Трактат о Явлениях Ангелов, Демонов и Духов - Огюстен Кальме

Приведенные рассказы, передаваемые с такой обстоятельностью, по-видимому, дают основание верить, что во всем, что рассказывается относительно телесного сообщения демонов с людьми, есть своя доля правды; но если присмотреться к делу повнимательнее, то оказывается, что все это не более, как дело в высшей степени расстроенного воображения и предрассудка![191] Св. Бернард прежде всего действует на душу женщины тем, что дает ей трость и велит эту трость класть возле себя в постели. Этого уже достаточно было для первоначального влияния. Для совершенного исцеления он заклинает и изгоняет демона с возможно большей церемонией: собираются в церковь епископы, стекаются толпы народа, публично оглашается все дело; заклинается дух, погашаются свечи, все эти торжественные церемонии оказывают самое сильное влияние на душу женщины, и ее воображение совершенно выздоравливает. Иероним Кардан рассказывает[192] два замечательных в этом отношении примера влияния воображения. Сам он узнал их от Франциска де-ля Миранда. «Я знал, рассказывает этот последний, одного семидесятипятилетнего священника, который жил воображаемой женой, которую он называл Гермелиной, спал и разговаривал с ней, гулял с ней по улицам. Но он один только видел ее или, лучше, воображал, что ее видит, и потому его считали помешанным. Имя этого священника Бенедикт Бейна. Он был арестован и наказан, как преступник, потому что под пыткой сознался, что он при совершении литургии не произносил главных слов священнодействия, что он давал женщинам частицы Св. даров для какого-то безбожного употребления их, сосал кровь детей и пр.». Во всем этом он сознался под пыткой.

Другой священник, Пикета, говорят, тоже жил с демоном, как с женой, и в течение целых сорока лет имел с ним телесное сообщение. Этот священник был жив еще во время Франциска де-ля Миранда, передавшего рассказ о нем.

Это поверье существует еще и теперь в захолустьях. Одна барыня не шутя уверяла меня, что к ее горничной часто являлся злой дух, беседовал с ней и имел с нею преступные связи до тех пор, пока она не созналась священнику, который простил ей ее преступление и не заклял духа, который с этого времени прекратил свои нощения. Священник, знавший не хуже барыни и понимающий лучше ее дело, объяснял это так: «Горничная спала в постели, лежа на спине, в комнате, наполненной нечистым воздухом, потому что это была кухня, пекарня и пр. Девушка была 22 лет, полнокровная, здоровая, мечтавшая о замужестве и с этими мечтами засыпавшая, как сама созналась». Очень естественно, что она сонные грезы принимала за действительность. Что она во сне говорила с воображаемым демоном, в этом нет ничего странного; ведь мы часто говорим во сне. А думала, что имеет общение с демоном потому, что в действительности не видела мужчины похожего на того, который являлся ей ночью.

