"Ведро незабудок" и другие рассказы - Богатырев Александр Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не стану описывать ее реакцию и то, как комментировал происходившее любитель крепкого американского слова. Нужно быть не только мастером описания батальных сцен, но и большим юмористом. Трудно смотреть без смеха на разъяренную (безо всяких на то причин) фурию, пытающуюся жестикулировать руками, у которых от локтя до плеча плоти вполовину моего веса. А если добавить, что части тела, предназначенные для кормления младенцев, не вмещаются в межкресельное пространство, то даже при плохом воображении картина получится впечатляющая.
Мой новый сосед оказался зело говорливым. Первым делом он достал из нагрудного кармана бумажник и вытащил из него заламинированные фотографии жены, двух сыновей, трех дочерей и коллективную фотографию всего семейства с дюжиной внуков. Потом он извлек из портфеля альбом с фотографиями тех же героев, но внуки уже были представлены не в массе, а по отдельности и с родителями. Далее пошли сцены семейных торжеств и фотографии на фоне мировых достопримечательностей.
— Это мы с женой в Париже.
Париж по причине присутствия в качестве фона Эйфелевой башни узнать было несложно. Сложнее было отличить Мальдивы от Гаити и Тайланд от Филиппин, поскольку и море и пальмы были одинаковыми. На последних страницах была фотография автомобиля, очень похожего на нашу «победу». Этим фотографиям сосед уделил особое внимание.
Он назвал марку машины. Я тут же ее забыл. Но запомнил год производства — 1932. За этой машиной и ехал мой новый знакомый. Представился он кратко: Джек. Он отставной оператор, проработавший на атомной станции двадцать лет. Выйдя на пенсию, он сумел за два года утолить страсть жены к путешествиям и теперь (с разрешения жены) может предаться собственной страсти — машинам. Их у него много. О той, за которой едет, мечтал всю жизнь. Недавно нашел объявление о ее продаже и тут же списался с хозяином. Он долго рассказывал о ее достоинствах и о том, что все в ней родное. Отремонтирует он все сам. Я старался быть внимательным, но все же меня довольно скоро сморило и я задремал. Проснулся я от громкого голоса из динамика. Шофер делал какое-то объявление. Я прислушался.
— Еще раз прошу кого-нибудь уступить место женщине с двумя детьми. Всего на четыре часа. У нее только что погиб в автокатастрофе муж. Проявите милосердие. Дети не могут стоять. Ну, кто-нибудь.
Мертвая тишина была ответом. Я поглядел на соседей справа. Все молодые, кроме пожилой филиппинки, сидевшей через проход в одном со мной ряду.
— Ну неужели во всем автобусе нет ни одного человека с добрым сердцем?
Спать хотелось невыносимо. Я все же встал и побрел к водителю.
— Ну вот. На весь автобус единственный джентльмен, — объявил водитель.
— Ах, ты еще и джентльмен, — услыхал я знакомый хриплый голос моего обидчика. — Я тебя, трамтарарам, — далее шло название населенного пункта, где он собирается мне это устроить. Тирада была долгой. А еще говорят о том, что только русские могут заплетать крутые долгие матерные косы. Нет, господа-товарищи. Некоторые американские граждане делают это не хуже нашего брата.
У дверей автобуса стояла на тротуаре заплаканная женщина с годовалым малышом на руках. Девочка лет трех пыталась ухватить маму за платье, но получались лишь безрезультатные щипки: мать была в узких джинсах. Я выпрыгнул из автобуса, помог женщине подняться, подал ей и перепуганную девочку. Она засеменила за матерью, направившейся к моему креслу.
Шофер оказался женщиной. Облачена она была в коричневую форменную робу. На голове нахлобучен картуз нелепого пошива со множеством заостренных складок. Что-то вроде уменьшенных в размере лучей- рогов на голове статуи Свободы. Она улыбнулась, что называется, «от уха до уха» во всю ширь веснушчатого лица: «Привет, джентльмен. Стой здесь. Держись за поручень».
Я послушно встал на вторую ступеньку. Она была узка для двух ног. Попробовал опуститься на ступеньку ниже. Так же неудобно. Через некоторое время встал, перекособочившись, левой ногой на второй, а правой — на третьей ступеньке. Перспектива четырехчасового стояния в таком положении не радовала, но эти четыре часа пролетели незаметно. Водитель болтала без умолку. Узнав, что я из России, она сделала страшные глаза: «Ты мафиози?»
— Почему мафиози? Похож?
