Моя фамилия Павлов - Айзенберг Александр "Берг Александр"

– Гельмут!!! Это что такое?!! Ты сказал, что мост разминирован!!!

– Прошу прощения, господин полковник, но мы вытащили из-под моста четыре ящика со взрывчаткой, других следов минирования мы не нашли.

– Покажите мне эти ящики!

Через минуту перед полковником лежало четыре зеленых ящика.

– Откройте их! Это что такое? Я вас спрашиваю, что это такое!

Лишь в одном из ящиков лежал настоящий брусок динамита, в который и был воткнут взрыватель с бикфордовым шнуром, остальное при ближайшем рассмотрении оказалось брусками мыла, похожего цветом на тротил. Правда, позже выяснилось, что это оказалось даже не мылом, а деревянными брусками, которые покрывал тонкий слой мыла, чтобы только придать им вид взрывчатки. Такая обманка оказалась во всех четырех ящиках, а настоящая закладка была вмурована в опору моста, так же как и кабель для подрыва взрывчатки.

– Получите, ироды! – выругался старшина с висячими украинскими усами. – Все, хлопцы, а теперь ходу, надо еще своих нагонять.

Небольшая группа из пятерых бойцов скрытно покинула место наблюдения и рысцой припустила в лес догонять свой отряд.

23 июня 1941 года, Белоруссия

Первый день войны прошел практически так, как я планировал, по крайней мере в моем округе. Согласно моему приказу, пограничники еще ночью заняли места засад, и как только первые немецкие части стали переправляться на нашу сторону, сразу открыли по ним огонь. Подолгу не задерживаясь на одном месте и не пытаясь остановить противника, они почти не несли потерь. Части прикрытия, которые по предвоенному плану должны были в случае чего выдвинуться к границе, прибыли на свои места еще ночью, и бойцы забылись коротким тревожным сном, прерванным звуками взрывов. Это бомбили немецкие позиции наши самолеты, да открыла огонь полевая артиллерия. Как и пограничники, они не пытались сдержать врага, а должны были лишь задержать его, нанеся при этом по возможности максимальный ущерб. Короткая сшибка на заранее подготовленной позиции и отход до следующего рубежа, не дожидаясь, пока обозленные немцы обрушат на их позиции огонь артиллерии.

Так продолжалось три дня, а потом немцы, продвинувшись примерно на сотню километров от границы, уперлись в первую линию нашей полевой обороны, которую строили всю весну. Эта линия представляла собой три линии полевых укреплений из траншей, которые усилили бронекуполами. Конечно, против тяжелой артиллерии они не плясали, но полевую держали отлично.

Вот тут немцам в первый раз и дали основательно по сопатке. Позади укреплений расположились новейшие гаубицы М-10 и М-30, которые можно было быстро транспортировать, разумеется, не медлительными тракторами, а специальными мощными трехосными тягачами, которые уже пару лет выпускали на построенных у нас американских автомобильных заводах. Кроме них были и 120-миллиметровые минометы, установленные в бронетранспортерах, так что они, приблизившись чуть ли не к самой передовой, наносили молниеносный мощный удар по противнику, минут за 5-10 выпустив массу тяжелых мин, после чего резво уезжали. Когда чуть погодя немцы обрушивали на их позицию артиллерийский удар, то там уже никого не было.

Бронетехнику пока мы тоже особо не светили, только легкую. Пока было еще рано выкладывать все свои козыри, я, как рыбак, выжидал крупную рыбу, пока она основательно захватит наживку, прежде чем подсечь ее.

Еще четыре дня немцы бессильно ломились вперед, пока в одном месте я не позволил им прорвать нашу оборону. В образовавшийся прорыв радостно рванули немецкие танки с моторизованными частями, это был как раз 46-й моторизованный корпус генерала танковых войск Генриха фон Фитингхофа в составе 10-й танковой дивизии, моторизованной дивизии СС «Рейх» и моторизованного полка «Великая Германия».

