Любовь со вкусом вишни - Татьяна Алюшина

– Ну, пусть расскажет, – отпуская Лешку на свободу без пристрастного допроса, вяло, без всякого оптимизма, согласился Сергей.

Кнуров понимал, что расстроен, зол, поэтому и дал уйти «брату», не став выяснять, что тот недоговаривает. Да и на самом деле – пусть уж девушка расскажет, раз приехала и все так получилось.

Девушка ела, а Кнуров незаметно ее изучал. Она практически не принимала участия в общем разговоре, в который Ната с Диной ее старательно вовлекали, и однозначно отвечала: «да», «нет», «спасибо», когда к ней обращались, улыбалась несколько робко, дежурно, оставаясь напряженной и натянутой, как струна. Ну, это-то понятно: не ожидала встретить здесь много людей, да еще застолье чужое, и оконфузилась обмороком. А может, и специально разыграла, хотя непохоже. Он видел, что она что-то обдумывает, решает, и злился, накручивая себя все больше и больше.

У нее зеленые глаза.

Стоп! Стоп-стоп!! А в глазах-то у нас…

– Сколько вам лет? – резко, требовательно спросил Кнуров.

За столом воцарилась тишина, как пишут в романах: «гробовая». Он бы сказал – рабочая.

Во-первых, потому что всем сразу стало ясно, что потеха закончилась и началось дело, то самое, которому час.

Во-вторых, вопрос, заданный громко, был весьма далек от деликатности.

Девушка поставила стакан с минералкой, которую так и не донесла до губ, на стол, посмотрела Сергею прямо в глаза и ответила:

– Тридцать.

Он ожидал продолжения, что-то вроде: «А что?» и обиженно поджатые губки, или «Какое это имеет значение?», или что-нибудь язвительное, но нет – продолжения не последовало.

Как говорится: «без комментариев».

– Ты спрашивал? – посмотрел он недовольно на Пирата.

– Да… – расплылся тот в улыбке.

«Понятно!»

Его отпустило, полегчало, опять зазвенело внутри. Ну, во-о-от, так-то лучше будет. Кстати, отпустило и зазвенело не у него одного, между прочим!

– Рассказывайте! – почти приказал Кнуров.

– Два дня назад я вернулась из больницы… – начала Вероника, по-прежнему глядя ему в глаза далеко не приветливым и добродушным взглядом.

Она рассказывала четко, подробно, излагая только факты, не добавляя эмоций или комментариев, никаких «мне показалось», «я подумала…».

«Это хорошо! Соображает она замечательно, говорит только по делу. Значит, и работать будет легче», – уже приступил к работе Кнуров.

– Все, – закончила она и отпила воды из стакана.

– Когда умерла ваша бабушка?

– Три месяца назад.

– И до ее сороковин вас никто не беспокоил?

– Нет.

– Опишите, какая у вас квартира и какая у бабушки.

Она подробно рассказала, назвала адреса.

– Если работала одна команда и не торопясь, то неделя, если две, то дня три, – сказал Антон, имея в виду обыск.

– И узнали они совсем недавно, – подхватил Мишка.

– Правильно. Значит, либо в архивах что-то накопали, либо получили информацию от кого-то, скорее всего, после чьей-то смерти, – кивнул Антон.

– А может, случайно что-то всплыло? – сказал Пират.

– Может. А что за сотрясение у вас было? Что-то серьезное, раз вы целых пятьдесят дней в больнице лежали? – спросил Кнуров.

– Меня сбила машина.

– Какая, кто сбил? Это имеет отношение к этим людям? – стрелял вопросами он.

– Это имеет отношение к Евгению Александровичу Барышеву, вернее, к его сыну, потому что меня сбил именно он.

– Ого! – воскликнула Ната, высказав общее мнение.

– Но его не посадили, – утвердил Антон.

– Нет, – ответила Ника.

– И сколько вам заплатили? – спросил Сергей.

– Нисколько. Я не взяла деньги.

– Вы его просто так отпустили? – прищурившись, переспросил он.

– Да.

И опять без комментариев! Ну, не девка, а партизан на допросе!

– Почему?

Пират переглянулся с Антоном, и они понимающе усмехнулись – надо знать Матерого! Когда он работает, никаких политесов, никаких мелочей, не проясненных до конца. Забудьте о тайне личности и неудобных темах.

На то он и Матерый!

Вероника не отвела взгляда. «Из-за тебя!» – подумала со злостью Ника и ответила:

– Он пострадал больше, чем я.

– Каким образом? Тоже лежал в больнице?

– Нет. Увидел и понял, что он пустая дешевка. С него достаточно и этого.

– Почти понятно: пожалели, значит, мальчика, – усмехнулся он. Впрочем, это ему было уже неинтересно. – Где были ваши родители, когда обыскивали вашу квартиру?

– Там же, где и бабуля: на кладбище.

– Когда они умерли? – сбавив тон и напор, более мягко уточнил Кнуров.

– Четырнадцать лет назад. Разбились на машине.

– С кем вы жили после их гибели?

– С Соней.

– Кто такая Соня?

– Моя вторая бабушка, мамина мама.

– Где она сейчас? – уже зная ответ, все же спросил Сергей.

– Там же, где и все остальные, – на кладбище.

Ната прижала ладошку к губам, готовая расплакаться, Антон аккуратно, чтобы не заметила Вероника, обнял ее одной рукой за плечи и прижал к себе, подбодрить.

Плакать нельзя, сочувствовать можно, а плакать нет!

– Когда она умерла?

– Год и три месяца назад.

Конечно, Ника понимала, что Кнуров спрашивает не из праздного любопытства и не старается сделать ей больно. Конечно!

Но ей все равно было больно.

Она видела, что Кнуров уже работает, пытается разобраться, видела, как он, невзирая на расслабленную позу, весь собран, настроен на информацию.

Он задал жесткий темп их разговору: вопрос – ответ, вопрос – ответ.

И пусть неприятно, неуютно и он ее сильно раздражает, но она держала свои эмоции в кулаке. Даже, наверное, в двух.

Ника была готова к тому, что придется многое рассказать о себе и о своей семье. Ясное дело! А как иначе-то.

Ведь выплыло же откуда-то это «наследство»!

Но она не была готова, что человеком, задающим эти неудобные и причиняющие боль вопросы, окажется он, тот самый человек, связь с которым она так остро чувствовала.

– Что-то необычное или странное, какие-нибудь непонятные моменты, помимо аварии, происходили с вами после бабушкиной смерти?

– Да. У меня обнаружился дедушка! – ответила Ника и радостно улыбнулась, первый раз за сегодняшний день.

Последние месяцы жизни бабуля совсем сдала. После Сонечкиной смерти Ника проводила с ней как можно больше времени, часто оставаясь у нее по нескольку дней, а потом и совсем перебралась на Земляной Вал.

Бабуля ложилась рано, сильно уставала, но упорно отказывалась переложить домашние хлопоты на внучку. Ника не спорила, а старалась незаметно управиться со всеми делами сама. Бабуля усмехалась, видя все ее хитрости, но готовку отстояла категорически.