Начало мореходства на Руси. - В. Мавродин

Таким образом, изменение в характере русского мореходства на Черном море в XI–XII вв. и позднее, до самого Ба-тыева нашествия, в самом характере связей с Византией, осуществляемых по морю, обусловлено причинами не внешнего порядка, — с ними Русь хоть с трудом, но справлялась, а внутренним общественным развитием самой Руси, развитием и укреплением феодальных отношений.

Не случайно последний поход русских на Константинополь падает на время княжения Ярослава Мудрого и примерно совпадает с периодом интенсивного развития феодальных отношений, нашедших яркое отражение в современной рассматриваемым событиям «Правде Ярославичей».

Изменения в социальном строе и в политической жизни Руси не могли не сказаться на характере ее войн и, в частности, на существе морских походов.

От торговли и войн, войн и торговли к регулярным дипломатическим и торговым связям, не осложняемым военными столкновениями — таков путь развития связей Руси с Византией, являющих собой этап в истории русского мореходства.

И не половцам было положить конец плаванию русских по Черному морю. Силой, способной отбросить Русь от Черного и Азовского морей на целые века, оказалось лишь страшное Ба-тыево нашествие.

В данной главе я и попытаюсь собрать и проанализировать материал, относящийся к русскому мореходству на Черном, Азовском, Каспийском, Балтийском и Белом морях в период феодальной раздробленности. Сделать это не так легко, так как в противоположность периоду блестящих войн и морских походов времен образования и расцвета Киевского государства, нашедших столь полное и яркое отражение в русских, византийских, восточных и западноевропейских письменных памятниках и в устном народном творчестве, период феодальной раздробленности не знает таких выдающихся событий, как походы на Константинополь, заканчивающиеся договорами русских с греками. Все как-то проще, обыденнее, нет запоминающихся событий и имен, так как нет грандиозных походов, да и князья отстранились от непосредственной торговли с Царьградом товарами, добытыми в результате полюдья, дани и военной добычи, а эти-то события и эти люди княжеской крови только и интересуют летописцев. Поэтому летописец лишь попутно говорит о «гречниках», о «Греческом пути» — наследниках и преемниках «слов и гостей» времен Олега и Игоря, великого водного пути «из варяг в греки», и то тогда, когда «пакости» половцев вынуждают князей, биографии и дела которых интересуют его больше всего, взяться за оружие и идти навстречу купцам куда-либо в Канев, наподобие того, как ходил «к порогам» в ожидании невесты, готовый «боронить» ее от печенегов, Владимир Святославич.

Молчат о поездках «рос»-ов в Константинополь и византийские источники, предоставляя и византиноведам и русским историкам самим догадываться, откуда берутся на Руси греческие изделия и товары, мастера и монахи, как попадают в столицу «ромеев» меха и мед, воск и челядь, а с ними вместе отважные и сильные воины русские, чье искусство и храбрость гак высоко ценились в империи.

Но и то немногое, что сообщают русские и зарубежные источники, все же проливает свет на этот темный период истории мореходства в древней Руси.

Мы уже видели, что сношения с Византией и плавание по Черному морю не прекращались в XII в. и осуществлялись все по тому же древнему великому водному пути «из варяг в греки», который теперь носил только иное название — пути «Греческого».

Не забыт был и другой путь по Днепру и Черному морю — в Корсунь и далекую Тмутаракань, путь, шедший вдоль берегов Крыма.

Этим путем, быть может, пришел в свое время (1024 г.) со своей дружиной из Тмутаракани в Киев Мстислав. За такой путь тмутараканского князя говорит то обстоятельство, что он вначале «приде… Кыеву» и только тогда, когда «не приняша его Кыяне», «он… шед седе на столе Чернигове».[161]

Конечно, можно было и идя степью прийти сперва в Киев, а потом в Чернигов, но, плывя морем и Днепром, уж наверняка вначале попадали в Киев, а затем уже, по Десне, в Чернигов. Выдвигая такое предположение, я исхожу еще и из других материалов и аналогий, утверждающих именно такой путь сношений Тмутаракани с Киевом и обратно, о которых речь будет дальше.

Наличие среди дружинников Мстислава хазар и касогов, жителей степей и предгорий, еще совсем не обязательно указывает на степные дороги, приведшие Мстислава в Киев, а затем и в Чернигов. Ведь в походе русских в 943 г. на Бердаа в Закавказье, как мы уже указывали ранее, участвовали аланы и лезги не в меньшей, а в большей степени, чем хазары и касоги, связанные со степью и, особенно, с горами.