Немцы прорвались уже под вечер и, не встретив никакого сопротивления, рванули вперед, радостно думая, что наконец они смогут нанести свой коронный удар, выйдя в глубокий тыл наших войск и разгромив наши штабы и тылы. Перенаправить другие части к месту прорыва Гудериан уже не успевал, день клонился к концу, а рано утром мешок с 46-м немецким моторизованным корпусом закрылся. Пройдя за оставшееся до ночи время порядка двух с половиной десятков километров, немцы уткнулись в следующую линию полевой обороны, полностью идентичную уже прорванной. Не став ее атаковать на ночь глядя, генерал Генрих фон Фитингхоф приказал встать на ночевку.

Только удостоверившись, что в мою ловушку попал весь немецкий корпус, я отдал приказ захлопнуть ее.

1 июля 1941 года, Белоруссия

Рано утром 1 июля части 1-го мехкорпуса захлопнули горловину мешка, при этом один танковый полк с двумя первыми механизированными полками заткнули собой образовавшуюся в ходе немецкого прорыва дыру, а два других танковых полка вместе с обеими механизированными дивизиями двинулись, как поршень, на прорвавшихся немцев. В это самое время немецкие части готовились к прорыву нашей обороны. Так получилось, что техника могла двигаться только в коридоре шириной в пару километров, а дальше по обе стороны были устроены засеки и противотанковые рвы, не давая противнику с ходу их преодолеть. Когда немцы утром построились для атаки, внезапно со стороны русских позиций послышался жуткий скрежещущий звук, и в небо стали взлетать сотни огненных стрел, чтобы спустя считаные секунды обрушиться огненным дождем на немецкие войска.

Если 1-й мехкорпус захлопнул мешок, то 2-й мехкорпус встал на пути противника, остановив его. Вся артиллерия обоих мехкорпусов была сосредоточена тут, и сейчас первыми нанесли свой удар четыре дивизиона «Смерчей». Все 72 установки залпового огня обоих мехкорпусов за 40 секунд выпустили по скопившемуся для атаки противнику 2880 ракет. Все огромное поле почти разом покрылось султанами взрывов, а спустя несколько мгновений к этому инферно присоединилась и артиллерия мехкорпусов.

Здесь 4 полка тяжелой артиллерии в сумме насчитывали 144 орудия М-10 и М-30, которые работали по площади в 2–3 квадратных километра, а если к этому прибавить еще и работу минометов, которых в общей сложности тоже было больше двух сотен, то можно было представить, что творилось на немецких позициях. Ровно десять минут наша артиллерия обрабатывала немцев, после чего она смолкла, и вперед двинулись танки. КВ и Т-34, не встречая сопротивления, неумолимо, стальной стеной накатывались на немногих выживших немцев, все поле было покрыто горящей немецкой техникой, а повсюду массово валялись тела немецких солдат или их фрагменты.

Генрих фон Фитингхоф неверяще смотрел в бинокль на происходящее – за какие-то десять минут его корпус перестал существовать, в такое просто невозможно было поверить, но так было. На месте его войск сейчас были только многочисленные дымы от горящей техники, а со стороны противника наступали танки, причем не те, про которые он знал, а новые, явно тяжелые, а ему теперь абсолютно нечем было их встретить. В этот момент к нему подбежал посыльный.

– Господин генерал, пробитый нами вчера проход перерезан, а на нас с той стороны надвигаются русские танки, много, причем их сопровождает большое количество бронетранспортеров с пехотой.

«Это конец! – только и подумал Генрих фон Фитингхоф. – Мой корпус уничтожен, а спереди и сзади накатываются волны русских варваров». Генерал хотел застрелиться от такого позора, но никак не мог на это решиться.

Так в раздумьях его и застала передовая группа 2-го мехкорпуса. О происшедшем Гудериан узнал только на следующий день от немецких разведчиков фон Фитингхофа. Семеро солдат под командованием лейтенанта смогли вырваться из этой ловушки и ночью незаметно пересечь линию фронта.

Жаль, конечно, что вряд ли такой финт получится снова, хотя полностью исключать подобное нельзя, но и так мы преподали немцам очень болезненный урок. Как мы узнали позже, Гитлер объявил в Рейхе трехдневный траур по уничтоженному корпусу. Все же мы уничтожили элиту немецких войск, сейчас в СС существует жесточайший отбор, и там служат только самые лучшие, это намного позже туда начали грести уже всех подряд, даже недомерков.