Избранные произведения в трех томах. Том 3 - Всеволод Кочетов

— Жуткое ты существо, Капитолина, — говорил Горбачев, ведя свое семейство путаными театральными переходами, по которым ему приходится хаживать в президиумы различных городских собраний и конференций. — За кого ты выйдешь замуж, тот кандидат в святые, великомученик.

В уборной Гуляева Горбачевы уже застали какую–то пару. Гуляев узнал секретаря горкома, пригласил сесть на пыльный диван. Никто не сел, конечно. Гуляев представил:

— Мои друзья — художник Виталий Козаков и его жена, инженер Козакова.

При словах «инженер Козакова» Горбачев потер лоб:

— Постойте, постойте! Это не вы ли из Москвы недавно приехали, на Металлургический? В доменный цех?

При словах «в доменный цех» Капа быстро взглянула на Искру, в секунду осмотрев ее всю, с головы до ног: она же с ней уже встречалась в доме Андрея.

— Я, — ответила Искра.

— Молодец вы какой! — сказал Горбачев, пожимая ей руку. — Женщина — в доменный цех! Давно хотел съездить взглянуть на вас. Да знаете нашу секретарскую жизнь: Вельможа. Бюрократ. Сановник. Для нас ведь только одни эти эпитеты и эти образы и остались ныне у некоторых пишущих товарищей. Вот и здесь, в пьесе, этакий дуб — партийный руководитель — выведен.

Он говорил весело, с юмором, смеясь. Но Искра услышала в его словах горечь.

Анне Николаевне разговор показался неприятным.

— Вы замечательно играли! — сказала она Гуляеву. — Большое удовольствие доставили. Большое!

— А я иного мнения, — сказала Капа.

— Капитолина!.. — строго прикрикнул Горбачев.

Но она повторила:

— Совершенно иного.

— Да? — Гуляев подошел к ней ближе. — Вы считаете, что если ты взялся играть пятидесятилетнего человека, инженера, начальника крупной стройки, то не заставляй его мальчишествовать? Если ты влюбил в себя девушку, то будь мужественным и дальше, отвечай за все содеянное тобой, не трусь перед любовью? Не будь слюнтяем, хныкальщиком, сентиментальной барышней? Так?

Капа слушала его, ошеломленная. Он сам, этот артист, говорил ей о своей роли и своей игре то, что хотела сказать ему она.

— Откуда вы это знаете? — спросила.

— Вот только что примерно так говорила мне эта милая молодая дама. — Гуляев указал на Искру. — А двумя месяцами раньше, когда мы начинали репетировать пьесу, это все говорил себе сам я, ваш покорный слуга.

— Почему же вы все–таки так играете? — спросила Капа.

— А это уж спрашивайте у всех нас. — Гуляев обвел вокруг рукой. Оказалось, что за спинами Горбачевых и Козаковых толпится еще немало народу. — Мы все ответственны за спектакль. Кроме актеров, есть еще и режиссеры в театрах.

Яков Тимофеевич, тоже стоявший в уборной Гуляева, стал представлять Горбачеву режиссеров, их помощников, артистов. Начался длинный разговор. Капа отошла к Искре, тихо спросила:

— Вы, значит, в одном цехе с Андреем Ершовым?

— Да, в доменном. Он тоже мастер.

— А вы разве мастер? Вы же инженер.

— По образованию — инженер. А по работе — мастер, по должности.

— А Ершов — он ведь не инженер?

— Нет, он окончил техникум. Но, как видите, мы с ним на производстве равны. А вы давно его знаете?

— Не очень.

Искра перевела разговор на спектакль:

— Мы с мужем тоже ведь пришли выразить свое возмущение этой пьеской. Какая пошлость! Особенно обидно за Александра Львовича. Он ведь друг моего мужа, вернее — еще друг его покойного отца. Они откровенны, и Александр Львович говорит нам всегда, все–все. Он прекрасный, большой актер. Иной раз, когда у него хорошее настроение, он разойдется да почитает что–нибудь из Шекспира… Мороз по телу! Или Маяковского… Никто так Маяковского не понимает, как он. Он громадный, Александр Львович. Но его заставляют играть пигмеев. Я видела, он плакал однажды у нас дома. Вот от этого самого плакал — от неудовлетворенности, от невозможности получить роль по силам, по характеру, по таланту.

— А я ему все так бухнула! — Капа была смущена и расстроена.

— Это ничего. Он сам человек прямой.

