Господа, это я! - Ваник Сантрян

— Он пользовался авторитетом, уважением, я был пленен им, — сказал Серго. — Мы помирились, и он повел меня в императорский театр разбросать листовки. На сцене показывали «Ромео и Джульетту», в зале сидел «цвет» городского общества. Это и стало первым уроком в моем обучении…

— Да, так вот и начинали, Владимир Ильич, — заговорил Камо. — Какое время было! А сейчас как быть? Всю дорогу, начиная с Батума, где я сел на пароход с паспортом турецкого купца, до Парижа я задаюсь вопросом: ну почему, почему так произошло, почему мы потерпели поражение? Четыре года я был оторван от всего мира, от друзей, знакомых… Не знаю, с чего и начать. Поэтому я и пришел, пришел за ответом, за советом. Я хочу узнать у вас, почему все так случилось, почему я зря потерял четыре года, которые длились для меня целую вечность? Почему мы доверились Житомирскому, почему я, мои товарищи и добытые с таким трудом деньги угодили в руки охранки? Я сомневался в Житомирском, не доверял ему до конца, но он действовал безупречно.

Камо разволновался, не заметив, как вскочил с места. Ленин перестал расхаживать по комнате, положил руку ему на плечо:

— Сядь, не горячись так. Рассказывай, меня пытались убедить, что ты сверхчеловек.

— Сверхчеловек? Сверхчеловеки те, кто нечеловеческими методами мучают нас. Я всего лишь солдат революции, и то, что я сделал, нужно было революции. Нужно было, Владимир Ильич, поэтому я и сделал! Может быть, у меня получилось чуть лучше, чем у других, только и всего…

Ленина взволновали и удивили слова Камо.

— Слышишь, Надя? — и снова обернулся к нему. — Спасибо, дорогой Камо. Расскажи хоть о своем побеге. Никому не верилось, что смертная казнь минует тебя. Трудно было представить, что ты благополучно вырвешься из Метеха. Ты задал нам хорошую головоломку. Мы никак не могли найти выход.

— Мой побег, Владимир Ильич, яркое проявление солидарности разных наций, — гордо заявил Камо. — Я сейчас назову имена организаторов побега, и вы в этом убедитесь. Игнатий Брагин, из Пензенской губернии, русский. Могу назвать грузина — Котэ Цинцадзе. Хотите армянина? Пожалуйста — Джаваир Тер-Петросян. Кто еще? Алипи Цинцадзе, Андрей Григорьев, Нестор Кахетелидзе, Павел Жданков, Павел Нестеренко, Илья Гарцев, Арусяк Тер-Петросян… Эта вот солидарность и взяла верх над Метехом и царизмом!

— И еще твоя смекалка.

— Мы верили, что ты не дрогнешь, — сказала Надежда Константиновна и обратилась к Ленину: — Обед уже готов.

— Очень хорошо! Надя, — пошутил Ильич, — постараемся так накормить сегодня Камо, чтоб он забыл о своих тюремных голодовках.

— Мы должны довести нашу борьбу до победного конца, — сказал Камо.

— Да, да, до победного конца, до победы социалистической революции в России, — Ленин опустился на стул. — Это временное отступление. Ладно, что-то мы с вами разговорились, а обед стынет. Я попозже скажу, что делать дальше. Надя, не найдется ли у нас коньяка?

Серго и Камо переглянулись.

— Мы не хотим пить, Владимир Ильич, — сказал! Камо.

— Вместо коньяка, Владимир Ильич, я лучше покажу Камо Париж, — сказал Серго.

— Я не против, — сказал Ленин, когда Камо и Серго встали. Взглянув на легкое осеннее пальто Камо, которое тот собирался надеть, он сказал: — Ты приехал в Париж в этом пальто? Зима ведь на носу. А еще собираешься ехать в Бельгию, Грецию, Турцию?

— Я хорошо переношу холод, Владимир Ильич.

— Нет, дружок, тут не мудрено, простудиться. Особенно на море. Тебе необходимо теплое пальто. Надо что-то придумать. Я сейчас. Надя!

Крупская пришла с кухни.

— Надя, принеси, пожалуйста, мой: плащ, что мама подарила.

Крупская ушла в спальню и вернулась с серым плащом. Ленин взял его и сказал:

— Вот в нем ты не замерзнешь. Надевай!

— Владимир Ильич, — растроганный Камо не знал, как быть. — Ну зачем, не стоит. Серго, ты видишь? Ну что мне делать?

— Никаких возражений, — сказал Ленин. — Это подарок моей матери, она его купила в Стокгольме, он очень теплый. Тебе не следует простужаться, дорогой.

— Нет, не возьму! — упорствовал Камо. — Это подарок…

— Я же сказал, никаких возражений! Теперь можете отправляться с Серго на прогулку. А у меня тут статья недокончена, и пока вы вернетесь, я ее закончу. Погуляйте, и потом я скажу, Камо, что тебе делать.

…Был прохладный осенний вечер. Армянин с грузином, беседуя по-грузински, шагали по плитам Монмартра. Скоро этот армянин отправится из Парижа в Германию и Турцию, чтобы организовать для русских революционеров переправку нелегальной литературы и оружия через Болгарию.

Затем Камо снова должен появиться в Тифлисе.

…Вернувшись из-за границы, Камо направился в Москву, навестил Никитича, рассказал о своей встрече с Лениным и попросил оказать ему небольшую материальную помощь. Никитич был удивлен, что Камо вновь собирается сколотить боевую группу и совершить экс.

— Немножко оружия я прихватил с собой. Теперь нам нужны деньги, а их нет.

— Вот тебе деньги, покупай оружие и будь благодарен, если тебе дадут за них несколько винтовок, — сердито сказал Никитич и положил на стол сторублевку. — Купи лучше на эти деньги билет и поезжай в Болгарию. Выкинь из головы покупку оружия и года два не смей показываться в России! Неужели ты не понимаешь, что не время сейчас, что для новой революции необходима кропотливая и терпеливая подготовка масс — без спешки, без горячки? Разве не то же самое говорил тебе Ленин в Париже?

— То же самое, но я не могу сидеть сложа руки. Увидел бы он эту нашу спячку, может, не так бы со мной говорил. Терпеливая подготовка требует терпения, а его у меня нет, и я не хочу им обзаводиться. Мне нужно оружие, и я обзаведусь оружием! Пойду я. До свидания, Леонид Борисович. Деньги я потом верну. Нет, все-таки дела у нас, видать, плохи.

— До свидания, Семен Аршакович, все же ехать в Тифлис небезопасно.

…Ехать в Тифлис небезопасно — Камо вспомнил слова Никитича, когда шел к Гиго.

Гиго — Григорий Осипович Матиашвили, муж Софьи Егоровны, великолепный спец по бомбам. Софья Егоровна была из дворянского рода, она часто спорила с мужем и, поссорившись с ним, уходила с маленькой дочкой Зиной к своим родителям, грозилась разводом. Она требовала, чтобы муж подыскал другую, более подходящую работу, а Матиашвили занимался только выполнением партийных заданий, изготовлением бомб и гранат.

Сейчас в доме Матиашвили царил «покой», которому недоставало только присутствия Камо, а тот как раз направлялся к ним по Великокняжеской улице.

— Гиго, это я.

— Проходи, я уже кончаю. Динамит готов. Софья Егоровна опять устроила мне развод.