— Не очень. У нас по телевизору постоянные передачи о страшной русской мафии. В России все ужасно. Голод, грабежи, война всех против вся, перестрелки на улицах. А еще русская мафия переселилась в Америку. Ее члены безжалостны и очень богаты.
— Если богаты, то уж на автобусах через всю страну не тащатся.
Она засмеялась:
— И то верно.
Я популярно рассказал ей о том, как разваливали (не без помощи ее земляков) Советский Союз, о наших проблемах. Посоветовал не бояться уличных боев, если она соберется посетить Россию. Потом она стала рассказывать о себе, о своей несчастной «бабьей доле». Мужчины на ней почему-то не женятся. Поживут у нее недельку-месяцок и убегают.
— Может, ты на мне женишься? — она повернула ко мне печальное лицо. — Нет, правда. Чего тебе там, в России, делать? У вас все плохо. У нас — прекрасно. Можешь не работать сколько хочешь. У меня зарплата большая. Проживем. Отдохни, оглядись. Мой брат собирается открыть магазин запчастей. Будешь ему помогать. А? Давай. Хорошая идея.
Я даже не удивился. Обалдел. Иное слово будет неточным. Сначала история с необъятной соседкой.
Теперь предложение жениться на женщине, рядом с которой простоял сорок минут.
— Я, конечно, польщен и обрадован, — промямлил я, придумывая, как не обидеть даму. — Но у нас в России до сих пор люди женятся в основном по любви, а не ради перспективы стать подсобным рабочим в магазине запчастей. Вы даже не сказали для чего запчасти.
— А, — повеселела мадемуазель водитель. Видно, решила, что сообщение о запчастях меня заинтересовало. — Это автомобильные запчасти. А что до любви, ты абсолютно прав. Я тебя люблю.
— Как любите?
— Очень люблю. У тебя глаза голубые. У меня никогда не было парней голубоглазых.
— И этого довольно для того, чтобы выйти замуж?
— А чего еще? Давай попробуем. Не понравимся друг другу — уедешь обратно в свою Польшу.
— Я бы хотел все же в Россию.
— Ну да. Прости. Это у меня Юрек был из Польши. Давай, думай. У нас еще три часа езды. У меня дом. Большой. Три спальни, гостиная, гостевая, кухня- столовая огромная. Чего еще? Две тачки. Одна твоя. Решайся.
— Все это прекрасно. Но я некоторым образом женат.
— Ну и что?! Поможем твоей жене. Будем ей деньги посылать. У вас же сейчас беда. Ни денег, ни еды. Она обрадуется.
— Думаете?
— Конечно. Парень свалил в Америку, деньги присылает. Любая русская обрадуется.
Тут уж я возмутился. До этого я говорил с ней, внутренне умирая от смеха, ожидая, что она поймет, что я отношусь к нашей беседе как к шутке. Но когда о русских женщинах говорят оскорбительные нелепицы, да еще и люди, ничего о России не знающие, мое терпение мгновенно лопается.
Пришлось ее серьезно попросить сменить тему. Она долго еще не могла поверить в то, что я действительно отвергаю свое счастье. На всякий случай протянула мне свою визитку: «Надумаешь — позвони. Я тебе билет оплачу».
Тогда я решил ее немного просветить и рассказать ей о любимых героинях русского народа: о женщинах, чей образ запечатлен в наших душах, как нестираемая матрица. Начал я с Татьяны Лариной. Реакция была уже ожидаемая. Она слушала очень внимательно, но когда я закончил, пожала плечами и сказала: «Вас, русских, не поймешь. И чего было бы плохого, если бы она оставалась женой старого генерала и имела молодого любовника?»
Тогда я снова сменил тему. Стал рассказывать о том, как широка была страна моя родная. Пока ее не обузили. Как много в ней лесов, полей и рек. Как мы другой такой страны не знали, где так вольно дышит человек. А теперь вот открыли границы и многим стало казаться, что есть и другие страны, в которых вольно дышится. Мои аллюзии ей были непонятны, а интереса к нашей географии она не проявила никакого. Тут уж она сменила тему. Спросила меня, какие марки машин я предпочитаю и нравится ли мне «альфа ромео» какого-то там года. Пришлось признаться, что я никудышный знаток автомобилей. Тогда она спросила, как мне понравилась такая-то нашумевшая комедия с такими-то знаменитыми актерами. И опять я оказался не на высоте. Моя несостоявшаяся подруга посмотрела на меня подозрительно. А я обрадовался.