Вне подозрений - Линда Ла Плант

Лангтон выпил остывший кофе и передвинулся на стуле.

— Вы хорошо поработали, Трэвис, перечислив всех жертв. Удачно придумано.

— Спасибо.

Он ослабил узел галстука.

— Раньше мы или стояли на месте, или пятились назад. Но сегодня нам, по-моему, удалось сделать небольшой шаг вперед. А вы что думаете?

Она глубоко вздохнула.

— Я думаю, если он и есть наш убийца, в детстве в доме на Шаллкотт-стрит, с ним что-то случилось. Вы помните рассказ миссис Морган, как он визжал и плакал, когда мать хотела увезти его домой? Трагическая сцена! А история с кошкой показывает, до чего он был запуган с четырех до восьми лет. Ведь для ребенка, жившего в чертовой дыре, четыре года — это долгое время, просто огромный срок. Тогда и сформировался его характер, но, конечно, если он и есть наш убийца, — повторила она.

Лангтон что-то тихонько пробормотал, и Анна не смогла уловить ни слова.

— Простите, я не расслышала.

— Я готов поставить деньги на кон. Это он.

Несколько минут они сидели молча. Она посмотрела на свое отражение в окне и увидела, что ее волосы встали дыбом, словно у мальчишки.

— А как ваш желудок? — поинтересовался Лангтон.

— С ним все в порядке. Спасибо, что спросили. — Она задумалась, о чем с ним сейчас говорить. — Сколько лет вашей дочери?

— Китти? Ей одиннадцать, и она живет с моей бывшей женой. — Он порылся в кармане, вытащил оттуда бумажник, перебрал рецепты и скомканные купюры и наконец нашел маленькую фотографию. — Но снимок старый, теперь она изменилась. У нее тогда только что выпали молочные зубы.

Анна посмотрела на девочку с темными вьющимися волосами, большими ясными глазами и широкой улыбкой.

— Она изящна. И у нее есть свой стиль.

— А по-моему, просто сорванец в юбке.

Она проследила, как Лангтон убрал фотографию в бумажник. Потом он тоже взглянул на свое изображение в окне.

— Вы разведены? — робко спросила она.

Он неторопливо повернулся к ней лицом.

— Да, я разведен.

Лангтон улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, не без иронии обратился к ней:

— А вы? Как с личной жизнью у вас?

— О, ничего определенного, есть несколько близких знакомых, но это несерьезно. И теперь у меня ни на что не хватает времени — с кем-то встречаться, завязывать отношения. Я полагаю, что вам, должно быть, еще труднее.

— Почему?

— Ну, я знаю, что работа занимает у вас целый день.

— И поэтому мой брак оказался неудачным? — ехидно заметил он.

Анна не поняла, шутит он или говорит всерьез.

— Простите?

Лангтон негромко засмеялся.

— Трэвис, вы явно стремитесь выжать из меня информацию. Что же, скажу откровенно: я — трудоголик, но развод никак не был связан с моей работой. Мой брак распался из-за нескольких любовных связей на стороне. — Он немного помолчал, а потом повернул голову и улыбнулся. — Особенно с блондинками. Обожаю блондинок.

В его глазах мелькнули смешливые искорки, и она опять не смогла решить, то ли он сообщил ей о своих вкусах, то ли захотел поддразнить.

Лангтон прижался головой к спинке стула.

— А что обожаете вы, Трэвис?

— Тосты с сыром и сандвичи с беконом.

Он усмехнулся и закрыл глаза.

— Ваш старик мог бы вами гордиться.

Анна едва удержалась от слез. И когда снова поглядела на него, то он, казалось, ненадолго уснул. Его голова мирно покачивалась из стороны в сторону. Она решила последовать его примеру — откинулась на спинку стула и закрыла глаза.

Анна мгновенно проснулась, когда Лангтон легонько похлопал ее по щеке.

— Мы подъезжаем к Лондону. И вот-вот остановимся на станции, — пояснил он, выпрямился и начал завязывать галстук.

— Должно быть, я задремала.

— Да, вы проспали всю дорогу, и я пять минут пытался вас разбудить.

Они сидели в последнем вагоне. Когда Лангтон приоткрыл дверь, между поездом и платформой уже обозначилось небольшое пространство. Он подскочил, обернулся, схватил изумленную Анну за талию, приподнял ее и спрыгнул вместе с нею на платформу. Она так плотно прижалась к нему, что чувствовала его дыхание, пропитанное кофе и никотином.

