Проигравший получает все - Анна и Сергей Литвиновы

Они «приговорили» уже бутылку «Абсолюта», Андрей искурил пачку «Мальборо» – ночь длилась, а рассказу не было видно конца.

Оксана распахнула форточку. Стылый воздух ворвался в помещение. Андрей передернулся – on холода? От выпивки? От воспоминаний?

Оксана сбегала в комнату и принесла ему свою . старую кофту. Укутала собеседника. – Ну, а что было дальше? – тихо спросила она. Оксана чувствовала, что Андрей подбирается к самому главному.

– Дальше… – сказал Андрей и надолго задумался, уставясь прямо перед собой. Оксана не торопила его.

– Однажды утром, – продолжил наконец рассказ Велихов, – у меня зазвонил телефон. Люда уже ушла на работу, я еще спал. Автоответчика у меня не было – какие в девяносто первом году автоответчики! – и пришлось просыпаться, брать трубку. Звонила Карина, моя заместительница по «Вектору». Она была в панике. В кафе шел обыск. Она удрала оттуда, добралась до «Синуса». Обыск уже шел и там.

Потом мне рассказали, что одновременно обыскивали и три моих видеопроката… И везде, во всех пяти точках, менты нашли порнографические кассеты.

– А ты их там держал? – тихо спросила Оксана.

– Да нет, конечно! – досадливо воскликнул Андрей, и Оксана поняла, что лучше его не перебивать. – Что, «Эммануэль» – порнография? Или «Последнее танго в Париже»?.. А они нашли там самую настоящую порнуху!.. Но это еще ладно!

Кто-то – причем тот, кто очень хорошо знал о моих делах – настучал ментам обо всей подноготной моего бизнеса. И они открыли против меня дело за хищение государственной собственности в особо крупных размерах!.. Такие вот были тогда у ментов заморочки: кафе вроде кооперативные, а хищения – государственные…

Обо всем этом мне рассказала Карина через пару дней… А в тот день, когда начались обыски, я понял: надо давать деру, а то они вот-вот придут и за мной… Ну, я оделся, вскочил в «девятку» и поехал к одному моему другу еще по школе – адреса его не знали ни Людмила, ни Карина, ни Барсинский…

Андрей опять замолчал, и тяжелое воспоминание исказило его лицо. Потом он сделал над собой усилие и продолжил:

– Я скрывался у дружка дней десять… Каждый день звонил из автомата Людмиле и Карине… Обе плакали. Дома у нас был обыск. Я узнал, что меня объявили во всесоюзный розыск… Я и Бобу звонил – каждый день, раза по три…

Я хотел, чтобы он как-то защитил меня… Ведь у него было так много друзей во всяких там горкомах, ЦК… И на Петровке тоже… Но он не брал трубку. Дома у него уже тогда стоял автоответчик. На работе секретарша ни разу меня с ним не соединяла… Все говорила лживым своим голосочком: "Бориса Сергеича нет…

Борис Сергеич на переговорах…" Наконец я сказал ей: «Передай, сучка, Борису, что я буду ждать его завтра в восемь вечера у памятника Пушкину… А если не придет, пусть пеняет на себя!»… Пеняет на себя! Ха! Что я-то мог сделать Барсинскому! Это он знал всю мою подноготную! Это он мог настучать про меня столько, что на три срока хватило бы! А я-то ничего про его дела не знал!..

Андрей вздохнул и закурил очередную – сотую, наверно, – сигарету.

– Сразу к Пушкину я в тот день не пошел. Я отправился в газету «Неделя»

– у меня там работал приятель, который очень любил живописать про мое кафе (за это у меня для него был неограниченный кредит). Окна его кабинета выходили как раз на Пушкина. Стал я за местом встречи наблюдать… Ну, и… Эх… Получилось все, как я почему-то ожидал… Во-первых, Барсинский так и не появился… А во-вторых, очень мне не понравилась машинка, которая у Пушкина стояла… Номер ее был «ММ», что означало «московская милиция». И ребятки там крепкие сидели…

И тогда я очень хорошо все понял: Боб-то меня и сдал. Надоело ему, видать, со мной делиться…

Велихов помолчал и вдруг выкрикнул:

– Ну так я же у него денег не просил! Почему бы не сказать просто:

«Уйди, Андрюха. Будем теперь каждый сам по себе!» Неужто я б не ушел?.. Но вот – не сказал… Решил – лучше сдать меня… Я только год спустя, уже в Америке, понял – почему…

Андрей встал как автомат и захлопнул форточку. Кофта свалилась с его плеч.

– Что мне тогда оставалось делать? – сказал он и развел руками. – Я решил бежать. У меня тогда, к счастью, была открыта виза в Венгрию – мы с Людкой собирались в турпоездку… Я скрывался у друга, продал машину за бесценок… Взял билет на самолет… Странно, что меня не взяли на границе…

Но вот – не взяли… Из Венгрии, тогда еще социалистической, я по горам, какими-то козлиными тропами, нелегально перешел в Австрию. Остатки денег от «девятки» заплатил своему проводнику через границу… А в Австрии пришел в ближайшую полицию и попросил политического убежища. И мне сразу его дали. Я позже понял почему. Я к ним в полицай-комиссариат пришел аккурат утром 19 августа 1991 года, когда у нас тут путч подняли… Тогда все они там русских жалели…

Андрей налил в бокал дорогого французского вина – водка кончилась – и маханул его одним глотком. Выдохнул, по-простонародному зажевал колбасой.

– Ну, что тебе еще рассказать?.. Посадили меня вместе с советскими евреями в лагерь для беженцев… Потом переправили в Штаты… Там я получил статус беженца… Затем – Грин-карту… Очень быстро понял, что никому я там, в Штатах, не нужен… Ну, об этом читай у Эдички и у Довлатова… Работал посудомойкой… Пил… Никому, конечно, там мои знания западного рока и таланты диск-жокея на фиг были не нужны… Вспомнил про свой электротехнический диплом.

Пошел работать на электрическую фирму. Начинал с уборщика. Потом стал чем-то вроде техника. Дослужился до инженера… А в девяносто пятом меня пригласили в «Пауэр инжиниринг и электротекникс». И назначили ихним представителем по России… И вот – я снова здесь! – шутовским тоном закончил свой невеселый рассказ Велихов.

Замолчали. Оксана не решалась ничего говорить. Потом все же спросила:

– А что Барсинский? Что твоя Людмила? – тихо спросила Оксана и напряглась в ожидании ответа.

– Людмила? – криво усмехнулся Андрей. – А у нее все в порядке… В девяносто третьем меня в Америке нашла моя Карина из кафе. Она туда тоже на постоянное место жительства переехала. Она мне и рассказала…

Андрей сделал паузу. Лицо его исказилось. Потом он с усилием продолжил.

– Так вот, Люд очка моя распрекрасная вышла замуж. За Барсинского.

Оксана охнула.

– Но это еще не все… Не знаю, интересно ли тебе… Ладно, сказавши "а", надо говорить и "б"… Короче, у них родился сын. И знаешь, когда? В феврале девяносто второго…

Оксана задумалась на секунду, подсчитывая месяцы.

– Да тут – считай, не считай! – выкрикнул Велихов. – Одно из двух: либо это – мой ребенок. Либо Людочка уже тогда, когда я еще в Москве был, мне с Бобом рога наставляла!