Под покровом тайны - Робинзон

И так было каждый день.

В таких трудах прошла неделя. И тут оказалось, что пришла пора заготавливать сено для козы.

Большую часть сена бабушке привозили благодарные пациенты, но у нее в лесу были две полянки, которые ей непременно хотелось скосить. И вот ранним утром мы с ней, взяв косы и перекус, отправились туда.

Узкая тропинка вилась в березовом лесу, кое-где на прогалинах краснела земляника, и мне иногда удавалось на ходу сорвать несколько сладких ягодок, еще мокрых от росы.

Когда вышли на поляну, солнце уже начало подсушивать траву, бабуля заторопилась, быстро повесила узелок на приметное место, взяла косу поменьше и начала примерять ее ко мне, чтобы переставить ручку.

— Смотри-ка, вслух удивилась она, — я с прошлого года косу не трогала, так сейчас пришлось на ладонь ручку поднять. Эко ты вымахала за это время!

Бабуля повязала себе и мне по веревке на пояс и привесила на них сплетенные из бересты чехольчики для точильных брусков.

Отбитые вчера дедом Евсеем, косы сверкали на солнце свежей заточкой, но бабушка все равно прошлась по ним несколько раз бруском.

— Для порядку, — объяснила она.

Я же с тоской смотрела на густую траву чуть не с меня ростом, и вспоминала, как мучилась в прошлом году и как бабушка орала, когда моя коса втыкалась в землю или оставляла за собой огрехи в виде островков нескошенной травы.

Достав из своей торбы киянку, она, на всякий случай, подбила клинья и, наконец, вручила мне косу.

— На-ка внучка пройдись немного, погляжу, не забыла ли ты с того лета, как косить надобно, — сказала она с усмешкой.

Я взяла косу и сделала первый замах. Лезвие с шуршанием врезалось в траву, и та послушно улеглась валиком в нужном месте.

Но бабуля осталась недовольна.

— Чего наклоняешься так, ровно спину держи. Зачем я тебе ручку переставляла? Опять пятку поднимаешь, вишь, какой огрех остается.

Гляди, как надо!

Бабушка взяла свою великанскую косу в двенадцать рук и легко прошла вокруг меня, оставив за собой ровный газон, не хуже, чем где-нибудь в городе.

— Понятно? — спросила она.

Я кивнула, мне все было понятно уже целых три года, с тех пор, как впервые попала на покос. Оставался сущий пустяк — перевести понятно в умею.

— Ну, все, хватит болтовни, начнем с божьей помощью, — сказала бабуля и пошла вперед, оставляя за собой выложенные, как по ниточки ровные валки скошенной травы.

Я следовала за ней, стараясь прижимать пятку косы к земле и не воткнуть, как бывало не раз в прошлом, в землю.

Прошло минут двадцать, я усердно махала косой и все ждала, когда начнут слабеть руки, и польется пот.

Но, пока усталости не было. Я шла вплотную за бабулей и нисколько не отставала.

Мы прошли с ней два полных прокоса и остановились одновременно, воткнули косовище в землю и начали синхронно водить брусками по металлу.

— Ишь, ты! — сказала бабуля, вытерла пот подолом длинного платья, которое почти доставало до земли. Потом расставила ноги и оттянула рукой платье вперед.

— Посикать надобно, — объяснила она мне.

Я захихикала.

— Смейся, смейся, — добродушно сказала бабуля, — я бы сто лет назад на тебя посмотрела, тогда в сенокос вся деревня в поле была. Мужики то без совести, уды свои повытаскивают и обольют все кругом. А нам бабам, что делать? На виду не усядешься, не будешь голым задом сверкать, вот так и обходились, ноги шире поставишь и сикаешь.

— А как же трусики, — спросила я, — они же мокрые останутся.

— Окстись! — засмеялась бабушка, — какие трусики! Мы и названия такого не слышали. Век вековечный без них обходились. Посмеявшись мы снова приступили к косьбе.

К обеду мы справились с одной полянкой и прилегли в тенечке, поесть, что бог послал.

А послал он нам по паре куриных яиц, черному хлебу с куском сала и бабушкин домашний квас.

После еды бабушка почти сразу заснула и начала похрапывать, я же отправилась обследовать окрестности. Почти сразу вышла на буйные заросли малины, но ягоды были еще совсем зелеными, поэтому я там не задержалась. Впервые мне можно было ходить по лесу без всякой опаски, нос ловил запахи не хуже собачьего, и я без труда могла пройти обратно до поляны по своему следу.

Однако гулять быстро надоело. Этот лес теперь для меня был чем-то вроде городского парка. Все время в нем ощущалось близкое соседство человека. Порубки, ржавое железо, на все это постоянно отвлекалось мое внимание.

— Хочу в Заповедье! — наконец, осознала я свое желание.

Когда вышла на поляну, бабушка уже снимала с высокой ветлы двое деревянных грабель потемневших от старости.

— Ага, вот и ты гулена! — воскликнула она и протянула мне одни из них, — сейчас сено разворошим, и хватит на сегодня, — добавила она, — завтра с утра сено перевернем, а потом вторую полянку докосим. К вечеру Евсей на телеге приедет и просохшее сенцо домой оттарабаним. Косточки ныне не болят, так, что назавтра дождика не обещается.

— Бабуля, — вкрадчиво обратилась я к ней, — а может, мы по дороге в Заповедье заглянем, я потренируюсь двери туда открывать?

Прабабушка, недовольно буркнула:

— Вот закончим дела, потом поговорим.

Мы разворошили сено, спрятали в кустах наши орудия труда и пошли в сторону деревни.

Там, где тропинка на пожни выходила на старую дорогу, я остановилась и умоляюще посмотрела на бабулю.

— Ладно, — недовольно сказала та, — уговорила, идем, только не надолго, часика два. Согласилась лишь потому, что сегодняшний урок быстро закончили. Только договоримся так, если дверь не откроешь, идем домой. Согласна?

— Конечно! Спасибо бабушка! — запрыгала я в восторге.

До болота от этого места было совсем недалеко и вскоре мы стояли у валуна.

Бабушка полезла в торбу за ключом, и я уже приготовилась читать заговор, как в голову пришла одна мысль.

— Бабуль, а может, я попробую без ключа, заговор читать? — предложила я.

Та выпучила на меня глаза.

— Ты, что, с ума сошла, деды, прадеды с ключом ходили, а ты их за дураков всех держишь! — начала ругаться она.

— Ну, бабуля, ведь если не получиться, всегда можно положить его на камень и вновь прочитать заговор, — гнула я свою линию.

— А делай, что хочешь, — махнула рукой бабуля, — не откроются двери, домой пойдем, мне еще и лучше.

Она встала рядом, и я начала читать заговор. Сейчас все прошло как-то буднично. Мы оказались без всяких эффектов на полянке, залитой солнцем. Избушка в его лучах выглядела совсем старой и дряхлой.

— Ну, девка! Удивила, так удивила! — воскликнула бабуля, — оказывается, и Степан Панкратьич ошибаться мог. Он мне сколько раз говорил, чтобы ключ берегла пуще глаза!