Крест Империи - Яна Завацкая

— Мам, мы расстались с ним. Я не говорила тебе. Еще осенью.

Я поспешно опустила взгляд. Не хотелось видеть, как мамино лицо меняется, от удивления к расстройству и даже ужасу.

— Почему?!

Интонация сказала мне все. Мама любила Йэна и мечтала о нашей свадьбе.

Я вздохнула и выдала заготовленную версию.

— Я поняла, что он не любит меня. И потом, он очень много работает. Я не хочу такой жизни.

Повисло молчание. Потом мама сказала.

— Дочь, ты ошибаешься. Он тебя очень любит.

Стилос, который я вертела в пальцах, сломался с хрустом.

— Все равно…

— Ты не любишь его, - сказала мама полувопросительно.

— Да, я его не люблю.

Мама, кажется, уже брала себя в руки. Она замечательно умеет брать себя в руки.

— Ну ладно, Крис. Дело твое. Но зря. Очень зря. Теперь ты одна?

— Нет, - сказала я, - мы дружим с одним мальчиком из нашей школы. Он тоже на третьем курсе учится…

Дискон у нас установлен в коридоре. В комнату я заходить не стала, и так уже опоздала - надеюсь, Юлиан ждет. Не может не ждать. Сбегая по ступенькая, я поймала себя на том, что радуюсь - мы не останемся с ним наедине сегодня. Наверное, это глупо, но я боюсь того, что происходит, когда мы остаемся наедине. Лучше бы этого совсем не было. Интересно, а как я замуж собираюсь? Какой замуж, сказал мой внутренний голос. Да… - я застыла на месте. Не будет никакого замужества. И семьи не будет. И детей. И никакой жизни и счастья тоже не будет.

Я вцепилась в перила. Да что же это за кошмар такой… Все последние месяцы. С того момента, как мы с Юлианом… как мы стали близки. Я только и ощущаю этот кошмар. Интуиция. Женская интуиция. Я точно знаю, что все это не кончится добром. С Юлианом… наверное, я так страшно, так сильно его люблю, что такая любовь просто не может кончиться чем-то обыденным - семейным счастьем, хэппи эндом, нет… Эта любовь танцует со смертью, и она кончится только одним - смертью. И не что иное, как смерть, я ощущаю тогда, когда мы стоим с Юлианом, и поток тепла пронизывает нас насквозь.

И он тоже это чувствует - все это слишком остро, слишком смертельно, наши чувства слишком высоки и напряжены, чтобы это могло кончиться банальной семьей. Поэтому он и не предлагает мне помолвку. Я зря обижаюсь - он прав.

Нет никаких логических предпосылок к смерти. Нет. Даже если наш грех вскроется, это не смертельный риск. Просто неприятности. Умирать нам незачем. Нет никаких смертельных врагов, никто за нами не охотится. Просто сама эта любовь смертельна.

Пусть! Я вздернула голову и стала спускаться по лестнице.

Если я предстану сейчас перед Богом, и Он скажет мне, что Юлиан в аду, я попрошу, чтобы и мне попасть в ад.

Лучше без Бога - но с Юлианом.

Потому что я люблю. Я люблю его!

Вот он стоит, прислонившись к колонне, стоит и ласково смотрит на меня, мой кудрявый, кареглазый, мой такой красивый…

— Привет.

— Привет.

Так хочется его поцеловать, но нельзя же на людях. Мы чинно беремся за руки.

— Ты что-то задержалась.

— Да вспомнила, что маме надо позвонить. У нее именины сегодня, святая Софи. Ну и конечно, заболталась… думала, быстро.

Мы идем в кантину - так договорились заранее. Поужинаем вместе сегодня. Другого времени не будет - мне на ночное.

— Ну и как мама?

Мы вышли за угол конвиктуса, и Юлиан обнял меня, просунув руки под спарвейк.

— Да ничего, все нормально. Знаешь… я наконец ей сказала, что порвала с Йэном. Что дружу с тобой.

Юлиан хмыкнул.

— Ну и как?

— Расстроилась, конечно. Ну в смысле, не из-за тебя… тебя-то она не знает. Ей сильно нравился Йэн.

— Понятно, - сказал Юлиан, - все-таки инквизитор. Шишка какая-никакая.

— Да брось ты… мирянину в инквизиции сильно не выслужиться. И он же еще только младший инквизитор, рядовой.

— Не скажи, - возразил Юлиан, - у них все равно полномочия есть. Связи. Это не то, что обычный смертный.

Я сама удивилась, но эти слова неприятно царапнули по сердцу.

Как будто я дружила с Йэном из-за этого.

— Нет, - я остановилась, - ты ошибаешься, Юли… поверь мне, ты ошибаешься. Работа у них не дай Боже… сутками. Там не работать, там жить надо. И… опасно тоже бывает на самом деле, не только в фильмах.

Юлиан улыбнулся мне снисходительно, как маленькому ребенку, но ничего возражать не стал. Мы вошли в кантину. Что ж, может быть, я и в самом деле слишком наивна… верю, что инквизиторы служат за совесть, а не за жизненные блага и связи.

Но ведь Йэн - он и в самом деле такой.