Другой факт еще страннее. К молодой вдове очень часто являлся ночью умерший муж, беседовал с ней, имел с ней плотское сообщение, приносил иногда подарки: платье, платки, бурнус и т. п. и даже деньги. Члены семейства почти всегда видели, как он входил к жене и уходил, слышало тихий разговор и пр. Молодая вдова искренне убеждена была, что лицо, являвшееся ночью, был ее умерший муж, и была очень рада этим посещениям, как потому, что очень любила мужа, так и потому, что он приносил ей подарки. Одно только ее беспокоило, именно то, что он страшно наскучивал ее каждый раз своими любезностями. Но еще более беспокоились родные и доложили священнику, который сначала хотел подействовать на нее убеждениями в том, что это все вздор, что это болезнь, развившаяся вследствие сильной тоски по умершем муже. Но вдова и ее родные опровергли его фактом, указав на подарки, и этим поставили его в тупик. Священник избрал другой путь для достижения цели; он начал угрожать ей церковной епитимией, если она не прекратит общения с умершим, вечными мучениями и т. п. Вдова обратилась за советом к бабам, которые посоветовали ей насыпать в миску конопли, положить горячих угольев, насыпать конопли в пазуху и когда явится покойник, вынимать из пазухи коноплю, раскусывать ее, чтобы она трещала в зубах и бросать на раскаленные уголья: когда же спросит: «Что это?» нужно было отвечать: «Вши одолели». Священник между тем произнес на умершего проклятие, чтобы впредь не являлся. Ночью, когда явился умерший, было совершенно темно на улице, а в доме, кроме темноты, смрад и дым. Явившись, умерший начал упрекать жену в ее недобросовестности, грозил убить ее и отнять у нее все, что подарил. Испуганная вдова впала в обморок, тем более, что этому способствовал дым и вонь. Очнувшись от обморока, вдова ничего не нашла из подарков. Между тем, когда мертвец уходил с забранными подарками, спавшие в чулане и разбуженные шумом родные вдовы слышали, как умерший ударился в стену, конечно впопыхах, и как затрещало у него платье. На другой день нашли кусок, оторванный от полы поддевки, задетой за гвоздь, вбитый в стену. Последнее обстоятельство открыло милого покойника. Помещичий конторщик, человек женатый, давно ухаживавший за женою умершего без успеха при жизни мужа, теперь думал достигнуть цели. Когда он через неделю по смерти мужа обратился в окно к вдове с просьбою пустить его в дом или по крайней мере объясниться с ним у окна, вдова, постоянно думавшая и засыпавшая с мыслью об умершем муже, будучи пробуждена стуком в окно во время сонных грез о муже, решила, что это умерший муж вздумал посетить ее, сильно испугалась и закричала. Ее крик разбудил семью, которой она объяснила, что к ней являлся умерший и просился к ней, что она испугалась и закричала. В деревне на другой день разнесся слух, что умерший муж являлся ночью к вдове. Конторщик, конечно, узнал об этом и воспользовался слухом. Явившись в другую ночь, он разыграл роль умершего, объяснил ей, что он по-прежнему ее любит, что будет посещать ее по ночам, и будет приносить ей подарки, и тут же подал ей через окно ситцу на платье. Обманутая жена приняла конторщика за мужа, тем более что конторщик был во многом похож на умершего. Эти посещения продолжались до тех пор, пока священник не потребовал этого от вдовы. На вопрос жены, не раз замечавшей, как муж ночью уходил — на вопрос: куда он ходит по ночам? — он отвечал: «Ходил посмотреть контору». На другой день после скандала у конторщика был разбит висок и оторван кусок полы в поддевке. Это несчастное обстоятельство конторщик объяснял жене так: «Когда я подошел к конторе, то заметил здесь какого-то человека; я крикнул на мошенника, который ударил меня в висок палкой, и когда я начал кричать, он бросился бежать, оставив узел. От боли и испуга я побежал в комнату и, задев за дверь поддевкой, разорвал полу». Жена его передала это несчастие другим и история через два дня открылась. Дело кончилось тем, что конторщика наказали розгами и лишили места.

Таких фактов можно бы привести очень много, но это была бы слишком скучная история, потому что все эти факты похожи один на другой, как различные вариации на одну и ту же тему.

Одни из них были обманом несчастных со стороны ловких негодяев. Мы видели, как бессовестно жрецы языческие обманывали неопытных, не знавших, что роль богов разыгрывают жрецы, требуя в капище известных женщин или девиц для удовлетворения своей постыдной страсти. Жрецы за этот низкий обман оставались безнаказанными, а особы, приглашенные в капище, считались любимицами богов потому, что никто не знал проделки жрецов.

В средние века относились к делу иначе. Считая всех тех, которые говорили, что имеют телесное общение с духами, людьми нечистыми, колдунами и колдуньями, их мучили, резали, жгли, не исследовав хорошо дела. Почти во всех следствиях над ведьмами в средние века, показывается, по сознанию ведьм, что дьявол одет в черное платье, носит на голове шляпу с перьями и сидит на огне, но лошадиных ног не имеет. Католические безженные священники и другие проказники, конечно, в длинные зимние вечера всего удачнее разыгрывали роль странствующих демонских рыцарей. Между тем несчастных, воображавших, что имеют сношения с демонами, мучили, пытали и казнили. Кроме обманов было много помешанных, которые только воображали, что имеют сообщение с демонами, тогда как на самом деле ничего подобного не было.

Инквизиционный суд должен был бы основательно рассматривать дело и тогда уже решать судьбу обвиняемых, а не вести судебного процесса наобум. Если бы дело было ведено таким образом, то открылись бы только обманы и помешательства, и тогда бы нужно было казнить не обманутых, а обманщиков; помешанных же излечивать, как это потом и делали, излечивая их простым и естественнным способом. В помешанных освежали кровь, очищали их организмы от дурных соков, занимали их воображение постоянно новыми впечатлениями, развлекая их, возбуждая в них новые и новые суждения, и таким образом не давали им времени заниматься их вздорными фантастическими бреднями и сосредоточиваться на одном и том же предмете помешательства.