Парни из Островецких лесов - Станислав Бискупский

— Спасибо.

— А ты, Марцыська, поставила бы картошку, — сказал хозяин жене, — им поесть нужно. Ну-ка, пострелята, прочь отсюда! — прикрикнул он на чумазых ребятишек, окруживших группу партизан. Детишки на минуту, как вспугнутые воробьи, отбежали к забору, но затем снова оказались на том же месте.

— Да, бой был неплохой…

— Два танка подбили, — как обычно, фантазировал Лёлек.

— Что ты врешь? — сказал Юрек. — Какие там еще танки?

— Ты что, не видел, как они уползали? Как гусеницы!

Недавний страх и напряжение проходили. Бой теперь стал предметом оживленных разговоров, обсуждений, шуток.

Юрек провел рукой по замазанному землей носу. Только теперь Юрек вспомнил, что произошло при первых выстрелах. Когда огнем всколыхнуло поле, он уткнулся носом прямо в нору крота. Теперь все это выглядело смешным, но тогда никто этому не удивился. Под огнем человек хочет врыться в землю, закопаться, сровняться с нею, исчезнуть. Он даже не думает об этом, делает это инстинктивно.

Только после боя можно дать оценку своему поведению, и то не полностью. Оказывается, потому, что многие эпизоды исчезают из памяти. Бой представляется как бы состоящим из мгновенных впечатлений, эпизодов, частично связанных между собой или совсем не связанных.

Самым сильным, однако, бывает последнее впечатление, которое является суммой пережитых минут, тяжелых и трудных, трагичных и радостных, которое остается в памяти как день либо триумфа, либо поражения.

Однако никогда не бывает абсолютных триумфов или поражений.

Вечером командиры подвели окончательные итоги боя. На основе собственных наблюдений и данных, полученных в деревне, можно было утверждать, что враг понес значительные потери. Победа была несомненной, но она была завоевана ценою жизни шестерых товарищей. При этом сообщении поникли головы, замерли ряды партизан, помрачнели лица крестьян.

В центре стояли Зигмунт, Береза, Сашка. Глаза Зигмунта были серьезными, сосредоточенными.

— Мох погиб, — пролетело по рядам.

— Мох, кто это был Мох? — спросил один из крестьян. — Это брат вон того, в середине, майора Зигмунта.

— Майора?

— Да. Нашего майора.

В гестапо

Богусь сидел напротив письменного стола и рассматривал лицо гестаповца. Круглое, производившее впечатление опухшего, оно явно не соответствовало маленькой, тощей фигуре немца. Низкий лоб закрывали волнистые, аккуратно причесанные рыжие волосы.

Богусь сделал вывод, что по внешнему виду Вилли Мюллер отличается от своих коллег, носивших фуражки с черепом. Те, кого он встречал до сих пор, были в основном высокого роста, широкоплечие, сильные. Мюллер же имел, по-видимому, другие достоинства, которые в его работе ценились не меньше, чем физическая сила. Сам Мюллер процедуру побоев поручал обычно своим помощникам. Он предпочитал беседовать с уже «готовой» жертвой, предварительно «обработанной» другими. Мюллер считал себя превосходным теоретиком и знатоком изощренных методов допроса. И надо сказать, что они иногда достигали цели…

Однако в последнее время обер-лейтенанту хлопот прибавилось. Несмотря на то что за время оккупации в Островце было проведено несколько публичных экзекуций, это все же не смогло запугать местное население, о чем свидетельствовали участившиеся случаи саботажа на фабриках и заводах и действия «банд». Почти ежедневно поступали донесения о нападениях партизан на немецкие гарнизоны и диверсиях на железных дорогах. Поэтому не удивительно, что Вилли Мюллер, отвечавший за спокойствие и безопасность в этом районе, был последнее время крайне раздражен. Обстановка не улучшалась, а телеграммы из Варшавы требовали принять более энергичные меры. Каждый раз, повертев такую телеграмму в руках, обер-лейтенант смеялся про себя: «А у вас в Варшаве лучше?»

Разумеется, легче всего сваливать вину на подчиненных. Находясь в Варшаве, он тоже, вероятно, слал бы в Островец телеграммы, немногим отличающиеся по содержанию от тех, которые получал сам.

Правда, в душе он признавал, что последние события не давали особых поводов для радости и оптимизма. Такие факты, как захват Илжи и опустошение складов под носом у немецкого гарнизона, могли вывести из себя руководство.

