Санитары - Сергей Зайцев

Сердце билось все быстрее, толчки крови громом отдавались в ушах. На лбу и висках крупными бисеринами выступил пот. Свет больше не резал глаз — во всем мире для Димки не осталось больше ничего, кроме лица Панкратова и его пронизывающего взгляда, выворачивающего душу наизнанку. И взгляд этого человека ясно давал понять, что «не знаю» или «не понимаю, о чем вы говорите» — это не тот ответ, который его устроит. Где-то очень далеко, словно в другой вселенной, захрипел Федор, забился в путах, пытаясь в слепой панике вырваться и сбежать от надвигающейся участи.

Наверное, в этот момент с Димкой от ужаса что-то случилось. Или кратковременный обморок, или какой-то ступор. Реальность словно щелкнула, и Панкратов вдруг оказался не перед ним, а возле двери. Он уже уходил. Но перед уходом обернулся и бросил на бауманца последний взгляд, царапнувший по лицу, словно лезвие ножа.

— Развязать обоих. Привести в порядок — и ко мне в кабинет.

Грохот, с которым за капитаном захлопнулась дверь, прозвучал для измученной души Димки, словно музыка.

— Это все? — сипло выдохнул Федор, глядя на Ангела после пережитого волнения так, словно у того в самом деле на спине прорезались белые крылышки, аки у спасителя. — Допрос окончен?

— Отдыхайте, братишки, — заплечных дел мастер, заговорив впервые за все время, ответил мальчишеским фальцетом, совершенно не вязавшимся с его жутковатой внешностью перекачанного костолома. Довольный эффектом, который его голос произвел на пленников, насмешливо ухмыльнулся и вышел за Панкратовым.

Первым делом их отвели в служебную сушильню, обустроенную в тесной подсобке недалеко от исповедальни. По двум стенам помещения в несколько рядов тянулись обтянутые пожелтевшим от времени пластиком алюминиевые штанги на выносных упорах. Когда-то они служили поручнями в электропоездах, а сейчас, снятые из вагонов и переоборудованные для других задач, были обвешаны сушившимся бельем — рубашки, свитера, форменные комбинезоны, носки. Мощный электрический обогреватель в центре комнаты на полу, обставленный обувью, прогревал всю комнату так, что когда озябших после допроса пленников втолкнули в подсобку, то ударившая в лица волна спертого воздуха показалась обжигающе горячей. Запашок стоял характерный для таких помещений — одежку часто подсушивали наскоро, перед выходом в караул или на пост, так что «аромат» застарелого человеческого пота, задубевших от ношения носков и давно не стиранных тряпок стоял знатный, в нос так и шибало.

— Переодевайтесь и пошевеливайтесь, Панкратов ждать не любит, — уже знакомый черноволосый охранник, с обезображенным шрамами лицом, мотнул чубом в сторону развешанной по поручням одежды. — Подберите себе что-нибудь по размеру, все равно это временно, пока ваша просохнет. На все — десять минут. Не успеете — поведу к начальству хоть с голой задницей.

— Да кто он такой, ваш Панкратов?! — сквозь зубы буркнул Димка, когда дверь за охранником закрылась. От пережитого его все еще трясло мелкой дрожью, озябшее, избитое тело молило об отдыхе, но пока о нем можно было только мечтать.

— Я знаю, кто, так что не суетись, — буркнул Федор, придирчиво оглядывая сушилку. Держался после допроса он на удивление бодро, хотя, наверное, просто сказывалось нервное возбуждение. — Вот буржуи, совсем тут зажрались! Электроэнергия у них что, даром вообще или тут прирученные мутанты день и ночь мускульные генераторы крутят?

— Не смешно… И вообще, Федь, выбирай выражения, а то услышит кто, и снова руки ломать потащат… — Спохватившись, парень содрал с себя влажную форменную куртку, затем рубашку, оставшись лишь в майке и штанах.

— И этого черта, что нас привел, мне тоже приходилось видеть, — ворчливо добавил Федор. — У него кликуха на морде лица написана — Шрам, он из свиты Панкратова. Говорят, ему когда-то довелось в туннеле с диким кошаком столкнуться, из тех, что матерых сталкеров на завтрак жрут, и догадайся с трех раз, кто кому горло перегрыз? Но физию ему кошара перед бесславной кончиной расписать успел, прямо художественное граффити! Взглянешь на такое перед выходом на пост — и всю смену будут черти мерещиться. Зато сна — ни в одном глазу.

Подслеповато щурясь, напарник сдернул с поручня чей-то рабочий серый комбинезон, показавшийся ему подходящим, встряхнул перед лицом, примериваясь на глаз. Затем принялся решительно разоблачаться, что-то раздраженно ворча под нос. Мокрые тряпки он тут же развесил на поручнях.

