Любовь и война - Патриция Хэган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Китти, он плох, очень плох, – мрачно обратился к ней Масгрейв, как только девушка нашла в себе силы вернуться в комнату. – Он потерял много крови, да еще такое множество открытых ран… наверняка начнется лихорадка. Я воспользовался своим собственным бальзамом и наложил столько мази, сколько он сейчас в состоянии вытерпеть. Теперь остается только ждать до утра и надеяться на лучшее. – И он мягко добавил: – Мне очень жаль…
Кто-то поднес к губам Джона стакан с виски, и после нескольких глотков несчастный провалился в благословенное забытье. Это дало доку возможность наложить новую порцию бальзама.
– Он может не выдержать этой процедуры. Черт бы побрал проклятых убийц!
– Нет, я не думаю, что они хотели его убить, – возразил Дэвид, по-прежнему поддерживая за талию Китти. – Если бы это было так, Джона давно бы повесили – и дело с концом. Им выгоднее было оставить его полуживым как назидание рабам, а заодно остальным, имеющим неосторожность иметь собственное мнение.
– Пожалуй, – не мог не согласиться док. – Я слышал краем уха, что в связи с надвигающейся войной волнения среди рабов усилились и грозят превратиться в серьезную проблему. И уж они постарались показать, на что способны куклуксклановцы, эти никчемные сукины дети!
Китти внезапно всполошилась, словно вспомнила нечто важное, и набросилась с кулаками на Дэвида:
– Дэвид, а ведь ты знал! Ты знал, что они собрались сделать с отцом, и молчал, пока не стало слишком поздно! Ты такая же дрянь, как и остальные!
– Да нет же, Китти, до меня дошли лишь неясные слухи, – пытался оправдаться бледный Дэвид. – И я сразу сказал об этом отцу, и он решил, что надо это проверить.
Он протянул было к Китти руку, но девушка оттолкнула ее, а потом подскочила ближе и изо всех сил ударила его по щеке.
– Ты виновен не меньше, чем остальные! И я готова поспорить, что Натан тоже принимал в этом участие!
– Нет, я ничего об этом не знал… – Все растерянно обернулись к стоявшему на пороге Натану с мрачно пылавшими глазами и гневно сжатыми губами. – Я ничего не знал, пока тот вой, что подняли рабы, не всполошил весь дом.
Он нерешительно подошел к столу, на котором распластался бесчувственный Джон. Тихонько чертыхнувшись, Коллинз машинально запустил нервно дрожавшие пальцы в светлую шевелюру. А потом, потрясенно глядя на Китти, развел беспомощно руки:
– Пока я успел одеться и добежать до бараков, ку-клукс-клан покончил с Вилли – повесил его. И Дженни они избили так, что, говорят, она не доживет до рассвета. И никто не знает, что сделали с ребенком.
У Китти подогнулись колени, и Дэвид снова заботливо подхватил ее. При виде этого Натан помрачнел еще больше.
– Я услышал, как рабы шептались про какого-то белого, которого повесили за помощь Дженни и Вилли, – продолжала он, – и без труда догадался, о ком идет речь. По дороге к дому Джона я заметил, что у дока светятся окна и лошади привязаны во дворе…
Не в силах больше сдерживаться, он ринулся туда, где стояли Китти с Дэвидом. Вырвав девушку из рук Стоунера, он прижал ее к себе и промолвил:
– Китти, милая, мне так жаль! Я ничего не знал. Ты должна мне верить. Если бы я только знал, то обязательно предупредил бы твоего отца. Но меня нарочно держали в неведении, потому что именно этого и боялись!
Словно услышав эти слова, Джон дернулся и застонал, обратив на себя внимание присутствовавших. Несчастный смог лишь неимоверным усилием на миг приоткрыть глаза. Китти закричала.
– Ничего, ничего, – успокоил ее док, торопливо нащупывая пульс. – Он не умер. Он просто снова потерял сознание. Оно и к лучшему. Пусть отдохнет. Так он меньше страдает от боли.
С тревогой заглянув Китти в глаза, Масгрейв добавил:
– Детка, ему пришлось очень туго. И вряд ли он выживет. Кто-то должен предупредить твою мать.
– Я… я сама, – после минутного молчания пробормотала Китти, которую била сильная дрожь. – Лучше уж я, чем кто-то другой.
– Я поеду с тобой, – быстро вставил Натан. – Моя лошадь здесь, у крыльца. Она довезет нас до вашего дома, и мы сможем воспользоваться фургоном, чтобы доставить сюда твою мать.
Глава 8
Китти испытывала слишком большое горе, чтобы о чем-то говорить по дороге к дому. Она лишь уткнулась лицом в спину Натана и молча плакала, пока конь трусил по грязной неровной дороге.
Получив известие о случившемся с Джоном несчастье, Лина повела себя так, как и ожидала Китти. Она впала в безудержную истерику, так что Натану пришлось на руках отнести ее в фургон. Китти коробило такое поведение – девушка отлично знала, что это тщательно разыгранное представление предназначено исключительно для Натана. Лина давно разлюбила отца. Разве иначе она стала бы его так изводить?
Оказавшись возле дома Масгрейвов, Лина без помощи Натана выскочила из фургона и помчалась вперед, оглашая окрестность пронзительными воплями. Доктору, несмотря на смертельную усталость, пришлось выйти на крыльцо и весьма бесцеремонно оттолкнуть ее от двери и прикрикнуть, что, если она не возьмет себя в руки, ее не пустят к Джону. Однако Лина не сдавалась, и прошло немало времени, прежде чем она позволила Кейт Масгрейв отвести себя в кухню и напоить горячим бульоном, чтобы набраться сил перед тем, как увидеть Джона.
Ночь подошла к концу, и, когда оранжевое солнце осветило туманный небосвод, док сказал Китти, что собирается дать Джону новую порцию лауданума[5], чтобы притупить болевые ощущения.
– Поверь, я сделал все, что мог, но его тело превратили в одну сплошную открытую рану. И скорее всего мне понадобится еще много лауданума и опия.
Китти кивнула и поднялась со своего места возле камина. К ней тут же подошел настороженный Натан:
– Куда это ты?
– В сарай к доку, нарвать мака для приготовления опия, – машинально ответила она. – Зимой его приходится сажать в помещении, чтобы уберечь от холода.
– Ты знаешь, как готовят опий? – недоверчиво спросил он.
– А почему бы и нет? – сердито бросил док и вернулся к Джону – его уже переместили со стола на мягкую перину.
Натан следом за Китти направился через грязный двор к сараю. Внутри они увидели ровные ряды мака, обратившего свои головки к благодатным солнечным лучам, лившимся в распахнутое окно.
Китти накинула на руку плетеную соломенную корзинку, висевшую на гвозде возле двери, и пояснила:
– Головки надо срезать сразу, как только они раскрылись.
– Откуда ты это знаешь? – недоумевал Натан.
– Ох, да ведь док начал учить меня еще в детстве. И особенно подробно наставлял в искусстве лечить с помощью растений. К примеру, я могу приготовить настойку из коры хинного дерева.