Рваные валенки мадам Помпадур - Дарья Донцова

– О! Вот он!

– Не клади на тарелку! – испугалась я. – Их нужно пристраивать по номерам, иначе будильник не заткнется.

Через час нам удалось справиться с непростой задачей. Последнего котенка мы искали минут двадцать. Я уже решила, что мне предстоит в течение пятисот суток выслушивать куплет «Мои мысли – мои скакуны», но, слава богу, Маргоша догадалась посмотреть на книжные полки и выудила по-партизански молчавшую фигурку из промежутка между детективами Милады Смоляковой.

Я посмотрела на часы и кинулась в ванную, приговоря на ходу:

– Анфиса, умоляю, выбрось будильник в помойку. Если он опять устроит концерт, у меня начнется истерика.

Глава 16

На работу я принеслась с десятиминутным опозданием, наткнулась на укоризненный взгляд Приходько и не выдержала:

– Спасибо за кошку! Ни свет ни заря я начала собирать котят! Чуть с ума не сошла!

– И все равно не приехала вовремя, – менторски заявил шеф.

Я рассвирепела:

– Производители чудо-часиков не учли один момент. Откуда бедному человеку найти время на сбор котят? Сработает в семь утра пружина, и до вечера из квартиры не выйдешь, будешь ползать за «детками».

Шеф осекся, я села за стол, и тут в комнате неожиданно возник Иван Сергеевич.

– Доброе утро, – сказал он. – Я не спал ночь, мучился, у нас с Любой была тяжелая беседа. Жена впала в истерику, рыдала, я с трудом ее успокоил, сегодня она не пойдет на работу. У меня к вам просьба. Танюша, сообщите Бутрову, что Надя его дочь.

– Зачем? – удивилась я.

Игорь Сергеевич сел и начал излагать свои соображения:

– Алексей Николаевич всю жизнь мечтал о ребенке. У них с женой после ее беременности, прерванной изнасилованием, речь о детях не заходила. Сейчас профессор тяжело болен. Жить ему осталось считаные месяцы. Он находится в депрессии, которая вызвана не только ожиданием скорой смерти, но и мыслями о том, что после него никого на земле не останется. Думаю, если Алексей Николаевич услышит о дочери, он воспрянет духом. Известны случаи, когда онкологические больные выздоравливали, испытав положительный стресс. Вы должны понимать, что потрясения случаются не только со знаком минус.

Приходько не смог сдержать удивления.

– Вы хотите доставить радость… э… э… человеку, который… ну… в общем… вроде…

– Отец моей дочери? – спокойно спросил Добров. – Да. Мы с Любой со всех сторон обсудили ситуацию. Ее роман с профессором завершился до того, как Любочка пошла со мной в загс. Она меня не обманывала.

Я заморгала. В чем-то Иван прав: на его макушке не ветвятся рога, хотя они когда-то украшали голову жениха.

Добров тем временем продолжал:

– Я понял мотивацию Любочки. Она не собиралась делать аборт, думала, что Надюша от меня. Жена в процессе совместной жизни полюбила меня, а что и с кем у нее было раньше, не имеет ни малейшего значения. Я европейски воспитанный человек, не стану побивать камнями невесту, не сохранившую до венца девственность.

– Ага, – кивнул Приходько, – ага.

– Мы не будем требовать от Алексея Николаевича алиментов, сохраним эту историю в тайне от всех, но биологический отец обязан знать о существовании дочери, – заявил Иван Сергеевич. – Вы, Таня, были абсолютно правы, когда сказали: неважно, кто кровный родитель. Я воспитал Надюшу, люблю ее и не собираюсь отрекаться от девочки. Но, опять повторяю, Бутрову необходимо открыть правду. Это, с одной стороны, слегка утешит его, с другой – может поспособствовать излечению его от рака.

– Ага, – забормотал босс, – ага. Тань, почему ты молчишь?

Вот здорово! Сам издает маловразумительные звуки, а от подчиненной требует пространной речи!

– Не уверена, что весть о дочери, страдающей лейкозом, обрадует профессора, – протянула я. – Ему станет еще хуже. Будет думать, что передал ребенку вместе со своими генами предрасположенность к лейкозу.

– Мы хотим сообщить Бутрову о дочери, – перебил меня бизнесмен. – Пожалуйста, расскажите ему.

– А о самом ребенке вы подумали? – задал вопрос босс. – Ей каково будет узнать истину?

– Надюша пока останется в неведении, – заверил Иван. – Ей про второго папу сообщат позднее, когда она выздоровеет. Знаете, я почему-то успокоился и понял, что доченька непременно поправится.

