Поляна №1 (3), февраль 2013 - Коллектив авторов

– Кру!.. Кру!.. – кричали закружившиеся над погибшими вороны.

По этим птицам через несколько часов умерших женщин найдут спасатели. Вынесут их тела из болота и похоронят рядом на деревенском кладбище.

Всю жизнь дружили, вместе пошли за ягодой, вместе им и лежать…

Татьяна Кайсарова

«Жасминовым дождём упал рассвет»

Жасминовым дождём упал рассвет.

Светлеет утро, тает цепь оград.

Ликует жизнь, как будто смерти нет

И бел приствольный круг, и зелен сад.

А мне туда – за тёмно-синий лес.

Там буду ждать, как первая живая.

Медлительно качнётся свод небес

И засияет мир преображая.

Стволы сойдутся, высохнет роса,

Уймётся ветер, стихнет непривычно.

Между мирами вспыхнет полоса

И упадёт тропинкою обычной.

Алла Юрьева

Апельсин в юбке

Вечер стоял осенний. Темнота наступила рано. Шел дождь. Он начался робко, неуверенно, но с каждой минутой становился сильнее.

Вдруг – яркий свет ослепил, и я отскочила в сторону, а откуда-то сверху, с тепловоза, мне закричали:

– Ты, дура! Куда прешь?

– Эй там, наверху, чего орешь! Лучше прокатил бы!

– Залезай!

Я стала карабкаться по лестнице, а поручни были мокрые и скользкие, и я никак не могла подняться. Но вдруг чья-то сильная рука схватила меня сверху за куртку и втащила как котенка на палубу тепловоза-корабля. Машинист – плечистый парень – подмигнул мне. И мы поплыли. Кепка его зацепилась за выпуклый лоб, а мне казалось, что это капитанская фуражка.

Не было ничего удивительного в том, что я оказалась здесь, на рельсах. Шлагбаум разделил наш городок на две части: Западную и Восточную. Рельсы разрезали городские улицы поперек и прятались за многочисленными железными воротами заводских цехов. И тянулись, тянулись бесконечные железобетонные стены.

И вот я оказалась наверху, на капитанском мостике, все остальное осталось внизу. И мы помчались. Машинист просил меня отойти от окна, когда тепловоз въезжал на завод. Но я краешком глаза видела, как рвется раскаленный металл из печи. И огненное море бушует и кипит. Все грохочет вокруг, и люди что-то кричат друг другу – не разобрать. А мы мчались дальше. И гудели станки. И стружка металлическая завертывалась кольцами, и визжали на разные лады блестящие детали. И свинцовое облако нависло. Все расплывалось перед глазами. А может быть это туман? Затерянная в лесу на болоте станция. Тихо когда-то было здесь. Очень тихо. Жизнь, казалось, остановилась и застыла. Но пришли люди и взорвали тишину, за тишиной теперь далеко ездят, ищут ее, скучают по ней. Загудел тепловоз и вырвался на свободу. Где-то вдалеке – горы. Подъехали ближе – горы металлолома. Вода цвета кофе. Трава рыжая. Вот он, искореженный и ржавый, никому не нужный здесь, а там ему дадут новую жизнь.

Круговорот металла. И летят самолеты, и плывут пароходы, и ракеты – в космос, и станки, и краны, и поезда, и машины, машины, машины. И пушки, и танки, и атомную бомбу, пожалуйста. Парень вдруг сказал:

– Все! Это тупик… Вон психбольница.

– Да, – ответила я, – это тупик.

Закончилась ночь. Наступило утро. Машинист помахал мне на прощанье кепкой, а я показала ему язык.

На автобусной остановке людей было мало. Автобус подошел почти сразу и лихо затормозил. Я возвращалась к себе на Восток, где вечно живые трубы взметнулись над городом, выпуская из недр своих дым, который растекался и нависал.

Железные потроха автобуса тряслись и громыхали на каждой колдобине. Рельсы незаживающими ранами тянулись по асфальту, их приходилось перескакивать.

– Куда едем с утра пораньше?

– Домой. Что надо?

Зачем он сел ко мне? Меня уже трясет и хочется дать ему по морде и бежать.

– Девочка, ты симпатичная. – Ко мне на пустующее место рядом подсел пожилой дядечка в очках.

– Что надо-то? – Я посмотрела на усатую рожу мужика.

Может, просто так человек спрашивает. Делать ему нечего, а меня разрывает от страха. Бежать! Я не хочу ни с кем разговаривать! Пусть замолчит!

– Почему ты грубишь? Я художник. Может, твой портрет хочу нарисовать, а ты грубишь. Так нельзя, девочка.

– Ха-ха! – рассмеялась я.

– А чего ты смеешься? У меня мастерская. Пойдем ко мне? – старый нахал дышал мне в ухо.

– Дядя, а иди ты ежиков пасти!

– Ай-яй! Какая молодежь нынче пошла, – повернулся он к женщине, которая сидела сзади.

