Последняя надежда - Анн Плишота
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но мы на земле, ма… Мы на земле…
Когда девочка открыла глаза, первым, что она заметила, было то, что она лежит в собственной кровати. Не успев толком проснуться, Окса озадачилась массой вопросов: неужели она заснула на лестничной клетке у апартаментов Драгомиры? кто перенес ее в комнату? чем закончился разговор родителей? удалось ли отцу объяснить все маме?
Но когда она спустилась вниз к завтраку, ей пришлось задать куда более насущный из них:
— А где мама?
На кухне были почти все: отец, Драгомира, выбравшаяся, наконец, из своих апартаментов, Леомидо и Абакум. И это делало отсутствие Мари еще более заметным.
— Твоя мама у своей сестры, — ответил Павел. Лицо его осунулось от усталости и волнения.
Все четверо смотрели на Оксу, одновременно сочувственно и сурово.
— Она на меня сердится, да? — хрипло спросила девочка.
— Нет, она сердится не на тебя! — отец отвел взгляд и подтолкнул к дочери свернутый вчетверо листок бумаги.
Окса развернула записку и прочла:
«Окса, любимая моя девочка, я уезжаю на несколько дней к тете Женевьеве. Мне нужно спокойно обдумать произошедшее. Скоро вернусь. И помни, что я тебя люблю.
Мама».— Окса, то, что ты натворила, очень серьезно, — тут же пошла в наступление Драгомира. — Это было жестоко по отношению к твоей маме, да и всем нам.
— Я знаю, ба. Мне так жаль! — воскликнула Окса со слезами на глазах. — Я полная дура, мне, правда, жаль!
— Мы знаем, что тебе жаль, — раздраженно бросил Леомидо. — Но сделанного не воротишь… У твоей мамы настоящий шок, все стало слишком неожиданным для нее.
— Для меня все тоже стало слишком неожиданным! — возмутилась Окса. — Если бы вы сказали мне об этом раньше, глядишь, оно было бы проще…
Четверо взрослых приняли ее бьющие наотмашь слова без комментариев: все же девочка была кое в чем права.
— Что ты чувствовала? Почему ты так поступила? — Абакум смотрел на Оксу с доброжелательностью, резко контрастирующей с суровым видом остальных взрослых.
Прежде чем ответить, Окса помедлила. Она громко погрызла ноготь, склонив голову на бок, а потом взорвалась.
— Я узнаю поразительные вещи, а потом все куда-то испаряются, отказываясь отвечать на мои вопросы! Вы все сбежали из дома, никто со мной не разговаривает, словно мне самой нужно разбираться с этой чудовищной проблемой! К тому же я способна делать кучу всякой всячины, и мне хочется вам это показать… Но вам совсем наплевать! Вы даже не попросили меня сделать это… Вы хоть понимаете, что все, что произошло, АБСОЛЮТНО меняет мою жизнь?! Не-ет, вы продолжаете перешептываться между собой, взрослыми, наплевав и на маму, и на меня. Я была в таком бешенстве, вы и представить себе не можете! Я буквально задыхалась от ярости, и могла разнести тут все просто взглядом, не вставая со стула. Когда мама спросила, не скрываете ли вы от нее что-либо, вы ей соврали прямо у меня на глазах. И я не смогла с собой совладать. Оно само так вышло, я не могла остановиться…
— И как ты сейчас себя чувствуешь? — ласково спросил Абакум.
— Сейчас? Ты правда хочешь знать, как я сейчас себя чувствую?
— Да, — просто ответил Абакум.
— Ладно. Видите дождик за окном?
Все повернулись к окну. Площадь заливали водопады воды. Миг спустя грянул гром, сотрясая стекла.
— Я себя чувствую, как нынешняя погода: во мне слез столько, что в них можно утонуть, — дрогнувшим голосом сказала Окса. — Я несчастна. Несчастна и зла. Настолько зла, что вот-вот взорвусь.
Четверо взрослых смущенно переглянулись. Они отлично понимали, до какой глубины страдания довели девочку своим пренебрежением, и явно сильно об этом сожалели.
Достаточно было на нее поглядеть, чтобы понять, насколько Окса переполнена эмоциями, которые почти не могла сдерживать, и которые выплескивались через край, поскольку никто не удосужился облегчить ее боль.
Сделанного не воротишь, как уже сказал Леомидо… Лицо Оксы осунулось и было пугающе бледно. В ее глазах сверкали готовые пролиться в любой момент слезы, и она еще совсем обгрызла ногти — почти до мяса.
Вот уже несколько дней девочка подавала совершенно явные сигналы о своих страданиях, переходя от смеха к плачу, от горячего энтузиазма к полнейшей депрессии. Сейчас это стало пугающе ясным и ее отцу, и остальной родне. Но больше всего их удивила ее ярость. Чудовищная ярость, черная и жгучая, совершенно не свойственная Оксе.
