Вне подозрений - Линда Ла Плант

— Да неужели? — ухмыльнулся он — И в чем же вы меня обвините? В том, что я описал штаны?

— В том, что вы предоставили свое помещение для съемок порнографических материалов.

Сауфвуд невесело хмыкнул.

— Херня. Чушь собачья. Взрослым это разрешено, и нет закона, запрещающего съемки фильмов с совершеннолетними. Не учите меня, милочка, как-никак я долго прослужил в полиции нравов.

— Значит, вы признаете, что согласились предоставить ваше жилище для съемки порнофильмов?

— Да. Должен я как-то зарабатывать на жизнь или нет? Ответьте мне. А теперь — к делу. Если вы готовы заплатить, я расскажу все, что мне известно. Ну а если явились поболтать о том о сем, то ступайте куда подальше. Я вас не держу. Вот бог, и вот порог.

Сауфвуд повернулся к ней спиной и поехал к выходу. Анна смерила его долгим задумчивым взглядом, но вскоре решила здесь остаться. Огоньки, очевидно отмечавшие время, погасли.

Сауфвуд остановился у открытых французских окон и закурил. В кармане его кресла лежала полупустая бутылка скотча. Затем он, выехав из гостиной, направился к внутреннем дворику. Похоже, Сауфвуд хотел удостовериться, что в доме ее больше нет.

Анна приблизилась к окнам, из которых доносился его надсадный кашель.

Она стояла, полускрытая шторами, когда он подтолкнул кресло к самодельному скату у каменных ступеней террасы. И шагнула вперед, заметив темную тень такси Рона, ждущего за воротами.

Сауфвуд пересек патио, продвигаясь вдоль бассейна, нашарил бутылку и попробовал ее открыть. Он глядел на ворота, сосредоточенно откупоривая пробку, и, казалось, забыл о кресле, которое нужно было постоянно регулировать. Тем временем оно отъехало, опасно накренилось и стукнулось о край бассейна, приподняв изношенный парапет. Анна безмолвно наблюдала за его попытками отодвинуть кресло назад. Бутылка ударилась о каменный выступ и разбилась. Россыпь осколков разлетелась по траве.

— Блядь! — выругался он, по-прежнему ощупывая контрольные рычаги.

— Вам помочь, Барри? — любезно осведомилась она.

Сауфвуд вытянул шею, оглянулся и прищурился в темноте. Кресло скрипело и жужжало, балансируя на краю бассейна.

— Оттолкните меня к дороге. А мои батареи нужно перезарядить! — рявкнул он.

Анна подошла к нему и взялась обеими руками за спинку кресла.

Он опять заерзал, стараясь получше разглядеть ее. И пока Анна медлила, кресло неотвратимо подкатывалось все ближе и ближе к бассейну.

— Бог ты мой, да что ты там делаешь? — В его голосе улавливалась паника.

Анна молчала, а он, обливаясь потом, безуспешно отталкивался от парапета.

— Ну, ладно, ладно. Есть у меня эта информация. И ты ее получишь, если отодвинешь мое гребаное кресло. Слышишь, что я сказал? Отодвинь назад кресло!

— Я это сделаю. Но сперва поделитесь со мной. Начинайте!

— Что?

— Кажется, вы меня слышали.

— Я сейчас упаду в этот чертов бассейн! — заорал он.

— Я отвечу вам, что я сделаю. Я буду поддерживать спинку кресла, желая убедиться, что вы не падаете. И чем скорее вы мне все расскажете, тем лучше.

Сауфвуд крепко вцепился в ручки кресла.

— Может быть, вся история ни хера не стоит. Но только помоги мне отсюда выбраться. Я ведь, черт побери, не умею плавать, да и ходить тоже не могу.

Анна стояла прямо за его креслом, по-прежнему держась обеими руками за спинку, а огромный толстый мужчина обливался потом от страха.

— О’кей, о’кей, я тебе скажу. Но не отпускай кресло, а не то я опять придвинусь к самому краю.

Сауфвуд заговорил глухим негромким голосом, перемежая свой рассказ скрежещущим кашлем и попыхиванием дымом от сигареты. Двадцать лет назад, еще до переезда в Лондон, он служил в полиции нравов в чине сержанта Манчестерского отделения. Хорошо известную в городе проститутку Лилиан Даффи нашли мертвой. Она была удушена своими чулками, а руки ей заломили за спину и связали ее собственным лифчиком. Даффи изнасиловали. Ей было сорок пять лет.

Анна внимательно слушала. Она не откликнулась, когда Сауфвуд спросил, известна ли ей эта история.

Сауфвуд продолжил повествование о давнем убийстве. Полиция нравов неоднократно арестовывала Даффи, и она отбыла короткий срок в местной тюрьме за проституцию. Он описал ее как закоренелую старую шлюху и назвал слизью. За год до ее гибели в полиции на нее завели досье, и в нем утверждалось, что ее изнасиловал мужчина, подобравший профессионалку на улице, а потом попытавшийся ее задушить.