– И не говорите! Они ничего делать не хотят, только хамить, только хамить! Меня вот сын с утра уже облаял, как собаку, а я ему пивка принесла только. А он: зачем разбудила?

Мужик положил мне руку на коленку, продолжая разглагольствовать с теткой по поводу молодежи.

Стало понятно, что пора убираться. Я оттолкнула мужика и выскочила из автобуса, который подъехал к остановке «Дом Правосудия».

Еще художником представляется! А ведь какая-нибудь дура клюнет. Сама недавно такой была: «Девочка, помоги мне, пожалуйста, а то я ключи уронил за почтовый ящик, не могу достать. Ты маленькая, ручка у тебя худенькая, я тебя подниму, ты их и достанешь». И поднял, гад. Я смотрю-смотрю, где эти чертовы ключи? А он в этот момент мне своими жирными лапищами по ногам да под юбку. Попался бы сейчас, расцарапала бы всего, а тогда – как вырвалась, до сих пор не помню. Очнулась на улице, всю трясет. Долго потом шарахалась ото всех. Мне слово кто-нибудь, а я бежать. Все чудилось, что стоит он в подъезде под лестницей, у батареи. Там всегда темно.

Город проснулся. Очередь вытянулась у магазина и закрутилась кольцами. Я подошла ближе. Давали пельмени. В красных пачках. Куски льда были разбросаны вокруг прилавка. Люди расхватывали пельмени, словно с роду ничего вкуснее не ели. Рядом у кинотеатра «Россия» наклеивали новые афиши. Откуда взялись эти люди в очереди за пельменями? Откуда? Они работают в другую смену? Печи не должны останавливаться. Электрические угли дают электрическую сталь. Когда все это началось? Люди стали стекаться сюда, на эти болота, и строить город… Дачный поселок здесь – это мираж. А город – запросто. Восток – заводы на болоте, атомный щит, военная часть и психбольница. Запад – дома и клубы, ледовый дворец и памятник на площади. Наш город дает стране сталь, мирный атом и людей, по которым проехали кипящей сталью, стукнули мирным атомом.

Из-за этого придурка пришлось выйти черт-те где. Пить охота, в горле пересохло. В кармане есть мелочь. Через дорогу источник – бочка с квасом.

Около бочки на табуретке сидела бабка в сером фартуке. Я протянула ей мелочь на маленький стакан. Она долго возилась. Наконец налила мне большую кружку и дала сдачи. Я внимательно посмотрела на нее. С чего бы это? А она, не закрыв задвижку на кране, хлопала осоловевшими глазами и раскачивалась на табурете, как будто дул сильный ветер. Квас лился из незакрытого крана. А ей было по хрену. Мне тоже. Я выпила свой квас и ушла.

Я подсчитала оставшиеся деньги и, проходя мимо Дома пионеров, решила сходить в кино. После сеанса присела в фойе завязать шнурок на кеде. Какая-то женщина плюхнулась рядом на банкетку.

– Девочка, а не хочешь записаться в кружок?

– Нет, я только в квадратик хочу. А что за кружок-то?

– Кружок затейников!

– Первый раз слышу, а что делать надо?

– Очень интересно! Очень! Мы организовываем праздники, проводим всякие конкурсы и викторины, на Новый год спектакль ставим.

– Спектакль это клево, наверное. Насчет остального – не знаю.

– Девочка! Ты записывайся, пока еще есть такая возможность.

– А почему вы решили, что я вам подойду?

– У нас, понимаешь, уже все роли в спектакле распределены, осталась только… В общем, я как тебя увидела, так сразу поняла, что ты нам подойдешь.

Мне понравилась эта тетка. Не знаю чем, но понравилась. Затейники… Чего бы такого затеять?

– Приходи на следующей неделе.

Я вышла из Дома пионеров, вдохновленная тем, что я теперь не просто кто-нибудь, а я теперь Затейник. Просто отпад!

– Егорова! Егорова! Ты почему в школе не была? Прогуливаешь? Конечно же, болеешь! По улицам шляться здоровья хватает! – навстречу мне двигалась наша математичка Варвара Ивановна. – Сегодня была проверочная работа. Ты когда собираешься ее писать?

– У меня что, живот заболеть не может? Еще у меня спина болит от вашей парты! – выдохнула я, и внутри все закипело.

– Егорова! Ты почему так разговариваешь?

А меня несло дальше.

– У всех нормальные столы, а мне стол на ноги давит, а спина знаком вопроса согнулась! Его что, специально для меня принесли из начальных классов?

– Умная ты какая, Егорова! Ноги выросли, а ума не прибавилось!

– Я пойду, Варвара Ивановна. Что-то нехорошо мне.

– Иди, Егорова, но только завтра чтобы от родителей записка была. А то я тебя в школу и за такой стол не пущу.

Я пошла. Я повернулась и пошла. Мне действительно вдруг так стало плохо. Я шла и думала: «Ну почему она меня так ненавидит? Сколько раз просила пересадить. Я ей говорю: у меня сколиоз. А она: у всех сколиоз! Дура!»