Сердце января - Marian Felis

журналистов ничего не сказала, даже когда предлагали деньги. Вместо этого зло зашипел Кубик:

— Даже не смей говорить так о Соньке!

— Лучше бы ты, Сыч, держал язык за зубами, — угрожающий низкий голос с хрипотцой раздался позади. Я невольно обернулся и заметила входящего в раскрытую дверь Хилина.

Взявшийся из ниоткуда, будто мститель в фильмах о супергероях, он картинно подскочил ко мне и схватил за руку в явной попытке утащить с поля боя. Гранин в это время тоже не клювом щёлкал, поэтому мягко взял меня за плечи и предостерёг солиста:

— Она моя гостья, так что не прикасайся к ней.

Глаза Хила сверкнули, брови нахмурились, губы сжались, желваки забегали, а на лбу пролегла вертикальная складка — он был вне себя от ярости. Но хватка ослабла, что означало лишь одно — эту битву он проиграл и не планировал сдавать позиции в следующей.

— Ребят, нам всем нужно успокоиться, — Якубов примирительно поднял руки и встал между мной и Арсом. — Мы все уставшие, так что давайте просто порепетируем и разбежимся.

Тихое фырканье говорило о согласии, поэтому Паша хлопнул в ладоши и предложил.

— Тогда все за инструменты. А Соня пусть подождет.

Неторопливо ребята разбрелись по местам, а Константин, который цепким взглядом проводил меня до дивана, спрятался в углу, подперев спиной стену, и задумчиво уставился на Хила.

Первые звуки из огромных старых колонок пронзили меня насквозь — ребята заиграли самую красивую свою песню. Я всегда мечтала, что она обо мне и Арсе, тешила себя надеждой, что он всё ещё что-то чувствовал, и постоянно вспоминала фото из его социальных сетей в обнимку с Варей.

Это всё было для нее.

Сеня пел, но я не слышала слов — всё вокруг утонуло в моих мыслях, эмоциях и печали. Его рот открывался, мысок ботинка притопывал, руки со страстью обхватывали микрофон и стойку, а в моей голове только звучало одно:

Просто друзья.

Как он мог сказать подобное? Каким образом язык повернулся ляпнуть эту глупость? Казалось, что даже из космоса мои истинные чувства к Хилину были видны — настолько сильно я его всегда любила. И лишь он дальше собственного носа ничего не замечал.

Пришлось приложить все усилия, чтоб сосредоточиться на Гранине, который с нежностью обнимал акустическую гитару. Его пальцы порхали над струнами, словно бабочка над цветком в поисках нектара.

В спину холодно дышит печаль,

И слова застревают в груди.

Так и хочется кинуть: «Мне жаль!»,

Только сердце всё шепчет: «Не жди…»

Не простит, не оставит следы,

Вырвет прошлое старым листом.

Утекло слишком много воды,

Не оставив любви «на потом».

Вместо музыки — только лишь крик.

Вместо просьбы — холодный приказ.

Я убит, болью к полу прибит,

И виною тому твой отказ.

И всё же мой взгляд в итоге вернулся к Арсу. К сожалению, он заметил, с каким интересом я следила за Гришей с инструментом, поэтому сразу насупился, словно маленький ребёнок, и принялся прожигать во мне взглядом дыру.

Первая половина репетиции пролетела быстро. В перерыве ребята сразу же подошли ко мне, ещё раз поздоровались, узнали про дела, настроение и их выступление. Все трое уточнили, точно ли мне понравилось, что можно было бы изменить. Гриша так в итоге вообще уселся рядом и с самовольной ухмылкой следил за действиями Хила.

— Он всегда такой бука? — поинтересовалась я, легко мотнув головой в сторону солиста. Гранин нахмурился и уточнил:

— Ты про Арса? — он рассмеялся и недоверчиво спросил. — Ты серьезно? Он сейчас ещё в ударе! После возвращения в город весь светится, как новогодняя ёлка. А вот первые полгода, как мы уехали, он был совсем невыносим. Как думаешь, почему группа так называется?

— Хм, — задумалась. — Без понятия, если честно.

— Мы стали работать с продюсером почти сразу, он наше выступление в «Подвале» ещё видел. Но так как мы к тому моменту не удосужились придумать название группы, он решил, что сделает это сам. После переезда в Москву Арс был сам не свой — хмурый, холодный, молчаливый. Его за это все на студии звукозаписи стали звать Январь. И вот одна девочка хотела с ним сфоткаться, а он отказал. Она и спросила в шутку: «У тебя что, сердца нет совсем?» Арс ответил: «Моё сердце осталось в Энске». Продюсер это услышал и почти сразу предложил такое название. Всем понравилось.

С минуту я молча изучала свои ладони и переваривала информацию.

— А почему он был угрюмым?

Гриша поджал губы, вздохнул горестно и признался.

— У него кое-что произошло, что заставило уехать из города. Только рассказать об этом я не могу. Он сам со временем тебе откроет все тайны. По крайней мере, я на это надеюсь.

Мы синхронно посмотрели на недовольного Арса, который в этот момент усердно настраивал гитару и что-то шептал себе под нос. Паша и Матвей топтались рядом с ним, кричали, смеялись, скакали, как лоси, чем явно ещё больше распаляли Хилина. Тот отмахивался от друзей, как от назойливых мух, ворчал и пинал какие-то приборы, словно маленький обиженный ребёнок.

— Не злись на него, — прошептал Гранин, наклонился ко мне и сурово добавил. — Но и не прощай слишком быстро. Пусть помучается.

Парень подмигнул, хлопнул меня по плечу и пошёл к ребятам. Репетиция продолжилась.

Через час, когда все устали и начали потихоньку думать о перекусе, активизировался Константин. Доселе молчаливый и нелюдимый, он внезапно повеселел, начал активно всех благодарить за работу, что-то печатал в телефоне, радовался и обещал всех покормить. Но когда зашёл разговор о том, чтоб взять меня с собой на квартиру Сычёва, тот затих и снова помрачнел.

— Чужим нельзя, — отрезал и под дружный вой ребят вышел из комнаты.

— Мы без него поедим, — горячо пообещал сразу же Кубик, взбил свои белые волосы и уточнил. — Ты пиццу любишь?

— Я знаю хорошее местечко недалеко, — встрял Паша и ткнул свой навороченный гаджет прямо мне в лицо. — Вот тут ты была?

На карте была открыта точка, но так как мы с подругами выбрали для себя список заведений для посещения, я просто отрицательно мотнула головой. Средний чек, указанный в карточке ресторана, немного смущал. Казалось, парни этого не замечают: они почти единогласно решили пойти именно туда и съесть половину всего из меню. Лишь недовольный Хилин пялился на меня и показывал какие-то странные знаки, указывал взглядом куда-то за мою спину, поигрывал бровями и поджимал губы.

— Соне уже пора домой, — не выдержал Хил.

Ребята, которые в этот момент собирали свои