эффективное бактериологическое оружие новой эры. С его помощью можно стереть с лица земли две трети лентяев и нахлебников, стоящих на пути прогресса.

Поскольку Бондарь на мгновение сомкнул веки, ему почудилось, что тираду завершил безумный хохот гиены. Однако, открыв глаза, он увидел перед собой всего лишь хихикающего Виноградского, весьма довольного собой и своей ролью в истории.

– Спасибо за угощение, – сказал Бондарь, вставая из-за стола. Он разделял мнение профессора о том, что Третья мировая война уже началась и идет полным ходом, но собирался не только уцелеть, но и выйти из этой войны победителем. – Что-что, а заражать своим оптимизмом вы умеете, Сергей Николаевич, – продолжал он, улыбаясь. – Как всегда, было приятно пообщаться с вами. Но теперь, с вашего позволения, я вынужден откланяться. Вместе с вашей доброй феей, как вы справедливо изволите ее называть.

– Караул! – шутливо завопил Виноградский. – Мою невесту похищают! Грабеж средь бела дня!

– Я постараюсь скрасить ваше одиночество, профессор, – так же шутливо произнесла Вера, но у Ингрид при этих словах лицо дернулось, как от пощечины.

– Я буду готова через минуту, – пообещала она, стремительно скрывшись в спальне. Наспех пожелав Бондарю счастливого пути, профессор засеменил следом.

Прощание с Верой длилось не дольше, чем того потребовал короткий поцелуй, а потом Бондарь вышел на крыльцо и принялся обозревать окрестности. Его основное внимание было сосредоточено на водонапорной башне, где промелькнуло что-то смахивающее на отблеск оптического окуляра.

– Кто там живет? – поинтересовался он у присоединившейся к нему Ингрид.

– А кто может жить на водонапорной башне? – удивилась она.

Результаты простенького теста вполне удовлетворили Бондаря. Разве способна современная горожанка, тем более из Америки, отличить водонапорную башню от зернохранилища или пожарной каланчи? Ингрид явно не была той, за кого себя выдавала. Впрочем, всяческие сомнения на сей счет исчезли еще вчера.

Держась несколько скованно и отчужденно, они сели в машину. Не прошло и двух минут, как набравшая скорость «Ауди» помчалась в сторону Пярну. Бондаря не слишком удивило отсутствие «хвоста». Сообщникам Ингрид был известен конечный пункт их маршрута, так что вступить в игру они могли на любом этапе. Попытаются ли они устроить банальную аварию или придумают что-нибудь позаковыристее?

– Почему вы все время хмуритесь и поглядываете в зеркало заднего обзора? – поинтересовалась Ингрид.

– Боюсь, что на нас могут напасть, – честно признался Бондарь.

– Кто?

– Ваши поклонники. Вы сегодня такая неотразимая.

Ингрид, сменившая юбку с гетрами на джинсы, облегченно расхохоталась.

Обогнув городок, «Ауди» выехала на шоссе, ведущее в столицу. По своему качеству оно ни в чем не уступало знаменитым немецким автобанам. Асфальт был уложен столь гладко, столь ровно, что на нем не было ни одной лужи, ни одной трещинки. Бондарь вознамерился разогнаться хотя бы до ста двадцати километров, когда побледневшая Ингрид потребовала:

– Или вы сбросите скорость, или ищите себе другую попутчицу. Я вам не камикадзе!

Бондарь безропотно подчинился. Не из-за капризов Ингрид – она сама была заинтересована в совместном путешествии, это не вызывало сомнений. Но над дорогой витал незримый дух эстонской дорожной полиции с ее черепашьими повадками и тупой носорожьей подозрительностью. Подобная встреча пугала Бондаря значительно сильнее возможных провокаций каповцев. Сбавив скорость до положенных ста километров в час, он покосился на спутницу:

– Странно, я всегда был уверен, что американцы, как и русские, любят быструю езду.

– В моих жилах течет эстонская кровь, – напомнила Ингрид. – Все уроженцы Прибалтики отличаются осмотрительностью.

– И медлительностью, – добавил Бондарь.

– Господи, как мне надоели эти стереотипы! С чего вы взяли, что мы медлительны?

– Готов подтвердить свои слова фактами.

– Попробуйте.

– Возьмем население Эстонии, – предложил Бондарь. – В начале двадцатого века здешних жителей было около миллиона ста тысяч человек. Сейчас их немногим больше. Что вы можете сказать о причинах столь медленного прироста численности?

– Мало ли их, этих причин, – нервно отозвалась Ингрид.

– Но главная-то одна.

– Какая?

– Эстонцы не зря говорят, что Рождество лучше секса, потому что случается чаще. Вот рождаемость и падает.

– Глупости, это совсем не так!

– Неужели и то, и другое празднуются примерно с равной частотой? – насмешливо удивился Бондарь.

Ингрид помолчала, глядя прямо перед собой. Из транса она вышла не раньше, чем «Ауди» предприняла довольно рискованный обгон автобуса, едва разминувшись со встречной легковушкой. А когда это произошло, заявила:

– У вас превратное представление о темпераменте эстонцев. Они вовсе не похожи на недавно вышедших из анабиоза космонавтов. Что касается женщин, то они гораздо сексуальнее россиянок.

– Впервые слышу, – недоверчиво усмехнулся Бондарь, правивший машиной и куривший сигарету с одинаковой небрежностью.

– А что вы вообще слышали про эстонок? – спросила Ингрид. – Какими вы их себе представляете?

– Зачем представлять, когда лучшая представительница нордической расы сидит на расстоянии протянутой руки?

Замечание про протянутую руку, похоже, не очень понравилось Ингрид, которая сначала слегка отодвинулась, а потом уж сказала:

– Вынуждена вас разочаровать. Моя внешность вовсе не характерна для эстонки. Когда приедем в Таллинн, обратите внимание: на улицах будет крайне мало блондинок, зато полным-полно брюнеток.

– Готов поспорить, – заявил Бондарь, – что корни волос у них все равно светлые. Что касается тяги к радикально черному цвету, то этому есть объяснение. Как я успел заметить, жизнь в Эстонии после семи часов замирает. Что остается делать женщинам после закрытия магазинов? Правильно, смотреть телевизор…

– Я не сказала: «правильно», – сердито произнесла Ингрид.

– Но подумали, – улыбнулся ей Бондарь. – А что показывают по телевизору? Правильно, латиноамериканские сериалы. А уж там, как известно, героинь без волос цвета воронова крыла не бывает.

– Слишком у вас все просто.

– А как же может быть иначе, когда речь идет о женщинах?

– Между прочим, считается, что мы загадочные существа.

– Стрекозы и мухи тоже загадочные существа, но лишь для тех, кто в них не разбирается, – заметил Бондарь, уверенно обгоняя сразу две машины подряд.

– А вы, значит, разбираетесь? – изучающе посмотрела на него Ингрид.

– В стрекозах и мухах?

– В женщинах.

– Сейчас узнаем…

Бондарь нажал на тормоз и съехал на обочину. Ему захотелось проверить, насколько важно для Ингрид успешно завершить начатое. Ведь не развлечения ради она согласилась сопровождать его? И уж, конечно, не для того, чтобы бесплатно пообедать в ресторане. Ее истинное отношение к Бондарю было более чем прохладным. Зачем же она притворяется? И до какой степени готова уступать его домогательствам, сохраняя хорошую мину при плохой игре?