Под кожей - Мишель Фейбер

Продолжая двигаться на юг и уже проехав Инвернесс, она увидела крупного стопщика, державшего перед собой картонку с надписью ГЛАЗГО.

Она привычно проехала мимо, выполняя установленную процедуру, но сразу поняла, что заберет его при втором заходе: сложения он был могучего и пребывал в самом расцвете сил. Было бы преступлением оставить такой экземпляр на дороге.

Несмотря на его грузность, он довольно резво пробежался до машины, остановленной Иссерли неподалеку от него — хороший знак, поскольку пьяные или поврежденные водсели только шкандыбать нога за ногу и способны.

— Питлохри подойдет? — спросила она, решив при взгляде на его открытое лицо с написанным на нем желанием понравиться, что этого будет более чем достаточно.

— Блеск! — восторженно воскликнул он, запрыгивая в машину.

Лицо у него было большое, мясистое, такое, точно он уже обратился в месячного, на лоб спадали завитки светлых волос. Правда, они были редковаты, да и кожа у этого водселя оказалась грубой, покрытой пятнами, — как если бы на каком-то повороте жизни он потерял голову в море, а потом ее выбросило на берег, где она и провалялась несколько лет под солнцем, прежде чем воссоединиться с телом.

— Меня Дэйвом зовут, — и он протянул ей руку. Иссерли с опаской протянула свою и постаралась не поморщиться, когда он нажал на то место, где когда-то торчал шестой палец. Обычно стопщики ей не представлялись, и теперь она не сразу нашлась с ответом.

— Луиза, — сказала она, помолчав.

— Рад знакомству, — и он лучезарно улыбнулся, пристегиваясь с такой старательностью, точно им обоим предстояло некое профессиональное приключение — попытка преодолеть на гоночном автомобиле звуковой барьер или испытания джипа в каменистой местности.

— У вас, похоже, хорошее настроение, — заметила, отъезжая от обочины, Иссерли.

— В самую точку, голубка. Доволен до смерти, — признал Дэйв.

— В Глазго вас ожидает что-то приятное? — продолжала Иссерли.

— И опять в самую точку, — ухмыльнулся он. — Я разжился билетами на Джона Мартина.

Иссерли мысленно перебрала всех музыкантов и эстрадных артистов, каких видела по телевизору во время утренних разминок и какие по тем или иным причинам фигурировали в вечерних новостях. Имени Джона Мартина она не помнила, стало быть, ложек он усилием мысли не гнул и законов, которые запрещают вдыхать дым горящих растений, не нарушал.

— Не слышала о таком, — сказала она.

— Какие-нибудь его песни вы рано или поздно точно услышите, — пообещал Дэйв, неверяще наморщив лоб. — Да ту же «Пусть не придется тебе никогда», ее все знают.

И он вдруг без всякого предупреждения запел:

— «Пу-у-усть не придется тебе никогда лежать, не сжимая ничьей руки…»

— Нет.

Иссерли, с перепугу бросившая машину к середине дороги, поспешила вернуть ее в прежний ряд.

— Ладно, а как насчет «За холмом»? — упорствовал Дэйв. И снова запел, перебирая мясистыми пальцами одной руки ребра, а другой беря аккорды на шейке невидимой гитары: — «Я беспокоился о детях, я беспокоился о жене; есть лишь одно место для мужчины, если он беспокоится о своей жизни — ХЕЙ ХЕЙ ХЕЙ, его дом за холмом!»

— А вы о своей жене не беспокоитесь, Дэйв? — ровным тоном поинтересовалась, не сводя глаз с дороги, Иссерли.

— Ага. Беспокоюсь — а ну как она прознает, куда я намылился, хе-хе.

— Дети у вас есть?

Она понимала, что ведет себя слишком напористо, но была нынче не в том настроении, чтобы попусту тратить время.

— Детей у нас нет, голубка, — с неожиданной серьезностью ответил Дэйв, укладывая руки на колени.

Не переборщила ли она? — задумалась Иссерли. И, сжав губы и выпятив грудь, переключила все свое внимание на дорогу.

Жалко, думал Дэйв, что эта Луиза только до Питлохри его подбросит. Такими темпами он попадет в Глазго часа на четыре раньше, чем ему требуется, а провести пустое время с этой девчонкой он бы точно не отказался. Нет, он, конечно, не сексист, однако она говорит свободно и открыто, а так обычно разговаривают девчонки доступные, и потом она подсадила его, здоровенного мясистого малого, а женщины этого почти никогда, чего уж там, не делают. Грудь у нее фантастическая и глазища больше, чем у самой Шинейд О’Коннор, да и волосы тоже ничего, хоть и нечесаные, торчат во все стороны, как у половой щетки, и закрывают сбоку ее лицо. Наверное, это и называется у женщин «днем растрепанной прически». Может, ему стоит сказать пару слов насчет «дня растрепанной прически» — показать ей, что он кой-чего в этих делах понимает. Женщинам нравится думать, будто между полами нет непроходимой границы, и от таких разговоров ноги у них сами собой раздвигаются, он это давно уже обнаружил.

