Фаэтон - Михаил Чернолусский

Он поднялся во весь рост, схватил за горлышко полупустую бутылку. Первый, кто подойдет…

Первым был Бур-старший.

Произошло чудо. Рада испарилась. Толпа отхлынула. Хор заглох. У Ефрема вырвали из рук бутылку. Рыцарь обнял его. И повел, повел.

Дверь. Коридор. Лифт.

В лифте ультиматум. Рыцарь переводит.

Либо они немедленно отдают себя под защиту Бура-старшего, либо Бур умывает руки. Через час, а то и раньше, на сороковом этаже будет полиция, и тогда никто, даже мэр, не сможет помочь Ефрему и его друзьям.

В коридоре два охранника уже связаны. Ефрем принимает решение: всех будить! Они уходят с Буром. Семи бедам не бывать…

14

В комнате, где Маратик, Ася, Людмила Петровна снова легли спать, было просторно, чисто, ярко светила люстра, на столе стояла ваза с бумажными цветами. Не было лишь окон. И Ефрем понял, что они уже под землей, точнее, под асфальтом, в царстве Бура-старшего.

Утяев, конечно, тоже догадался, где они находятся. Он пал духом. От рождения доверчивый и добрый, он, однако, научился за годы директорства не очень-то полагаться на людскую порядочность; бывало, что его надували или пытались надувать. Он был уверен, что восемь мешочков, которые Ефрем отдал на хранение Буру (девятый получил за труды Рыцарь), — пропащие деньги. И, главное, теперь возвращение всей группы на родину под угрозой.

— Рассуди, пожалуйста, — говорил он Ефрему. — Твой Бур-старший свое получил. Даже больше на три мешочка. Как говорится, дело в шляпе. Зачем ему с нами возиться?

— Дурная твоя голова, — возражал Ефрем. — Что значит возиться?.. Посадит в шаробиль — и до свидания, мое вам с кисточкой.

— А не проще ли ему нас выгнать?

— Куда?

— На улицу.

— Глупо, директор. Я же мэру позвоню.

— Начхал Бур на мэра. Бур… э-э-э… бандит.

— Запомни, директор: в этом городе все бандиты. У них дележ барышей, а мы чужие, притопали из другого пространства.

— И мэр бандит?

— Скажу тебе, похлестче Бура.

— А кто нам деньги дал?

— За что деньги? Пойми, нехитрая твоя голова, свободу он твою хотел купить. Бур за те же деньги, даже за пол той цены, тебя хочет возвратить на родину. Ты цену знаешь освобождению из этой кабалы?

— Даст ли он нам путь на родину, Ефремушка?

— О том и речь. Как говорится, бабушка еще надвое сказала.

Ефрем вздохнул.

— Риск — благородное дело, директор. Завсегда от одного бандита спасение ищешь у другого. Тут, брат, особая дипломатия, и ты мне это дело доверь, — закончил разговор Ефрем.

Вот теперь Утяев и отмалчивается. То полежит, не раздеваясь, на своей кровати, то посидит на ней, то по комнате осторожно пройдется, поглядит, как дети спят. Молчит и Ефрем. Ждет, готовит разговор на случай всяких осложнений. Он думает: ведь мог же Бур-старший, поднявшись со своими орлами на сороковой этаж, связать меня, как тех двух охранников, забрать деньги (нешто трудно их было найти!) — и поминай как звали? Мог. А не сделал. Нет, не любит Бур мельчить. Не дурак он, мохнатые брови. Мы с ним сговоримся. И думал Ефрем еще о Фаэте. Выходит, обидел он молодку, не сдержал мужского слова. Хотя и она отвергла его безбородого. А может, скандала испугалась, потянула время, чтоб замять историю?.. Да что тут гадать. «Старый ты дурак, — ругал себя Ефрем. — Нашел себе кралю…»

Размышления Ефрема оборвал рыжий долговязый переводчик Бура. Едва появившись на пороге комнаты, он скомандовал:

— Бунтарь, на выход! Ефрема аж передернуло:

— Ты что как в казарме раскомандовался?

Но он тут же встал и, молча обменявшись с Утяевым взглядами, вышел.

Бур-старший полулежал на диване — раскрасневшийся, с расстегнутым воротом. Он только-только, видно, вкусно, с вином, отобедал и был расположен к мирной беседе.

Он по-приятельски протянул руку Ефрему. Что-то промычал, и рыжий переводчик тотчас пододвинул Ефрему мягкое кресло.

Комната Бура тоже была без окон, но, что говорится, со вкусом оборудована. Возле дивана стоял маленький полированный столик и на нем — нераспечатанная колода карт.

Ефрем с Бура перевел взгляд на карты и сел в кресло.

Два человека молча друг друг разглядывали. Из-под мохнатых натуральных бровей Бура светились два кошачьих глаза. Потом Бур-кошка стал мурлыкать, а долговязый, почему-то, стоя возле Ефрема с опущенными в карманы руками, трескучим голосом переводил:

— Бунтарь, тебя разыскивает мэр по всем Тобби. — Ефрем промолчал. — Мэр утроил охрану, включил всю сигнализацию, и теперь ни один воробей не пролетит незамеченным.

