Пламенный клинок - Крис Вудинг

ГЛАВА 11

«Ненавижу его».

Кейд тщательно взвесил эту мысль. Отец говаривал, что у плохого столяра всегда рубанок виноват. Это значило: не перекладывай ответственность на другого. Арен ведь не просил о помощи. Никто не заставлял Кейда вставать на пути у того кроданского солдата.

Но, Девятеро, как он хотел повернуть время вспять!

Едва забрезжило утро, узников согнали во двор; в животе у них бурчало, а головы чесались от вшей и грязи. Стражники выстроились в ряд с мечами наголо. На помосте вдоль частокола стояли лучники со стрелами на тетивах. В дальнем конце двора возвышался деревянный столб, покрытый застарелой кровью и глубокими царапинами. К нему был привязан Дегган — тот самый, что продал передние зубы кукольному мастеру, а вырученные деньги проиграл. Он исступленно лепетал молитву Сарле, Красноокой Отроковице, Повелительнице Червей. Кейд подумал, что полезнее было бы воззвать к Оггу, Воплощению Зверей: возможно, Огг сумел бы усмирить двух истекающих слюной костоголовых псов, которые рвались с поводка, отчаянно силясь дотянуться до жертвы.

Капитан Хассан прохаживался взад-вперед перед строем стражников, обращаясь к заключенным с речью. Это был крупный человек с густыми темными бровями и слишком близко посаженными глазами, придававшими ему простоватый вид. Голос у него был высокий и визгливый, совсем такой, как вчера изобразил Кейд. Неудивительно, что капитан постоянно злился — с таким-то голосом.

— Правила! — кричал он, шагая туда-обратно. — У нас тут есть правила, и вполне четкие! Только правила отличают вас от животных!

По-оссиански он изъяснялся бегло, несмотря на скверное произношение: в его выговоре постоянно проскакивали гортанные звуки, которыми щедро сыпали кроданцы. Кейд так и не понял, за что Арен любит этот язык. Оссианские слова порхали пташками, а кроданская речь звучала грубо и жестко, будто ее вбивали в уши кулаком, облаченным в кольчужную рукавицу.

— Но правила ничего не значат, если их не подкреплять делами, — продолжал Хассан. — Этот человек нарушил правила. Подкупил сельчанина, чтобы тот помог ему бежать! К несчастью для него, сельчанин оказался верным слугой империи.

«То бишь пособником», — с отвращением подумал Кейд. Такие готовы с потрохами выдать собрата-оссианина из страха, что в преступлении уличат их самих. Отец говорил, что иногда Железная Длань таким способом заманивает людей, отлавливая при помощи оссиан их же соплеменников: сначала подбить на что-нибудь незаконное, а потом схватить. Не знаешь, кому и верить в нынешние времена. Вот как наладили дело квадратноголовые.

Он перестал прислушиваться к разглагольствованиям Хассана. Все это он и так знает: «Разве можно доверять оссианам, они ведь не соблюдают правил. Если на них действует только наказание, их и будут наказывать». Капитан будто говорил с непослушными детьми. Будто сам был лучше во сто крат.

Кейду все это опостылело.

«Ненавижу его».

Но нет. Ненавидеть не получалось. Арен много лет был его другом. Конечно, они пререкались, несколько раз даже ссорились, но, как водится у мальчишек, к утру размолвки забывались, так что даже извиняться не приходилось. Арен всегда оставался верным и честным, лучше и не пожелаешь. Кейду просто нужно было кого-нибудь обвинить в своих несчастьях, иначе пришлось бы обвинить себя самого.

Какое безумие заставило его встать на пути у того кроданского солдата? На что он надеялся?

В первые жуткие дни заточения он много размышлял над этим вопросом, но ответа так и не нашел. Может, у него помутился разум. Может, ему надоел кроданский гнет, надоело подчиняться. А может, он боялся потерять Арена — единственного человека в его серой жизни, который поднялся над обыденностью, который, подобно самому Кейду, грезил о приключениях за пределами Шол-Пойнта.

А может, дело лишь в том, что Арен — его друг, а за друзей надо заступаться, чем бы это ни грозило.

«Ну полюбуйся, куда тебя занесло».

Начальник лагеря Крент стоял на безопасном расстоянии от псов; его брюхо обтягивал черный мундир, а плечи покрывала накидка из медвежьей шкуры. Вид у него вечно был самодовольный, на губах играла полуулыбка, будто после сытного застолья. За казнью он наблюдал с таким же благодушием, с каким воссылал молитвы Вышнему в фестендей или собирал узников, чтобы объявить об очередных достижениях империи.

— Из лагеря бежать невозможно! — продолжал Хассан. — За этими стенами вы встретите холодный прием. Селяне не станут вам помогать. Дорога постоянно патрулируется. Вокруг нас горы и леса, так что вас добьют непогода и голод, даже если вы улизнете от наших собачек. — Он махнул рукой в сторону костоголовых псов, как будто кто-то мог их не заметить. Двое дюжих укротителей тянули зверюг за поводки, а те щерились и огрызались. Плотно сложенные, плоскомордые, клыкастые; шерсть на всем теле и вокруг глаз черная и короткая, только на голове белая, словно маска в виде черепа, благодаря чему звери и получили свое название. Кроданские костоголовые псы были настоящими охотниками на людей, взращенными для убийства. Говорили, что у них особое чутье на оссианскую кровь, но Кейд в этом сомневался. Оссиане и кроданцы веками жили по соседству и давно перемешались. Несмотря на разрыв в языках и верованиях, единственная настоящая разница между двумя народами состояла в том, что оссиане в основном были темноволосыми, с карими или зелеными глазами, а кроданцы — белокурыми и голубоглазыми. Но даже так различать их было трудновато, если отбросить одежду, язык и манеры. Темноволосый Арен умел выдавать себя за кроданца, поскольку отлично знал их ухватки, а белобрысый Кейд оставался насквозь оссианином. Кроданцы изображали из себя отдельную породу людей, но по сути были точно такими же. Скорее всего, псов просто приучили нападать на всякого, кто одет как узник.

Дегган скулил и молился вслух, от страха с трудом подбирая слова. Кейд бесстрастно наблюдал за его мучениями. Кому какое дело до его смерти? У Кейда свои заботы. Ему никогда больше не увидать родителей, а по матушке он тоскует ужасно. Друзья, наверное, уже позабыли его. Когда-то он сетовал, что житье в Шол-Пойнте — сущее заточение, клял отцовскую мастерскую. Много бы он отдал теперь, чтобы все это вернуть.

Просыпаясь поутру, Кейд не сразу вспоминал, где находится. На мгновение ему казалось, будто он опять дома, в своей постели, снизу доносятся ароматы свежеприготовленного завтрака, а взошедшее над побережьем солнце светит сквозь занавески. А потом действительность обрушивалась на него; он понимал, что его ожидает рудник, и мечтал умереть. Порой ему казалось, что можно довести себя до смерти одной только силой воли, но, несмотря на усталость, он все равно продолжал