Другой вопрос, что это за служба, и нужна ли она - такая… Но уж в корыстолюбии его нельзя заподозрить.

Может быть, Юли по себе судит? Тьфу ты, ну что за мысли у меня?

Мы сели за столик.

— Опять жрать нечего, - сказал Юлиан, - одна капуста. Когда этот пост наконец кончится?

— Гороховая запеканка очень вкусная, - примирительно заметила я. Юлиан раздраженно дернул плечом.

Запеканку он брать не стал, взял себе салата, рагу и жутко дорогие бутербродики с икрой. Странно, что рыбу нельзя, а вот икру можно. Я, кстати, ее не люблю. Меня горох вполне устраивает. И сухое печенье к чаю.

Да и вообще есть не так уж хочется. Хочется смотреть на Юлиана. Кстати, перед едой он не молится. Он вообще такой - отвергает условности. И может быть, он и прав. Я все же перекрестилась на всякий случай. Это наше, женское - лучше перекреститься, мало ли что. Юлиан так красиво ест. Аккуратно, ловко подцепляет овощи на вилочку, и даже жует элегантно. Мне до него далеко, я так не умею. А еще девушка. Я чувствую себя неотесанной рядом с ним. И откуда это у Юли? Учился в обычной школе, мама - технолог на фабрике, папа - хирург. И эти белые манжеты с вышитой строчкой. Как у дипломата. Юли вообще любит одеваться. И мечтает, как бы меня принарядить получше. Правда, пока ничего особенного мне не дарил, да и на что ему - карта студенческая.

Что я хотела ему рассказать? Про Банрай и мальчика с желтухой. Почему-то не хочется. Я потом прочитала рекомендованную Банрай книгу по биомодуляторам. В самом деле, жутко интересно! Может, мне все-таки лучше специализироваться в науке? Заняться разработкой этих модуляторов? Но какой пошлостью это прозвучало бы сейчас!

Рядом с Юлианом.

— У вас детские уже были? - спрашиваю я.

— Не-а… у вас Банрай ведет? Говорят, стерва.

— Да-а… ей палец в рот не клади. У нее зубрить надо, - соглашаюсь я. А о чем поговорить еще? Надо говорить о том, что интересно ему. Странно, я так дико, безумно его люблю, но я не знаю, что на самом деле его интересует.

Я о нем знаю массу вещей - как он одевается, как дышит, как накручивает на палец прядь у виска. Но чем он интересуется? Ну он ударник в оркестре. Занимается кьянгом, новичок, как я - не очень-то это его увлекает, просто мы обязаны заниматься спортом. Специализироваться хочет по профилактической медицине и работать в санатории… Музыку он любит. Современную. Но я в ней ничего не понимаю, и не знаю, как о ней разговаривать - а сам он тоже со мной не говорит об этом.

— Попробуй, - Юлиан засунул мне в рот кусочек бутерброда. Я сморщилась.

— Гадость.

— Ты ничего не понимаешь. Ну… - он засмеялся. Я тоже - чувствуя, как тает мое сердце. Не надо ничего говорить. Никаких интересов не надо, умных разговоров - ничего. Только сидеть рядом, ощущать друг друга. Это - жизнь и счастье.

Жаль только, что все это так скоро кончится…

Пост в этот раз не был для меня настоящим постом - и Пасха не принесла обычной пронзительной радости.

Что поделаешь, теперь я живу иначе… когда-то пора прощаться с детством и детскими праздниками. Я ношу в себе иную тайну, волнующую, прекрасную.

Перед Пасхой все же пришлось исповедаться. Иначе это выглядело бы уж слишком диким. Отец Тимо явно обрадовался, увидев меня.

Встав на колени, я перечислила свои обычные грехи - лень, чревоугодие, сплетни о преподавателях, ложь по мелочам. Отец Тимо кивал. Когда я закончила, он сказал.

— С вами что-то происходит, Кристиана. Вы теряете веру?

Я пожала плечами. Захотелось разреветься, и я стиснула зубы. Только этого не хватало!

— Сядьте, - велел он. Я поднялась с колен и села на стул.

Не хватало, чтобы он меня расколол. Нет, я не боюсь. Есть тайна исповеди, дальше эта информация никуда не пойдет. Конечно, епитимью он наложит будь здоров, но ее выполнение тоже никто не будет контролировать, да и чего этого-то бояться. Но я просто не хочу, не хочу говорить об этом с отцом Тимо! Да и вообще церкви это не касается! Это наше личное дело.

— Вы стали реже исповедоваться. Почему так, Кристиана?

Я пожала плечами.

— Первый раз за три месяца… Нет, по церковным канонам этого достаточно… Но мне кажется, у вас что-то случилось. Может быть, вам нужна помощь?

И снова мне дико захотелось зареветь - так участливо он спрашивал.

Надо быть сильной. Это все ерунда. Хочет меня размягчить… Не твое это дело! Не лезь в мою жизнь и в мою душу.

— Кристиана, - отец Тимо помолчал, а потом сказал очень внушительно, - я не настаиваю… но если вам будет плохо. Если вам понадобится помощь и поддержка - обращайтесь, пожалуйста. Вы знаете, что я помогу вам.