Полиция нравов отреагировала на это сообщение без особого энтузиазма. Да и кому было интересно расследовать нападение на алкоголичку и наркоманку? Однако Даффи подробно описала насильника, и полицейские принялись просматривать отчеты. Но внезапно она отказалась от обвинений, и никто не мог понять почему. Ведь негодяя еще можно было поймать.

Когда ее снова арестовали за проституцию, сотрудница полиции нравов постаралась выяснить, отчего та решила отказаться от обвинений. Даффи ошеломила всех полицейских, заявив, что у нее «сугубо личная» причина и насильником был ее родной сын.

Семнадцатилетнего Энтони Даффи тут же доставили в отделение и объявили, что он арестован. Он категорически отрицал свою вину и говорил, что никогда не набрасывался на мать. А еще через год тело Лилиан Даффи обнаружили в лесистом уголке на окраине Манчестера.

Ее задушили и заломили ей руки за спину. Отдел убийств, получивший отчеты полиции нравов, вызвал Энтони Даффи на допрос. Двадцать лет назад никакие экспертизы по ДНК не проводились, свидетелей преступления тоже не нашлось, труп успел разложиться, и полиция не стала настаивать на обвинении. Энтони Даффи освободили из-под стражи, хотя в полиции многие чувствовали — тут дело нечисто и он виновен.

Сауфвуд сделал паузу, ожидая реакции Анны. Он повернулся, и она заметила капли пота, стекавшие у него со лба.

— Вот и все. Черт возьми, я вам все выложил, — тяжело вздохнул он.

— Но почему? — спросила она.

— Что почему, бог ты мой?

— Почему вы почувствовали, что ее убил Энтони Даффи?

Сауфвуд вытер лицо обшлагом рубашки.

— Да я просто нутром ощутил. А парень он был довольно странный и очень вежливый. Воспитывался в приютах и у приемных родителей, но в пятнадцать лет вернулся к матери, выследив, куда она перебралась. Лилиан Даффи, стоит добавить, жила тогда с ямайским сутенером. Там, в этой дыре, в Суинтоне — манчестерском предместье, собралась целая дюжина дешевых шлюх.

— Значит, его сумели хорошо воспитать? И он не подвергался насилию?

Сауфвуд покачал головой и затрясся.

— Нет. Он хорошо образован и очень толковый. Ну ладно, хватит. Отвези меня назад. Я хочу выпить.

Анна заколебалась. Ей пришлось с силой толкнуть кресло и даже качнуть его, чтобы оттащить от края. Сауфвуд завизжал от страха, в полной уверенности, что она его отпустит и он упадет в бассейн. Однако ей как-то удалось развернуть кресло и выкатить его на дорогу. Он искал контрольные рычаги, но батареи почти не действовали. И Анна была вынуждена приподнять кресло на скат, она сама не понимала, как хватило у нее сил, ведь Сауфвуд весил по меньшей мере двадцать стоунов. Наконец она довезла его до гостиной.

Анна подошла к бару и налила ему воду в стакан. Он чуть ли не выхватил его у нее из рук и мигом осушил.

— Налей мне водки. Но только не скотч, я им сыт по горло. Вот почему я тебя впустил. Подумал, что это Марио, он по вечерам приносит мне выпивку. А ты можешь перезарядить батареи? Вот он, пульт для перезарядки, на кофейном столике.

Анна включила свет и нашла пульт. Затем она налила ему водки, и он долго не сводил с нее сердитых водянистых глаз. Анна достала блокнот и вкратце записала его рассказ. Сауфвуд молчал и жадно пил, а после отдал ей стакан, чтобы она снова налила ему.

— Я проверю то, что вы сказали, — пояснила Анна, налив водку. — А что-нибудь еще вам известно?

— Нет, больше ничего. Я уже говорил — может быть, вся история ни хера не стоит. Просто я вспомнил о нем. — Он засмеялся. — Рядом с ним все себя как-то странно чувствовали. То ли тревожно становилось, то ли еще что. По-моему, из-за его глаз. Они у него такие большие, широко расставленные.

— Энтони Даффи, — тихонько повторила Анна.

— Ага. По правде признаться, красивый был парень. Бог знает, где он сейчас. Как-никак уже двадцать лет прошло.

Теперь Сауфвуд показался ей жалким и всеми забытым. Он сгорбился в кресле и сжал в руке стакан.

— Вот и все, что мне известно, клянусь могилой моей матери. Вот и все.

Анна убрала блокнот.

— Хорошо, мы это проверим, — повторила она. — Спасибо. — И направилась к выходу.

— Почему бы тебе не остаться и не выпить со мной?

Она окинула его взглядом и покачала головой. Большой грузный мужчина с уныло опущенным ртом выглядел совсем беспомощным. И хотя ему тяжело было оставаться одному, больше она бы не выдержала общения с ним. Ни минуты.