Палестинские рассказы (сборник) - Влад Ривлин

– Это арабы, – усмехнулся полицейский, принявший жалобу у жильцов. Они тогда не поверили. Но после того, как в доме была сломана входная дверь, полиция установила камеры слежения, и с их помощью злоумышленников наконец-то удалось задержать. Ими действительно оказались арабы из граничившего с домом арабского квартала.

– Зачем вы сделали это?! – спросила потрясённая Мирьям у одного из задержанных юношей, когда её в числе других жильцов дома вызвали в полицию для опознания правонарушителей. – Ведь мы хотели жить с вами как братья!

– Как братья?! – усмехнулся один из юношей. – Вы отняли у нас нашу землю, согнав с неё наших родителей, строите на наших землях свои дома, а теперь захотели стать нашими братьями?!.. Почему бы вам всем не поселиться в лагере беженцев Джебалия, например?! – со злостью спросил юноша. – Будьте вы прокляты! – с ненавистью крикнул другой. У тёти и её товарищей слова юношей вызвали настоящий шок, за которым последовал, может, и не у всех, но у многих, настоящий переворот в сознании. До сих пор они думали, что достаточно хорошо знают культуру и обычаи своих арабских сограждан, владеют их языком, понимают их нужды и проблемы, а значит, для взаимопонимания нет никаких препятствий. И только после этого случая моя тётя наконец поняла, какая пропасть лежит между ними и нами:

– Нельзя прийти к другому народу как оккупант и требовать от него дружбы и взаимопонимания!

После этой истории она уехала жить в Иерусалим и стала активно участвовать в деятельности общественной организации «Солдаты против оккупации». Создателями этой организации были солдаты и офицеры, служившие в разное время на палестинских территориях. У всех создателей организации была одна общая проблема: их замучила совесть. Мою тётю пригласили как психолога, и работы у неё было очень много. Бывших солдат мучало их прошлое, связанное со службой на территориях, и Мирьям как психолог оказывала им помощь.

Начало её работы в организации совпало с моим увольнением в запас. Я только начал учёбу в университете и одновременно работал в компании отца. Работы было много, но несмотря на неимоверную занятость я захотел познакомиться с организацией и её людьми поближе, ведь проблемы, с которыми столкнулись мои товарищи по оружию, были мне очень близки. А когда я ещё и узнал, что моей тётке в этой организации принадлежит одна из главных ролей, то решил встретиться с этими людьми не откладывая. Так я и сделал: при первой же возможности сел в машину и отправился в Иерусалим.

С тётей мы виделись редко: она вечно была занята и даже с матерью общалась больше по телефону. Да и я, находясь на службе, слишком редко имел возможность для непринуждённого общения с близкими и друзьями. И только тогда я вдруг подумал о том, что со многими близкими мне людьми и друзьями я не вижусь годами!.. Мы встречаемся лишь в случае острой необходимости или в связи с какими-то значительными семейными событиями. За то время, что я не видел Мирьям, у неё прибавилось седых волос на голове и морщин на лице. Обычная в общем-то история… Она старалась казаться бодрой и жизнерадостной, но от меня не ускользали признаки усталости на её лице. Какую бы маску ни натягивал человек на своё лицо, глаза и уголки губ всегда его выдадут, потому что не умеют врать.

– Рада тебя видеть, – улыбнувшись, сказала мне тётя, и глаза её при этом залучились теплом. Мы всегда испытывали друг к другу глубокую симпатию, хотя, бывало, что и говорили с ней на повышенных тонах – во время споров. Впрочем, чаще всего мне не оставалось ничего другого как признать её правоту. Своими аргументами она могла припереть к стенке, казалось, любого.

– Ты решил присоединиться к нам? – спросила тётя после общих вопросов и короткого разговора о переменах в нашей жизни.

– Пока ещё не решил, – ответил я.

– Правильно, не торопись, – похвалила меня тётка. – Это очень непросто, и у меня не всегда есть решения для многих проблем.

– Для каких проблем? – спросил я.

– Проблем тех, кто был там же, где и ты. Я далеко не всегда и не каждому из этих людей могу помочь, – сказала Мирьям.

– Может быть, им нужен психиатр, а не психолог? – предположил я.

– Да нет, они абсолютно нормальные люди с точки зрения психического здоровья. Конечно, если подходить к ним с общепринятыми критериями.

– Что значит «с общепринятыми»? А какие есть ещё? – удивился я.

– Разные… – усмехнулась Мирьям. – А точнее, нет никаких. Вот и пользуемся общепринятыми. Так вот, согласно общепринятым критериям, человек считается нормальным, если он осознаёт реальность окружающего его мира. А психопат – это тот, кто живёт в своём, выдуманном им мире.