Димка последовал его примеру, подобрал верх и брюки. Натягивать чужую одежду было неприятно: неизвестно, с кого ее сняли. Может, болел чем человек. Но в мокрой ходить не хотелось, назябся уже, хватит! Димка даже зажмурился, отдаваясь ощущению блаженного тепла, которым было пропитано помещение. «Черт, как же это здорово — просто согреться!» Застегнув куртку, он покосился на Федора, который тоже заканчивал с переодеванием и возился с ботинками.

— Федь, а очки ты где потерял?

— Там же, где ты свои мозги, когда отправился без меня по станции шастать! — отбрил Федор.

— Ты все еще думаешь, что это все из-за меня? Но я ведь ничего противозаконного не делал, понимаешь? Ничего!

— Угу. То-то я просыпаюсь, а в лицо сапог летит. Увесистый такой, понимаешь, и этот подарок явно на чьей-то ноге, а не в праздничной коробке с ленточками…

— Так что, очки тебе разбили? Черт…

— Ты что, разбитые очки — это вешалка. Сам прикинь, Димон, ёханый ты бабай, где я новые возьму? Наши оптики от жадности удавятся, но какие-то паршивые очки делать не станут. Им линзы точить для снайперского прицела куда милее. В общем, очки в палатке остались, я их перед сном всегда снимаю.

— Умеешь ты голову заморочить. — С души Димки словно камень свалился. — Так кто этот Панкратов, Федь? Ты вроде сказал, что знаешь.

— Кто, кто… Хрен в пальто! Из этой компании я только Ангела не знаю, наверное, он недавно у Панкратова. А сам капитан начальник службы безопасности Таганского треугольника. Нередко работает следователем по особо важным делам по всему ганзейскому кольцу, когда какие-нибудь авралы случаются. Очень влиятельная… сволочь.

— Федор… — Димка тревожно покосился на дверь.

— Не ссы, глупости, которые мы иногда говорим, — ничто по сравнению с глупостями, которые мы постоянно делаем. Я даже кликуху Панкратова знаю… я вообще много чего знаю, потому что умный, в отличие от некоторых. Неужто не слышал? Капитан из кабинета выбирается так редко, что его свои же окрестили Канцелярской Крысой… Но если уж выбрался и начинает греметь костями снаружи, то значит, случилось действительно нечто неординарное. И весь народ, ясен пень, срочно начинает заранее бздеть. Вот и нас, блин, счастливчиков, угораздило каким-то краем попасть под местные разборки… Слушай, может, с мотовозом, который мы привезли, что-то не так? Как считаешь, наши умельцы с ним не перемудрили?

— Да что они там могли перемудрить? Не взорвался же этот мотовоз, в самом деле!

— А может, и взорвался. Какой-нибудь обдолбавшийся недоумок заложил заряд взрывчатки и рванул, думая, что раскуривает пачку с галлюциногенными грибами. Вот тебе и готовая диверсия. А мы крайние, потому что привезли. Тут у них случилось действительно что-то серьезное, Димон, иначе бы нас, бауманцев, не взяли в оборот настолько грубо…

— Федь, у тебя словесный понос.

— Ага, ты уже говорил. Ёханый бабай, неужто не понимаешь? Нервное у меня! Трудно удержаться после всего, что нам учинили… А знаешь… — закончив завязывать шнурки на ботинках, Федор выпрямился, криво усмехаясь каким-то своим мыслям. Похлопал по карманам прежней форменки, выудил размокшую пачку папирос и раздосадованно шлепнул поверх обогревателя. Затем принялся выгребать личные вещи и переправлять в карман комбеза.

— Так о чем ты там говорил, Федь? — напомнил Димка.

— Да все о том же. Когда на этом железном толчке сидишь, Димон, все что угодно подумать можно, а сейчас понимаю — не собирались они нас пытать. Фуфло это все. Мы с Бауманского Альянса, не бомжи какие-то, не посмели бы они… Просто психологическое давление… обработка… Чтобы раскололись и выболтали все, что знаем. Причем сразу и без лишней суеты. Но когда там сидел, веришь, даже не сомневался, что сейчас эта тварь своими погаными инструментами… — Федор остервенело сплюнул. — Да, Димон, ты уж извини, что напустился на тебя там… Сам видел, пока пургу гнал, Ангел нас трогал реже… Чем его так наша Наташка заинтересовала? И о каких, на хрен, сообщниках он тебя спрашивал?

— Спрашивал — слишком сильно сказано. Один вопрос задал и свалил, не дождавшись ответа. А все эти инструменты… — Димку передернуло при воспоминании о пыточном наборе на столе в исповедальне. — Он точно псих.

— Эх, Димон! Ты просто Панкратова не знаешь. А он тем и славится, что читает так называемый «язык тела» с лету, вот как ты книгу. Так что поверь, ответил ему ты подробно и весьма красноречиво.