Любовь со вкусом вишни - Татьяна Алюшина

– Ты о чем? – удивилась такому странному заявлению Ника.

– Вот мы и подошли к самому главному. Дай-ка мне водички, я капель выпью.

Ника бегом бросилась в кухню за водой.

– Да не беги! – крикнула бабуля ей вслед. – Я помирать сейчас не собираюсь, это так, для профилактики.

Ника принесла стакан с водой и рюмочку для капель. Бабуля взяла в руки пузырек с лекарством, рюмочку, посмотрела на них и поставила на стол.

– А знаешь, черт бы с ними, с этими каплями! – улыбнулась задорно она. – Принеси-ка ты лучше коньячку, и еще там спрятаны от тебя сигареты за глиняной миской, на второй полке. Тащи их тоже. Ну и какие ты там вкусняшки принесла, и их давай!

Бабуля раньше иногда курила, хотя курильщицей ее назвать было нельзя, так, по праздникам, в хорошей компании или под преферанс, но считалось, что лет десять как бросила. Значит, не бросила.

– И не вздумай читать мне нотации! – предупредила для профилактики внучку Кира Игоревна.

– И не собираюсь, – ответила Ника, вернувшись из кухни, и поставила перед бабулей графин с коньяком, рюмочку и пепельницу. Затем принесла закуску, разложенную на тарелках.

Бабуля, как и Сонечка, не признавала никаких бутылок на столе, только графины для крепких напитков и декантер для вин.

– Эх, упустила я твое воспитание, – посмеиваясь, пожалела об упущенном бабуля. – Не научила выпивать в удовольствие!

– Да, пробел чувствуется.

– И вроде студенткой была, ну подумаешь, один раз напилась, так со всеми бывает, и никто не бросает. Между прочим, для здоровья иногда полезно. Эх, да что там!

Единственный раз в своей жизни Ника напилась на студенческой свадьбе однокурсников. Ей было так плохо, что она болела два дня. Сонечка отпаивала внученьку настойками и травами, а приехавшая помочь бабуля предлагала радикальное средство в виде хорошего коньяка, который она специально привезла по этому случаю. Сонечка махала на нее ручками, а Ника от одного вида бутылки понеслась в туалет. Слава богу, выпила она мало, но, как говорится, вполне хватило. И, так как свадьба не набрала еще полагающиеся данному мероприятию обороты, ее заботливо усадили в такси и отправили домой. А неудавшуюся коньячную терапию бабуля с Сонечкой применили сами за ее, Никино, здоровье.

С тех пор Вероника не пила, не руководствуясь никакими принципиальными соображениями, а просто не рискуя повторить предыдущий опыт.

Бабуля выпила рюмочку, Ника понимала и чувствовала, что она старается оттянуть какой-то важный разговор, нервничает и пытается за шутками спрятать нерешительность.

– Чтобы объяснить тебе все, придется начать почти с революции, с твоего прадедушки, моего отца Игоря Викторовича Былинского. Про него тебе никогда не рассказывали, только упоминали, что жил такой и есть фотография в альбоме. Он был, как тогда это называли большевики, «из бывших». Кадровый офицер царской армии, дворянин, умница, гениальный стратег и тактик. Они поженились с мамой, твоей прабабушкой, накануне революции, в шестнадцатом году. Отец проникся идеями, которые пропагандировали большевики, и в восемнадцатом добровольно пошел в Красную армию. В те годы таких, как он, из бывших, называли «военспец». Воевать большевики любили, а специалистов в этом деле своих не имелось. К тридцать восьмому году «бывших» практически всех расстреляли. Свои кадры вырастили. Отец очень быстро понял, что ошибался, что идеи и постулаты марксизма и пропагандирующих его большевиков – это одно, а то, что они вытворяют на самом деле – совсем другое. Но деваться ему было уже некуда. В семнадцатом у них с мамой родился Олег, а в двадцать втором я. Эмигрировать с семьей отцу бы просто не дали. Он был, как говорится, на хорошем счету, карьера шла в гору, и в тридцать втором он – уже полковник. Однажды Сталин остался весьма доволен какой-то работой, которую сделал отец, и похвалил его на приеме при всех: «Вас надо наградить. Какую бы награду вы хотели?» – спросил Сталин, имея в виду орден или что-то в этом роде, а отец ответил, что хотел бы, чтобы ему разрешили построить личную дачу, у него очень больная жена, и врачи настоятельно рекомендуют ей жить за городом. В те времена у военных, и у нас в том числе, имелись только казенные дачи. Очень дерзкая просьба, но он знал, что делал. И, как ни удивительно, Сталин милостиво разрешил. Отец построил замечательный дом подальше от глаз сослуживцев и умудрился оформить документы таким образом, что дом оказался в пожизненном пользовании, почти частной собственностью мамы и нас с братом. Уж как он это сделал, загадка, он был очень умный, большевикам не по зубам. Когда начались репрессии и стали сажать и расстреливать его сослуживцев, отец понял, что его тоже не минует эта участь. И стал обдумывать, как обезопасить семью, чтобы нас не коснулась беда. От нас с Олегом родители ничего не скрывали, рассказывали правду как есть и давали событиям честные оценки. Олег учился в военном училище, а я в школе, мне тогда было четырнадцать лет. И отец придумал! Мне неизвестны детали, как он все смог устроить и провернуть. Я только знаю, что когда ехала машина Сталина, в которой и Сталина-то не было, но об этом мало кто знал, только приближенные, из толпы к ней кинулся какой-то человек, вроде как с пистолетом в руке, а отец, якобы предотвращая покушение и якобы случайно оказавшись рядом, схватил и обезвредил этого человека, но сам был сбит этой сталинской машиной. Он попал в больницу, «покушавшийся» погиб на месте, а отец умер через три дня. Накануне ночью он собрал нас всех и объяснил, как мы должны действовать дальше, предупредил, что будет война, и подробно рассказал, что делать и как жить. Он прощался с нами, а мы не верили. Потом они надолго, до самого утра, закрылись с Олегом в кабинете и о чем-то беседовали. Отца назвали героем, а инцидент замяли, ни в газетах, ни по радио о нем не сказали ни слова. Установить личность нападавшего так и не удалось. Я думаю, что руководство подозревало, что в этой истории не все так просто, но отец героически погиб, и нашу семью не тронули. Единственное – это то, что мы переехали из казенной четырехкомнатной квартиры в эту трехкомнатную, которую дали маме как вдове героя.

Бабуля, долго мявшая в пальцах сигарету во время рассказа, прикурила и, сощурив глаза, сказала:

– Хорошо, что ты жила с Сонечкой. Она другая, она прощать умела, а я нет!

– Еще как умеешь! Ты же нас всех всегда прощала, даже не злилась, – удивилась такому заявлению Ника.

– Я не о родных и близких. Я не могу простить эту страну, Сталина, этих мужчин, которые допустили кровавый террор своих же! Они же все были умные, сильные, они видели, что творится, и ничего не делали! Шли, как бараны на заклание, и прицепом тащили туда же свои семьи! Каждый знал, что произойдет с их близкими, женами, детьми, и безропотно подчинялся!