Ефрем не повел даже бровью — его это не касалось.

— В вашем городе есть воробьи? — спросил он, подчеркивая свое спокойствие.

Бур не ответил. Рыжий перевел его вопрос:

— Что будем делать?

Ефрем поудобнее уселся в кресле. Бур ждал ответа. И Ефрем сказал:

— Я свое слово сдержал, Бур. Сдержи и ты. Бур промолчал, но глаза его сузились. Ефрема это не смутило.

— Скажи, Бур, мэр может узнать, что мы у тебя? Глаза у Бура еще сильнее сузились. Рыжий переводчик вынул руку из кармана, тронул Ефрема за плечо.

— Бур не любит, когда ему задают вопросы.

Но Ефрем продолжал:

— Мэр предложит тебе большие деньги за нас.

У Бура еще более сузились глаза. Он угрожающе мяукнул. Рыжий не перевел.

— Я не хочу тебя обидеть, Бур, — сказал Ефрем. — Я хочу предупредить: ты ничего не выиграешь, если я останусь в городе.

Рыжий опять тронул Ефрема за плечо:

— Бур не любит, когда ему советуют.

Ефрем вскинул гневный взгляд на переводчика.

— Переведи ему мои слова!

— Не надо! — вдруг прохрипел Бур, и глаза его опять засветились сытостью.

Тогда они улыбнулись друг другу.

— Бунтарь играет в карты? — неожиданно спросил Рыжий.

Ефрем спокойно перевел дыхание — главное Буру он уже сказал.

— Играть-то я играю, — ответил Ефрем. — Да в те ли игры?

— Ты должен играть!

— Смотря в какие игры, говорю тебе.

— Двадцать одно.

— В «очко», что ли?

— Двадцать одно, — повторил Рыжий.

— «Очко», «очко»! — снова прохрипел Бур.

Выходит, он кое-что понимал по-русски.

Ефрему не хотелось играть с бандитом в карты. Никакой исход нельзя предвидеть. Но и обижать Бура, отказаться — тоже рискованно.

— Кто ж играет в «очко» без денег, — сказал Ефрем.

Бур и переводчик стали переговариваться. Потом Рыжий повернулся лицом к Ефрему.

— У тебя есть три пакета, на них и будешь играть. «Не отвертеться», — понял Ефрем. И тогда он рассмеялся.

— Бур, мне не нужны деньги, нужно возвращение на родину. А тебе нужны деньги. Значит, ты проиграешь.

Бур схватил со столика колоду и быстро распечатал ее.

— Вот и поглядим, кто из вас проиграет, — сказал Рыжий.

Но Ефрем остановил Бура:

— Погоди. Мы не договорились: когда ты нас вывезешь отсюда в лес, чтобы мы ушли на родину?

Бур лишь на секунду перестал тасовать карты, потом вновь продолжил.

Рыжий заговорил сам, без слов Бура:

— Этот вопрос давно решен. Через три дня начнется у нас праздник Фаэты, на третий день праздника перед вами раскроются городские ворота.

Ефрему не нравился переводчик, веры ему не было.

— Красиво, брат, говоришь. Только я хочу, чтобы он сам мне это сказал. — Ефрем кивнул на Бура.

— Таких решений, господин Бунтарь, я собственнолично не принимаю. Это распоряжение Бура.

Ефрем пренебрежительно посмотрел на Рыжего.

— Ты, однако же, переведи ему, про чего мы тут калякаем. Переведи!

Но Бур прервал эту легкую перебранку. Он резко мяукнул, и Рыжий тут же вышел из комнаты.

— Фаэта, Фаэта, — сказал Бур Ефрему и подмигнул. Ефрем понял, что получил подтверждение.

Бур протянул ладонь с колодой, Ефрем снял карту. А через минуту Рыжий вернулся, неся в руках два знакомых Ефрему мешочка с деньгами. Игра началась.

Ася проснулась ночью, захотелось пить. Она приподняла с подушки голову и, увидев за столом Утяева, попросила воды.

Утяев подошел со стаканом, присел на край кровати.

— Пей, девочка. Пей, моя дорогая.

Конечно, ему хотелось спать, он дремал за столом, но решил — пока не вернется Ефрем, не ляжет.

Напившись, Ася оглядела комнату. Кровать Ефрем пустовала. Ася испуганно уставилась на Утяева.

— Спи, девочка. Все нормально. Дядя Ефрем вышел.

Ася отдала стакан и опустилась на подушку. Ей снился белый самолет на чистом голубом небе, он летал бесшумно. Ася подумала, что это неизвестная ей птица, но, приглядевшись, она все же точно разглядела самолет. Он был белый. Летел, летел и вдруг взмыл ввысь. От страха за самолет у Аси пересохло в горле. Она открыла глаза и попросила пить.

Теперь ей страшно было опять закрывать глаза и смотреть на белый самолет, который, наверно, скоро должен скрыться в выси. Тогда Ася еще раз подозвала к себе Утяева.