Яков Тимофеевич, воспользовавшись случаем, повел Горбачева осматривать помещения театра. Здание давно требовало ремонта, и он надеялся заручиться поддержкой первого секретаря горкома. Анна Николаевна и Виталий Козаков тоже ушли с ними. Капа и Искра остались одни. Они перешли в фойе, где лампы были уже наполовину погашены, сели возле пустого буфетного столика и долго еще разговаривали. Капу интересовало в жизни молодой женщины все то, что в недалеком будущем ожидает и ее, она осторожно выспрашивала об этой жизни. Искру тянуло заглянуть в казавшуюся ей таинственной, жизнь семьи партийного руководителя. Она выспрашивала Капу с еще большей осторожностью. Определенного мнения о Капе у нее еще не сложилось, она судила о ней по тем разговорам, какие ходят о дочерях таких родителей, как Горбачев, видела в ней избалованную, ничего не умеющую, но с обеспеченным будущим папенькину дочку. Зато Искра уже нравилась Капе. Пусть она немножко обезьянка по внешности, смешно щурит свои узкие глазки и длинно выпячивает нижнюю губу, но она такая уютная, теплая, что ее так и хочется потрогать. А главное — обезьянка, обезьянка, а вот ведь мастер, мастер! Подумать только! И где мастер? В страшенном доменном цехе, где так опасно. Ожоги Андрея еще и сейчас не совсем зажили. Сколько пришлось повозиться!

— Я очень рада, — сказала она, — что познакомилась с вами ближе. Мне бы так хотелось, чтобы это знакомство продолжалось и дальше, если вы не против, Искра Васильевна.

— Конечно, конечно. Приходите к нам, Капочка. У нас много картин, альбомов всяких. Посмотрите. Вы любите живопись?

— Очень.

— Вот и приходите.

— Меня обещали в доменный цех сводить.

— Ну и тоже милости просим в цех. Всё покажем и расскажем. Может быть, так и специальность себе выберете.

— Я выбрала. Я учусь в медицинском.

— Очень хорошая специальность. У меня папа был врачом. Сельским. На его похороны пришло две тысячи народу. Из всех окрестных сел. Врач, Капочка, если он, конечно, настоящий врач и специальность выбрал по призванию, по любви к человеку, он себе не принадлежит. Он принадлежит людям.

— Вам бы с моим папой поговорить, Искра Васильевна. Вы бы, наверно, понравились друг другу.

— Что вы, что вы, Капочка! — Искра даже руками замахала. — Разве вашему папе можно мешать! Тем более я. Я ведь болтунья, меня если не остановить… В общем, нельзя вашему папе мешать. Он очень занятый человек.

— Удивительно! — сказала Капа. — Вот так все хорошие люди рассуждают: Горбачев занят, не будем ему мешать. И не идут к нему. А всякие, знаете… Ну такие, которым только бы им самим хорошо было, только бы что–нибудь для себя сделать… Те не стесняются. Те, пожалуйста: идут и идут. В результате вокруг папы больше бывают как раз они, чем хорошие, интересные люди. Я уже ему сто раз говорила об этом. Я ему все говорю, даже такое, чего мама не решится сказать. А ваш муж известный художник? — переменила она разговор. — Козаков? Что–то я не слышала.

— Не очень, Капочка, известный. Хотя и не последний среди художников Москвы. Словом, приходите к нам, посмотрите его работы.

Дома за поздним чаем Горбачев сказал:

— Вот что, Капитолина. Если ты не приведешь своего мастера к нам, сам к нему поеду. Это же неслыханно! Девчонка где–то с кем–то гуляет, возможно, что уже и амуры крутит. А родители его даже в лицо не видали. Может быть, это такая же старая перечница, какую мы сегодня на сцене лицезрели.

Капа сказала:

— Поезжай посмотри. А к нам я его не поведу. Я же тебе все объяснила.

Через несколько дней секретарь горкома появился на заводе. Посидел: у Чибисова. Говорили о плане, о руде, о кадрах. Побывал в партийном комитете. Говорили о массовой работе, об учебе, о приеме передовых рабочих в партию. Прошел через мартеновский цех, который когда–то строил, здоровался со сталеварами. Прошел через прокатку, поднялся в кабину управления блюминга, посмотрел, как работает Дмитрий Ершов. Добрался наконец и до доменного цеха.

Подымаясь по лестнице из железных прутьев, переходя через мостики над подъездными путями, по которым полз состав пышущих жаром чугуновозов, почувствовал, что сердце у него частит. Сказал себе, что это черт знает что. Можно подумать, что ему предстоит ответственная встреча с премьер–министром Великобритании. Странное, непонятное было чувство. Когда женился старший сын, такого чувства Горбачев не испытывал. Привел парень девушку в дом, показал — девушка как девушка. Появилась, прижилась, ничто не изменилось. А ведь тут неизвестно, что может произойти. Молодой гражданин этот может увести Капитолину, куда только ему вздумается, может заставить ее отречься от родителей, если они не придутся ему по душе, — все может. Он сила, и гораздо большая, чем отец с матерью. Есть дочка — и не станет дочки. Все будет так, как захочет этот молодец.