Павел подошел к дочери, встал перед ней на колени и положил руки ей на плечи.
— Нам очень жаль, что так случилось, — произнес он самым ласковым голосом. — Пожалуйся, не злись. Ты права, мы не обращали внимания на твои вопросы, но мы все тебе объясним в нужное время. Еще слишком рано…
— СЛИШКОМ рано! — снова вышла из себя Окса. — Но вы сказали уже СЛИШКОМ много, и теперь не имеете права оставлять меня в неведении, будто я не в состоянии ничего понять!
С этими словами она взметнулась как фурия и, упершись кулаками об стол, поочередно оглядела взрослых горящими глазами. При виде их молчания и полного отсутствия реакции, девочка почувствовала, как волна кипящего бешенства перекатывается из ее израненного сердца в голову.
Это ощущение было уже ей знакомо по стычке с Варваром в туалете, в начале учебного года. Окса опустила глаза, пытаясь успокоиться. Тщетно! Она с ужасом смотрела, как стоящая перед ней чашка с горячим шоколадом взлетает над столом и впечатывается в стену, по пути облив Драгомиру. От удара чашка раскололась, и на стене образовалось коричневое пятно.
— СМОТРИТЕ, ЧТО Я ИЗ-ЗА ВАС НАДЕЛАЛА!! — взорвалась Окса. Резко развернувшись, она пулей выскочила из кухни, ее сердце грозило разорваться от почти невыносимой тяжести.
Отец нагнал дочь в коридоре, где большое зеркало готовилось пережить ту же участь, что и чашка.
— Ты что, решила все в этом доме перебить? — процедил он сквозь стиснутые от гнева зубы.
— Отстань, папа! Отстаньте от меня все! — Окса яростно пыталась вырваться из крепкой хватки отца.
Ей удалось это сделать рывком настолько сильным, что она потеряла равновесие и упала. И это удвоило ее ярость.
— А теперь немедленно успокойся и выслушай меня! — взорвался Павел. — У нас сейчас непростой период, и мы пока что плохо владеем ситуацией! То, что происходит, весьма непросто для всех нас, уж поверь. Так что не усложняй положения еще больше, будь любезна!
— Все слишком сложно, чтобы объяснить девчонке, да? Ну, так не нужно было вообще мне ничего рассказывать! Это вы виноваты в том, что случилось с мамой! НЕНАВИЖУ ВАС!
Окса орала во всю глотку, рискуя сорвать голосовые связки. Ярость душила ее, девочку всю трясло от гнева.
Из кухни Леомидо и Абакум смотрели на нее с болью, пораженные ее отчаянием. Драгомира сидела, закрыв глаза, бледная и неподвижная.
Павел протянул Оксе руку, чтобы помочь ей встать.
Девочка проигнорировала его жест, вскочила и помчалась к себе в комнату, давясь едва сдерживаемыми рыданиями.
Яростно прилепив к двери снаружи табличку, запрещающую входить, Окса бросилась на кровать. Сердце ее было вдребезги разбито.
Когда Окса увидела возле себя Фолдингота, то невольно вздрогнула. Маленькое существо терпеливо ожидало возле ее кровати. Длинные ручки висели вдоль его толстенького тела.
— Боязнь должна покинуть вашу душу, внучка Лучезарной, — пропищал домовой. — Прислуга Лучезарной не хотела вызвать испуг…
Окса села, не сводя глаз с Фолдингота.
— Я… я не испугалась! — пробормотала она. — Просто удивилась. Э-э… Я могу чем-нибудь тебе помочь?
Фолдингот замотал головой так отчаянно, что Окса изумилась.
— До ушей Фолдингота Лучезарной донеслись слова, которыми обменялись гости этого дома… Внучка Лучезарной высказала жар своего сердца, исполненного гневом. И магия всколыхнулась, и ни один Беглец не смог возвести плотину, чтобы перекрыть энергию, порожденную этим гневом.
— Я допустила грубую ошибку, да?
— Ошибка очень человечна, и внучка Лучезарной теперь знает, что в ее сердце таятся самые разнообразные чувства. Отныне ей придется жить с этим сочетанием Внешника и Внутренника. Ошибку исправить невозможно, но внучке Лучезарной следует уметь отвечать за последствия. Внучка Лучезарной уже не неразумный младенец, она входит в яркий отроческий возраст, в котором любые действия имеют свою цену.
— Иными словами, я должна думать о последствиях… — буркнула Окса.
— Внучка Лучезарной очень точно поняла слова Фолдингота.
На этом маленькое существо, церемонно поклонившись, попятилось к двери и исчезло, оставив глубоко задумавшуюся Оксу в одиночестве.
22. Категория «Совершенно секретно»
Павел Поллок, тоже предельно взвинченный, выждал примерно с час, прежде чем прийти утешить дочь. Усевшись на край кровати, он ласково погладил ее по голове.