– В чём же тогда проблема твоих пациентов, – спросил я, – если они понимают, что живут в реальном мире?

– Проблема в том, – ответила тётя, – что, осознавая реальность этого мира, они его не принимают, и я далеко не всегда знаю, как им помочь. Их мучает прошлое…

– Нас всегда учили жить настоящим, ещё со школы, – сказал я. – И тебя тоже, наверное, так учили. В ответ она кивнула. – Прошлого уже нет, будущего ещё нет, и неизвестно, будет ли… Поэтому живите настоящим, – повторил я то, что не раз слышал от других. – И ещё, зачем тебе проблемы других? Разве у тебя мало своих проблем?! Реши свои проблемы – и мир станет для тебя лучше.

– Так жить гораздо удобней, но не все могут и, главное, хотят так жить, – ответила Мирьям, и я с ней согласился. – Знаешь, одни психологи пытаются решить проблемы пациентов у себя в кабинете или в клинике… И им это удаётся… Но как только человек оказывается в реальной жизни, он снова сталкивается с теми же проблемами, но не может разрешить их так же успешно как в кабинете у психолога… Другие просто предлагают своим пациентам изменить отношение к окружающему миру. Но не все могут это сделать и, главное, хотят. Совесть оказывается сильнее нас.

– Где же выход? – спросил я. – Нужно вернуться и всё исправить, – твёрдо сказала Мирьям.

– Вернуться?!.. – удивился я. – Куда вернуться?!..

– В прошлое, – спокойно ответила Мирьям.

– Как можно вернуться в прошлое?!.. – продолжал удивляться я.

– По-разному… – ответила Мирьям. – Одни анализируют своё прошлое, сидя в своём доме, другие – в кабинете психолога. А вернуться по-настоящему под силу очень немногим, – с грустью сказала она. – Иначе говоря, человек очень успешно решает свои проблемы, чувствует себя полным сил и желания начать новую жизнь… но всё это только в своём воображении или у меня в кабинете. Стоит ему попасть в реальный мир, как он снова возвращается… к себе самому, в ту точку, в которой застрял… Он будто раненая птица уже не может жить среди своих собратьев, ему нужны особые – тепличные – условия. Поэтому нам всем придётся вернуться в прошлое, чтобы всё исправить… Пока оно ещё существует, – заключила свой монолог Мирьям.

– Есть вещи, которые мы уже никогда не сможем исправить, – сказал я.

– Верно, – ответила Мирьям. – Но есть и немало других, которые нам исправить под силу. – Знаешь, один из бывших солдат всё время вспоминает дома, – продолжала Мирьям, – которые им приходилось взрывать. И он подробно рассказывал нам, как они рассчитывали необходимое количество взрывчатки для того, чтобы взорвать дом, как привозили местного инженера и требовали от него план застройки… Как-то раз они не рассчитали количество взрывчатки в доме, и взрыв обрушил лишь часть дома. Тогда солдатам пришлось снова закладывать взрывчатку и потом ещё разрушать уцелевшие остатки стены бульдозером. Он рассказывал, что дом добивали как человека. Большой, очень прочный дом, в котором жила большая семья. И все они – обитатели этого дома: взрослые, дети, старики… – стояли со своими пожитками и смотрели, как рушится их дом. Никто даже не плакал. Просто стояли и молча смотрели. И таких домов за время службы у него было десятки, а может быть, даже и сотни. «Я так много успел разрушить, – говорил он мне. – И ещё ничего не создал».

– И что ты ему посоветовала?

– Строить, – просто ответила Мирьям. – Этот парень уже несколько лет учится на инженера-строителя, но его проблема не в разрушенных домах. Его мучает чувство вины перед людьми, которых он оставил без крова.

– Но он ведь раскаялся!..

– Раскаялся. Но человек освобождается от мучающих его угрызений совести только тогда, когда может исправить то зло, которое причинил другим. А это очень трудно и не всегда возможно – что-то исправить в прошлом.

– Прошлое можно исправить только будущим, – сказал я.

– Это как раз то, что мы пытаемся сделать, – сказала Мирьям. – Таких, как этот парень, много, и его случай не самый тяжёлый. Я привела тебе лишь один пример, наиболее типичный.

– Вряд ли одному человеку, пусть даже и самому умному, по силам разрешить все эти проблемы, – усомнился я.

– Ты прав, – согласилась со мною Мирьям. – Поэтому мы пытаемся сделать это вместе.