Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

не мог, да и зачем ему?) протянул недолго – через год умер в Коммуздяках, в новом двухэтажном особняке на месте старой хибары, построенной еще самым первым Провом. Генрих выполнил сыновний долг – нет, сам за отцом не ходил, мог за деньги купить и лекарства, и уход, но он тревожился, приезжал, выслушивал воспоминания Прова Провича, успокаивал его тоску и недовольство. Люди слабы, часто падают духом, и тогда кажется, что жизнь жестока и несправедлива, и главное – конечна, а ведь так хочется, чтоб как в детстве – как в сказке… Напоследок Пров Прович оставил себе единственное занятие – просил подвинуть кресло к окну, за которым открывался вид на комбинат, и смотрел туда долго, его взгляд затуманивался – кто знает, что он там видел?.. Генрих и тут не покинул отца – придумал привезти из Москвы внука, для того выдержал целую битву с бывшей женой. Но у деда с мальчиком просто не осталось времени. Похоронили красного директора на городском кладбище со всеми почестями. Кортубин еще недолго пребывал под властью капитализма, и покойников не разделяли на богатых и бедных, элиту и бесправное быдло – всех хоронили вперемешку. Отпевания не было – только гражданская панихида, пришла масса народа, выступали товарищи Прова, сами уже седенькие и больные, изгрызенные жизнью старики; и дорогу, по которой пронесли гроб, устлали ворохом красных гвоздик. На могиле установлен памятник – кирпичная стела, у ее основания – гранитная плита, сверху чугунная доска с надписью «Сатаров П.П. 193…-2003гг.» И больше ничего – ни креста, ни портрета. Генрих все исполнил по воле покойника. Только кое-что добавил от себя. Совсем недавно завершилось строительство нового пятиглавого собора в Кортубине, и Генрих Прович Сатаров совершил очень щедрое пожертвование. Правда нельзя утверждать, что на этом совесть его успокоилась. Но наша совесть – только наша проблема. Как-то так.

В довершении первого (но не последнего!) рассказа про основателей династии новых стальных магнатов России – про Сатаровых, чтобы ясно было – автор не может удержаться от ремарки (совсем ма-аленькой, скъюз ми…) Но не ми, а мы с вами наивно полагали, что эдаких сияющих высот в бизнесе могли достигнуть только единицы (это правда!) – то есть люди особенные, выдающиеся, заслуженные (а вот это неправда!!). Действительно, ну как за десять – двадцать лет вдруг недосягаемо возвыситься над толпой таких же бывших советских граждан? твоих друзей, соседей, коллег по работе? Наверное, потребовалось проявить чудеса таланта, самоотверженности, даже гениальности. И очень верно, что подобных выдающихся личностей и впрямь единицы – вот и выявилось нынешнее соотношение богатых и бедных людей в России. Нет, если все заслуженно, пусть жестоко, но справедливо – то пусть так. Говорится ведь – кто-то дерзал, а кто-то на печи лежал. И это похоже на правду! Мы, целая страна, лежали и спали, точно в рот воды набрали, когда наше общее, созданное нами, вдруг очутилось по частным карманам. Задам единственный вопрос – а те первые строители КМК, что ютились в бараках, землянках, и вручную копали землю под котлованы новых цехов, верили в светлое будущее ДЛЯ ВСЕХ – они согласились бы, узнав, что общее ВСЕХНЕЕ наследство попадет в частную собственность потомкам их товарища, такого же крестьянского парня Прова Сатарова? Представили, чтобы они ответили? Тьфу, наваждение, да и только… И подобное наваждение будет неоднократно настигать на протяжении нашей истории. Вообще, все чудесатей и чудесатей.

*****

Настоящее повествование продолжается. Пока еще в пределах города Кортубина. Правда, пришлось задержаться, случайно отступив на историю семейства Сатаровых (а вот сами Сатаровы – далеко не случайное, а можно сказать, главное здешнее семейство). Тем временем, где и в каких чувствах оставался уже знакомый нам Максим Елгоков, переживший душевную травму из-за мифического майора НКВД Г. Решова? Ах, вот он – Максим, а не майор вовсе – выехал на Форде Фокусе на главную кортубинскую улицу – Социалистическую.

По двум сторонам главной улицы возвышались трех- и четырехэтажные здания сталинской постройки с фасадами, украшенными богатой лепниной – звездами, амфорами, вазонами, композициями из венков с колосьями и лентами, гирляндами. На первых этажах светились вывески магазинов, парикмахерских, аптек. На одном из двух красивейших зданий, стоящих по Социалистической друг напротив друга, как раз перед мостом через ж/д пути (здания были четырехэтажные, буковой «Г», а по углам в шесть этажей), над большими нижними окнами, завершенными архивольтами, выведена выпуклая надпись – КНИГИ, а под ней размещены барельефы из книжных томиков. Пирамиды книг и распахнутые обложки, а страницы разлетелись веером – весьма художественно. Такая культурная надпись была на доме, где жил директор комбината – ну, теперь он уже там не жил, и там продавали книги на протяжении всей советской истории, а теперь товары гигиены и пиво. Максим скользнул взглядом и усмехнулся – книжных магазинов в Кортубине вообще не сохранилось.

Социалистическая была самой старой улицей и застраивалась на протяжении почти двадцати лет, в качестве материала использовались шлакоблоки из золы ТЭЦ, а также силикатный кирпич местного завода. Большинство зданий в последний раз красили еще при Союзе в распространенный ржаво-коричневый цвет (где- то больше коричневый, а где-то больше ржавый), и краска настолько добросовестно въелась в стены, что продержалась десятилетия. С той поры обновили лишь пару – тройку домов, но выбрали совершенно неподходящие ни климату, ни здешней эстетике цвета – какой-то нежно-салатовый или даже ярко-розовый. Эта модная красота не прижилась, была смыта в первый же сезон обильными дождями и снежными наносами, и снова проступила первичная упрямая рыжина – как советское клеймо. Вот также и кортубинцы подобны своим домам – как их не перекраивали за бурную постперестроечную эпоху, внушали цивилизованные взгляды, прилаживали европейские обличья, а все равно – чуть что, и свое, доморощенное, сразу выскакивало наружу – рыжими они были – то есть, фигурально…

Опять, же по абсолютно правильным европейским меркам Кортубин отличался детским возрастом – до 1945 года числился рабочим поселком, лишь затем стал городом. История прямая и ясная как незамутненное стекло – Кортубин возник вместе с металлургическим комбинатом, жил вместе с ним, а в последнее время даже раздавались скептические голоса, что, вполне возможно, и помрет вместе с комбинатом. Максим Елгоков подумал, что старик Порываев в недавнем разговоре не зря окрысился на Леньку Чигирова – того, случалось, заносило – вот не надо было ему на телевидении умничать, насчет перспектив развития моногорода Кортубина – ох, не надо было… Максим родился и вырос в Кортубине – в одном из трех