Обер-лейтенант, оправдывая себя, обвинял армейских солдат и офицеров в трусости. Правда, это ни в коей мере не умаляло его вины. Сколько раз пытался он заслать своего человека к партизанам, и каждый раз эти попытки терпели крах. Когда ему казалось, что он достиг цели, поступало неожиданное сообщение о том, что его план сорвался. Однажды ему удалось завербовать Петрушку, но тот вскоре исчез при довольно странных обстоятельствах.

В другой раз к одному из его осведомителей пришли двое неизвестных, после чего обер-лейтенанту пришлось вычеркнуть его фамилию из списка агентуры.

Впрочем, Мюллер считал, что ему и так удалось добиться многого. Вот и сейчас на его письменном столе лежали фотографии руководителей местных «банд». Правда, изображения получились расплывчатыми, но, глядя на них, обер-лейтенант мог хоть как-то представить себе лица своих заклятых врагов.

Еле сдерживая бешенство, он перекладывал эти фотографии с места на место. С фотографий смотрели на него все те же глаза неизвестных ему людей с ничего не говорящими псевдонимами: Сашка, Фелек, Зигмунт, Вицек…

Сколько раз, когда он прогуливался с собакой по улицам города, ему казалось, что из толпы прохожих на него смотрят глаза тех людей, которых он разыскивает. Разумеется, это только плод его фантазии, но неприятным было само чувство, что и за ним могут следить. Частенько он с тревогой думал о том, что в один прекрасный день эти люди явятся к нему домой непрошеными гостями именно в то время, когда он меньше всего их ожидает.

Богусь украдкой смотрел на фотографии и с беспокойством ожидал дальнейшего хода допроса. Мюллер как будто не замечал его. Мысленно он был в это время в другом месте. Ему казалось, что он стоит навытяжку перед самим начальником полиции округа, а тот задает один за другим вопросы, на которые обер-лейтенант не может найти ответы.

— Что сделали вы?

Да, что сделано, чтобы предотвратить, уничтожить, раскрыть?.. На каждый из этих вопросов Мюллер мог бы дать обстоятельный ответ, но вряд ли его ответы прозвучат убедительно. Он мог бы перечислить, сколько человек арестовано, вывезено, казнено. Однако «банды» не только не были ликвидированы, но и стали действовать с каждым днем все смелее и смелее.

Разумеется, Богусь не имел ни малейшего представления о том, какие заботы одолевают обер-лейтенанта. Впрочем, сейчас ему было не до этого — хватало своих переживаний. Вот уже несколько дней он находится в руках гестапо. Однако до сих пор он еще ничего не придумал, чтобы попытаться вырваться отсюда. Кроме того, он чувствовал свою вину перед Чесеком, которому пришлось разделить его участь. Богусь не мог простить себе, что они так глупо попались. Они шли с Чесеком на задание, как вдруг услышали скрип тормозов и увидели остановившуюся перед ними закрытую военную автомашину. Это было для них полной неожиданностью. Они остановились в растерянности, не зная, что предпринять. Их втолкнули в машину и привезли сюда.

На предыдущих допросах обер-лейтенанту ничего не удалось добиться от ребят. Богусю столько раз задавали одни и те же вопросы, что ему не стоило особого труда выучить наизусть ответы.

Вилли Мюллер, задумавшись, смотрел в глаза воображаемого начальника полиции и рассказывал ему об объективных трудностях борьбы с партизанами, которых, в сущности, было немало. А тот стучал кулаком по столу и в бешенстве повторял без конца один и тот же вопрос:

— Где ваши бандиты?

Кричать, разумеется, легко, а как их взять? Ведь сами они не придут. А если и придут, то не за тем, чтобы сдаться. А такого визита обер-лейтенант себе не желал.

Взгляд Мюллера скользнул по стене и остановился на сидящем напротив пареньке. «Вот он, бандит!» — засмеялся он про себя. Он мысленно представил себе удивление начальника полиции и его бешенство, когда приведет этого мальчишку и представит как пойманного бандита. Любой примет это за насмешку! Этот невысокого роста, худой паренек с симпатичным лицом мог быть в худшем случае пронырливым спекулянтом, торгующим продуктами, а не бандитом, представляющим опасность для третьего рейха. Конечно, бродя по деревням, он мог встретиться с бандитами, мог что-то знать о них, но если бы банды состояли из таких ребят, как он, то гестапо могло бы спокойно вздохнуть… Разумеется, раз этот паренек оказался здесь, то надо вытянуть из него все, что возможно.

И Вилли Мюллер приступил к допросу.

— Итак, — забарабанил он пальцами по столу. — Ты ведь спекулянт, да? Мясо, сало?

Богусь, правда, почувствовал себя оскорбленным этим обвинением, но быстро сообразил, что в его положении этой ролью пренебрегать не следует.