— Господи, да вы тяжелее, чем кажетесь, — пошутил он. И, убедившись, что она твердо стоит на земле, двинулся своим привычным шагом. Анна засеменила за ним. «Да, на вид я просто пушинка, — с грустью размышляла она, — но стоит до меня дотронуться, и сразу ощутишь железные мускулы». Отец любил в шутку сажать ее к себе на колени, ощупывать маленькие ноги и говорить, что они сплошь состоят из мускулов. Обычно он со вздохом добавлял: «Тяжелые мускулы. Весят не меньше тонны». А вот у ее матери, Изабель, были длинные тонкие руки и ноги. Отец частенько подначивал Анну, повторяя: «Жаль, что ты не мальчик, тогда наш следующий ребенок станет похож на мать». Но ни сестер, ни братьев у нее так и не появилось, хотя в семье по этому поводу никто не горевал. Ну нет других детей, и ладно.

Они распрощались у вокзала. Анна сказала Лангтону, что дождется автобуса, а он решил поехать домой на метро.

Однако она просто воспользовалась предлогом и, как только он скрылся из виду, села в такси. Анна всегда брала такси, задерживаясь где-нибудь допоздна. Джек Трэвис сумел внушить своей дочери, что молодой женщине рискованно возвращаться ночью в автобусе или метро, а потом одной идти в темноте к дому.

Его любовь и забота с детских лет окутывали ее словно облако. И когда она наконец очутилась у себя, легла в постель и положила голову на подушку, то услыхала отцовский голос. Иногда, гораздо реже, в ее душе звучал голос матери. Как-то за обеденным столом Изабель принялась дразнить мужа и назвала его паникером.

— Но Анну ты не запугаешь, — заявила она.

Тогда он подошел к жене и крепко обнял ее.

— Иззи, если бы ты видела, с чем я сталкиваюсь изо дня в день, ты бы поняла. У меня две самые дорогие на свете женщины. И не дай бог, если с ними что-то произойдет.

А теперь Анна осталась без родителей. В подобные минуты она чувствовала себя осиротевшей и никому не нужной.

Уснуть ей не удалось, и она начала мысленно перемалывать сделанное за день. Села за стол и взяла записную книжку, с которой никогда не расставалась. Миссис Морган описала школьный шарф Даффи, и, возможно, им следует побывать в колледже, где учился подозреваемый, а заодно проверить и близлежащие кварталы.

Лангтон снова сумел на шаг опередить Анну. Он уже поручил членам команды побывать в школе, где учился их подозреваемый. Лангтон надеялся отыскать позднюю фотографию Энтони Даффи, опубликовать ее и посмотреть, не поступит ли в ответ какая-нибудь информация. Выяснить обстоятельства команда смогла на следующий день ближе к вечеру.

Энтони Даффи не посещал школу в Манчестере, он учился в Грейт Кросби, в Мерисайде. В школе коммерсантов и портных подтвердили, что у них был ученик Энтони Даффи, похожий по описаниям на их подозреваемого и подходящего возраста. Там сохранилось несколько его фотографий. Выяснилось, что он был блестящим учеником и получал только высшие оценки по всем предметам. Классный руководитель не смог вспомнить Даффи: двадцать лет назад он был младшим преподавателем в начальных классах.

Однако учитель старших классов его не забыл. Преподавателя озадачило, что Даффи так и не зашел за своим аттестатом и другими документами. Тогда молодому человеку было восемнадцать лет, и его легко могли принять в любой университет. Но после окончания учебного семестра больше никто его не видел.

В шесть часов вечера явился специальный курьер со списком одноклассников Энтони Даффи и их последними известными адресами. Однако самое важное свидетельство лежало в его сумке под списком. Это был пакет с фотографиями.

Они увидели два снимка Энтони Даффи с командой регбистов. Заботливый классный руководитель обвел его лицо кружком. Энтони стоял, повернув голову, но его профиль просматривался достаточно четко. Имелась и фотография Даффи с командой пловцов: восемь мальчиков выстроились в ряд в купальных плавках. Он опять спрятался за спиной находившегося впереди мальчика с большим кубком команды-победительницы в руках. Тут они разглядели его анфас, правда, только половину лица. Школьное общество театра представило три фотографии — также групповые снимки, но на них Энтони Даффи оказался на первом плане, и полицейские сразу узнали его, невзирая на грим, парики и шляпы.

На первой фотографии его засняли в роли короля Генриха в спектакле по шекспировскому «Генриху V». Он стоял в полном облачении и держал шлем с красным плюмажем, закрывавшим часть его лица. Ноги были широко расставлены, подбородок уверенно выдвинут, а завораживающие, «месмерические» глаза на юношеском лице словно преследовали вас и навсегда врезались в память. На другой фотографии он позировал в большом парике, с черными усами и, судя по костюму, играл короля Карла V. Его окружали мальчики-актеры в женских одеждах.