Вавилон-17 - Сэмюель Дилэни

«Как меня зовут?» — думала она в теплой круглой голубой комнате.

Имена без мыслей в голубой комнате: Урсула, Присцилла, Барбара, Мери, Мона и Натика; соответственно Медведь, Старуха, Болтун, Горчица, Обезьяна и Ягодица. На земле отцов моих отцов сначала шло имя отца: Вонг Ридра. На земле Молли я бы носила не имя отца, а имя матери. Слова — это название вещей. Во времена Платона вещи были наименованием идей; как лучше описать платоновские идеи? Но действительно ли слово — наименование вещей или это семантическое недоразумение? Слова — это символы целой категории предметов, имя — это ее дыхание, ее внешность, ее одежда, брошенная на ночной столик. «Эй, женщина, иди сюда!» — а она шептала, держась руками за медный поручень: «Мое имя Ридра!». Индивидуальность, нечто, отличающее вещь от окружения и от всех других вещей в этом окружении; нужно было отличать вещь от ей подобных — так были изобретены имена. Я изобретена. Я нечто в этой комнате, я…

Веки ее были полуприкрыты. Она открыла их и увидела поддерживающую паутину-сетку. Откинувшись на спину, она осматривала комнату.

Нет.

Она не «осматривала комнату».

Она — нечто в чем-то. Вначале единственное слово, которое вмещало в себя немедленное, пассивное восприятие, которое может быть слуховым, обонятельным, так же как и зрительным. Потом три фонемы, которые смешивались музыкально на разных языках: одна фонема — указатель величины комнаты — примерно двадцать пять футов длины, вторая — обозначение цвета и вероятного материала стен — какой-то голубой металл, а третья — вместилище аффиксов, обозначающих функции комнаты — какой-то грамматический ярлычок, благодаря которому она обозначала весь жизненный опыт одним единственным символом. Все эти символы заняли меньше времени на ее языке и в ее мозгу, чем слово «комната»… Вавилон-17: она чувствовала эти свойства и в других языках, но здесь — раскрытие, расширение, внезапный рост.

Она снова села. Функция?

Для чего используется эта комната? Она медленно поднялась, паутина поддерживала ее, охватывала грудь. Что-то вроде госпиталя. Она посмотрела вниз на… на «паутину», а скорее, тройной гласный определитель. Каждая часть из трех имела свое особое значение и свои связи, так что общее значение возникало, когда звучание всех трех звуков достигало самого низкого тона. Приведя эту триаду звуков к этой точке, она поняла, что сможет распутать паутину. Если бы она не назвала ее на этом новом языке, паутина продолжала бы крепко удерживать ее. Переход от «воспоминаний» к «знанию» произошел, когда она была…

Где она была? Отвращение, возбуждение, страх! Она мысленно вернулась к английскому. Думать на Вавилоне-17 было все равно, как если бы увидеть внезапно воду на дне колодца, когда минуту назад вы думали, что перед вами ровное место. Она почувствовала головокружение, ее тошнило.

Все же она отметила присутствие других. Брасс висел в большом гамаке у дальней стены — она видела его когти над краем гамака. В двух меньших гамаках, должно быть, находились парни из взвода. Над краем одного из них она увидела черные волосы, когда голова повернулась во сне: Карлос. Другого она не видела.

Потом стена исчезла.

Она старалась определиться, если не во времени и пространстве, то хотя бы в своих возможностях. С исчезновением стены эти попытки прекратились. Она ждала.

Это произошло в верхней части стены слева от нее. Она сверкнула, становилась прозрачнее, в воздухе образовалась полоса металла и медленно скользнула к ней.

И три человека.

Ближайший, в передней части пандуса, чье лицо было как бы грубо высечено из скалы, был одет в устаревший скафандр, автоматически принимающий форму тела, но сделанный из пористой пластмассы и выглядящий как доспехи. Плащ из черного ворсистого материала скрывал одно его плечо и руку. Полосы меха под ремнями предупреждали ссадины. Единственным свидетельством косметохирургии были сложные серебряные волосы и зачесанные металлические брови. С мочки одного уха свисало толстое серебряное кольцо. Переводя взгляд от гамака к гамаку, он держался рукой за кобуру вибропистолета.

Второй человек выступил вперед. Это было стройное фантастическое месиво косметохирургии: немного от грифона, немного от обезьяны, что-то от морского конька; чешуя, перья, когти, клюв были прикреплены к телу, которое, как она была уверена, принадлежало кошке. Он скорчился сбоку от первого человека, опустившись на укороченные бедра, упираясь костяшками пальцев в металлический пол. Когда первый человек поднял руку, чтобы почесать голову, второй посмотрел вверх.

Ридра ждала, пока они заговорят. Слово уничтожило бы неопределенность: Союз или Захват. Ее мозг готов был ухватить любой язык, на котором они заговорили бы, определить их мыслительные способности, тенденции их логики, в чем она может добиться преимущества…

Второй человек отодвинулся назад, и она смогла рассмотреть третьего, который все еще держался в тылу. Более высокий и более мощно сложенный, чем остальные, он был одет лишь в бриджи. В его запястья и пятки были вживлены петушиные шпоры — это было в обычае у представителей транспортного «дна» и имело такое же значение, как металлический кастет и пиратский флаг столетиями раньше. Голова его была недавно побрита, и волосы начали расти черным ершиком. Вокруг одного узловатого бицепса шла полоска красного мяса, как кровавый ушиб или воспаление. Эта полоска стала таким общим местом в характеристике персонажа романов пять лет назад, что теперь она была оставлена как штамп. Это было клеймо каторжника из тюремных пещер Титана. Что-то в этом человеке было очень свирепым. И она отвела взгляд. Но что-то было и привлекательным, и она снова взглянула на него.

Двое впереди повернулись к третьему. Она ждала слов, чтобы уловить их, запомнить, определить. Они смотрели на нее, потом двинулись в стену. Пандус начал вращаться.

Она попыталась встать.

— Пожалуйста, — взмолилась она. — Где мы?

Сереброволосый человек произнес:

— Джебел Тарик.

Стена потемнела.

Ридра посмотрела вниз на паутину, которая была чем-то иным на другом языке, потянула одну струну, потянула другую. Натяжение ослабло, потом петли растянулись и она спрыгнула на пол. Теперь она видела, что второй парень из взвода был Кайл, который работал вместе с Лиззи в секции ремонтов.

Брасс начал барахтаться.

— Полежите спокойно секундочку, — она начала отстегивать струну паутины.

— Что он сказал вам? — хотел знать Брасс. — Он назвал себя или просто приказал лежать спокойно.

Она пожала плечами и начала развязывать следующий гамак.