В 1059 г. (по А. А. Шахматову) прибыл на «остров Тмутараканий» инок Печерского монастыря Никон и на «месте чистом», близ самого «града» построил церковь богородицы и основал монастырь.[162]

Путь свой Никон проделал по морю, плывя вдоль берегов Крыма. Это подтверждается тем, что когда в Тмутаракани умер Ростислав, «князю острова того», «люди» Тмутараканские упросили Никона поехать к Святославу. Никон отправился к Святославу в Чернигов. По пути он имел свидание с Феодосией в Печерском монастыре в Киеве. [163]

Все это говорит о том, что Никон отправился из Тмутаракани морем, плыл вдоль берегов Крыма, мимо Корсуня, где незадолго до этого был убит корсунянами греческий котопан, отравивший тмутараканского князя Ростислава, поднимался вверх по течению Днепра до Киева.

И в третий раз, вместе с Глебом Никон плывет в Тмутаракань. Не случайно Глеб интересовался морем, и «В лето 6576 индикта 6 Глеб князь мерил м[оре] по леду от Тмутараканя до Кьрчева 10000 и 400 саже[н]», как гласит надпись на знаменитом Тмутараканском камне.

Путь с Днепра морем в Тмутаракань был путем довольно оживленным. Не случайно в Крыму русские купцы живут в XIII в., не случайно в XI в., как некогда во времена Владимира Святославича, в Корсуне немало сторонников Руси, а может быть, и просто русских людей, отомстивших котопану за отравление тмутараканского князя. Не был ли стоянкой русских купцов-мореходов, «крайним южным форпостом древней Руси» Коктебель, где в 1931 г. Барсамов обнаружил славянскую керамику, клейма на кирпичах, совпадающие со смоленскими, фундамент церкви, имеющий аналогии во Пскове?[164]

Как бы отмечая собой морской путь из Киева в Тмутаракань, тянутся вдоль него находки вислых свинцовых печатей с надписью «от Ратибора» (трехстрочная надпись: «<от/ /рати/боро»), который был одно время посадником в Тмутаракани. Одна такая печать Ратибора найдена в Киеве, одна в Севастополе, одна под Керчью и две на Тамани.[165]

Известны находки на Тамани камня-балласта той породы, которая встречается только под Киевом. Связь Тмутаракани с Киевом по морю не прекращалась в течение всего XI, а быть может, и XII вв.

Тмутаракань-Матарха играла очень большую роль в торговле в течение всего XII в.

Арабский географ Идриси (Эдризи) около 1154 г. писал: «Матарха — весьма древний город, а имя его основателя неизвестно. Матарха окружена возделанными полями и виноградниками, цари ее весьма отважны, мужественны, предприимчивы и весьма грозны соседним народам. Город этот густо населен и весьма цветущ; в нем бывают ярмарки, на которые стекается народ из всех близких и дальних краев».[166]

Матарха упоминается в договоре императора Мануила с генуэзцами в 1169 г., как самостоятельный город. Где-то невдалеке от нее (по Идриси в 20 или 27 милях) лежит Russia (Идриси) или Рос (Мануил), — тоже прибрежный город-порт. Мы не можем с уверенностью сказать, какой город Идриси называл «русским», но полагаю, что достаточно убедительны доводы Ф. Бруна и Ю. Кулаковского, считавших «Russia» — вторым названием Керчи. Ф. Брун аргументировал это свое утверждение тем, что от Матархи-Тмутаракани до Керчи примерно 20 с лишним миль, что как раз соответствует указанию Идриси.

«Устьем русский реки», у которого стоял этот город, он считает Керченский пролив. Ю. Кулаковский обратил внимание на наименование на известной печати Феофании Музалон, жены Олега Святославича, «архонтессой Руси». В состав Тмутараканского княжества Олега входили и Тмутаракань, и Керчь, обладание которой, носившей второе название — «Poioaia», и дало повод Феофании Музалон считать себя «архонтессой Руси».

Не были забыты и берега Азовского моря, древнее Лукоморье. «Русские села» встретились на пути Вильгельма де Рубрука на Дону, старинные генуэзские карты помешают русские порты у Калмиуса.

Все это говорит за то, что русские продолжали плавать по Азовскому и Черному морям, направляясь в Царьград и Корсунь, в Тмутаракань и Керчь. Недаром в самом начале XII в. Даниил, «Русьскыя земли игумен», побывал и в Иерусалиме, и на острове Родосе, где незадолго до него жил «Олег (Святославич. — В. М.) князь русскый[167] лета и 2 зиме».[168]