– Почему почетная миссия глашатая новостей предназначена мне? – воскликнула я. – Ситуация интимная, ее лучше решать участникам, так сказать, альянса. Люба или вы…

– Жена слегла, – вздохнул Добров, – а я не способен на подобный поступок. Умом понимаю, как надо поступить, но не смогу провести правильно беседу. И, если уж честно, Любаша тоже не может. Одна надежда на вас. Пусть Бутров нам позвонит, я потом отвезу его к Наде. Готов содействовать встрече девочки и профессора, но увольте нас от миссии сообщать ему правду!

– Наймите адвоката, – уперлась я. – В мои служебные обязанности такая услуга не входит.

Иван посмотрел на Приходько, шеф зачастил:

– Конечно, конечно, не беспокойтесь. Где телефон и адрес Алексея Николаевича?

Когда удовлетворенный Добров отправился восвояси, я сердито осведомилась:

– Надеюсь, мы не станем разыскивать хомячков, которые удрали из клетки на кухне Ивана Сергеевича? Назови хоть одну причину, по которой мне надо ехать к профессору.

– Их две, – медленно ответил шеф. – Первая. Это приказ. Второе. Ивана Сергеевича прислал один из членов совета директоров. Добров протеже высокого начальства. Понятно? Если да, то поезжай к ученому. Ты умна, тактична, интеллигентна, красива, легко сумеешь уладить дело. В сущности, задача пустяковая.

– Пустяковая? – изумилась я. – Сообщить умирающему от рака мужчине, что он отец Нади, девочки, которая пытается побороть лейкоз?

Приходько встал:

– Давай, Танюша, торопись. Вечером сюда приедет Лиза, новый член нашего коллектива, между прочим, твоя подчиненная.

– В бригаде наконец-то появятся еще сотрудники? – спросила я.

Шеф кивнул:

– Конечно, в твоем отделе планируется две единицы, у Коробкова одна. Дальше посмотрим.

– Если девушка мне не понравится, я могу ее не брать? – деловито уточнила я.

Босс насупился:

– Приказ подписан, Елизавета сразу приступит к работе.

– Начальницей вы меня назвали ради красного словца? – рассердилась я. – Мне придется руководить теми, кого мне прислали? Сама правом выбора сотрудников я не обладаю?

– Правильно, – подтвердил Приходько. – Поезжай к Бутрову. Слушай, чем у нас пахнет?

Я подергала носом:

– Вроде цветами!

– Нет, – протянул шеф, – чем-то знакомым, не могу, однако, понять чем. Это твои духи?

– Не пользовалась с утра парфюмом, пузырек опустел, – улыбнулась я. – Надо заехать в магазин, но времени нет.

Шеф глянул на большие настенные часы:

– Ну, по коням.

Алексей Николаевич пригласил меня заехать к нему домой. Профессор жил на Тверской улице, и я не сдержала восхищения, когда очутилась в его кабинете.

– Вот это да! Перед глазами Кремль! Прямо как в стихах: «А из нашего окна площадь Красная видна».

Бутров решил рассказать историю квартиры.

– Апартаменты получил мой отец, он был известным физиком, работал на оборону, Николая Алексеевича ценило правительство, он избежал репрессий, никогда не попадал за решетку. В начале двадцатых отец понял, что в России наступают смутные времена, схватил в охапку жену и ринулся за рубеж. Они с моей мамой осели в Лондоне. Николай Алексеевич был феноменально талантлив, даже гениален. Его быстро признали в Англии, окружили заботой, дали лабораторию, деньги. И до сорок пятого года отец жил и творил в Великобритании. После окончания войны он решил вернуться в СССР. Он считал, что Родина, победившая фашизм, нуждается в ученых, которые поспособствуют ее процветанию.

– К сожалению, судьба подобных романтиков складывалась печально, – вздохнула я, – их через короткое время после возвращения из капиталистической страны объявляли шпионами и хорошо, если не расстреливали.

Алексей Николаевич прислонился спиной к подоконнику.

– Получилось иначе. Сталин понимал: третировать всемирно известного ученого никак нельзя. Великобритания поднимет шум, к ней присоединятся американцы, французы. У СССР и так репутация империи зла, не стоит усугублять дело. Наоборот, необходимо продемонстрировать мировому сообществу, что в России все не так, как представляет западная пресса, и в Москве уважают великих физиков.

Николая Алексеевича поселили на Тверской, дали ему восьмикомнатную квартиру, паек, огромную зарплату. Вскоре на свет появился Алеша. После смерти Сталина в жизни старшего Бутрова ничего не изменилось. Он много сделал для укрепления оборонной мощи СССР, к нему благоволили и Никита Хрущев, и Леонид Брежнев. Дача в Подмосковье, поездки за границу на конгрессы, приглашения на приемы в иностранные посольства, машина «Волга», шофер, охрана… Семья Бутровых жила не так, как основное население СССР. Мама Алеши собирала фарфор и бриллианты, Николай обзавелся коллекцией картин. После смерти родителей профессор получил приличное наследство.