Может, они по дороге в Питлохри поладить успеют, а? В конце концов, на хрена им койка? А ну как, Луиза сдаст на стоянку и покажет ему, чего она умеет?

Мечтай, Дэйв, мечтать не вредно. Знаешь, что будет на самом деле? В Питлохри она высадит тебя на обочину и поедет дальше, помигав на прощание задними огнями. И все, конец истории.

Ладно, зато ты Джона Мартина увидишь, не забывай об этом. Отделаться от женщины штука всегда не простая, вспоминаешь потом и чего-то стыдно становится, а великий концерт он завсегда душу греет.

Кстати, о концерте: а нет ли у этой девчонки какой-нибудь музыки? Вон прям над его коленом кассетник торчит: до Питлохри можно не одну С-90 прокрутить!

— У вас какие-нибудь записи есть, а, голубка? — спросил Дэйв, ткнув пальцем в магнитофон. Иссерли взглянула на металлическую щель, попыталась припомнить, было за ней что-нибудь или нет, когда она годы назад приобрела этот автомобиль.

— Да, по-моему, одна имеется, — ответила она, смутно вспомнив, как напугала ее, осваивавшую рычажки и кнопки приборной доски, неожиданно зазвучавшая музыка.

— Блеск: поставьте, а? — попросил он, тут же начав прихлопывать себя по обтянутым джинсами ногам, точно опробуя ударную установку.

— Вы лучше сами, — сказала Иссерли. — Я все-таки машину веду.

Она почувствовала, что Дэйв вытаращился на нее, словно не поверив в такую ее осторожность, однако их то и дело обгоняли машины, и она слишком нервничала, чтобы оторвать взгляд от дороги. После того как этот маньяк Ессвис гонял на огромной скорости и всю ее растряс, она не имела никакого желания пересекать сорокапятимильную отметку.

Дэйв включил магнитофон и из динамиков послушно полился звук. Поначалу Иссерли порадовалась за него, получившего желаемое, но затем почувствовала: нет, что-то не так, — и заставила себя прислушаться к музыке. Музыка затихала каждые несколько секунд, словно ныряла, преодолевая водные препятствия.

— О господи, — заволновалась Иссерли. — Похоже, моя машинка разладилась, так?

— He-а, все дело в ленте, голубка, — ответил Дэйв. — Ей натягу не хватает.

— О господи, — повторила Иссерли, сосредоточенно морща лоб: шедшая за нею машина, гуднула, разочарованная, похоже, ее нежеланием обгонять туристский автобус. — Значит придется ее… э-э… выбросить?

— Не-а! — заверил ее Дэйв, радостно щелкая клавишами магнитофончика под терпеливо сносимые Иссерли, все продолжавшиеся гудки. — Просто надо погонять ленту несколько раз туда-сюда. Этот фокус чудеса творит, вот увидите. Народ выкидывает кассеты, думает, что они сдохли. А зря.

Дэйв провозился с плеером еще пару минут, затем включил его снова. На сей раз песня звучала в динамиках ясно и четко, как по телевизору. Звонкий мужской голос пел о том, как его обладатель всю ночь вел грузовик, чтобы убраться на сотни миль от города под названием Страдание. Тон у него был жизнерадостно-меланхоличный.

Иссерли, решила, что теперь-то уж Дэйв будет доволен, однако тот прямо-таки сочился недоумением.

— Должен вам сказать, Луиза, — помолчав, сообщил он, — довольно занятно, что вы слушаете кантри.

— Занятно?

— Ну… необычно — для женщины. По крайности, такой молодой. Я еще не встречал женщину, у которой нашлась бы в машине кассета кантри.

— А какую музыку вы ожидали услышать? — поинтересовалась Иссерли. (На некоторых заправках, тех, что побольше, продавались кассеты — может быть, там ей удастся купить правильные.)

— Да чего-нибудь танцевальное, — он пожал, ритмично боксируя с воздухом, плечами. — «Итернал». «Дабстар». «Эм Пипл». А может, Бьорк, «Палп», «Портисхед».

Последние три имени могли, на слух Иссерли, принадлежать маркам корма для животных.

— Наверное, у меня странные вкусы, — согласилась она. — Так вы думаете, Джон Мартин мне понравится? На что похожа его музыка? Вы могли бы ее описать?

От этого вопроса лицо стопщика озарилось умиротворением, и в то же время на нем возникло выражение напряженной сосредоточенности — будто вся его жизнь была дорогой к этой минуте, и он знал, что встретит ее во всеоружии.