Книга камней. Чудеса мира в восточных космографиях - Александр Григорьевич Юрченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я видел много такого, о чем трудно говорить, потому что большинство людей сочли бы мои рассказы обманом, — ответил Абу-л-Аббас.
— Да, это присуще людям заурядным и невеждам, — сказал шейх, — но ученые и разумные люди всегда смогут отличить вероятное от невероятного. Беседы о чудесах творений Всевышнего достойны одобрения, потому что в явлениях чудес проявляется и доказательство Господнего всемогущества.
После этих слов шейх Абу-л-Аббас стал рассказывать нам:
— Я достиг большого острова Цейлон, в центре которого находится гора Рахун, на которую спустился Адам, да будет благословенным имя его, после сотворения. Вокруг этой горы высятся огромные деревья и раскинулись многочисленные сады. В каждом из этих садов между деревьями встречаются огромные, как стволы пальм, змеи, способные проглотить человека, быка или барана. Обычно они обвивают какое-нибудь дерево и поджидают свою жертву. Когда же проглотят, то ломают его кости и переваривают все целиком. Поэтому никто не ходит к этой горе.
Я слышал, что царь этого острова имеет мазь, которая делает человека неуязвимым для оружия из железа. Тогда я преподнес подарок его сестре и с ее помощью добился встречи с царем. После нашей беседы он дал мне два камня величиной с небольшое яйцо. Один был белый с красными крапинками, другой — желтый с черными. При этом он объяснил, как изготавливают мазь. Для этого берут кунжутное масло и кипятят в нем камни до тех пор, пока из него не образуется мазь. Если человек натрется этой мазью, он станет неуязвимым для железа до тех пор, пока не смоет ее. Тому, кто примет внутрь раствор этой мази и при этом не будет пить молоко и есть молочные продукты, также неопасно железное оружие.
— У меня был раб, — продолжал Абу-л-Аббас, — который принял раствор этой мази внутрь, и мои товарищи пытались поранить ему ножом руку и горло, но острие не оставило никакого следа.
Другой царь, это было уже в Китае, подарил мне иную мазь, похожую на виноградное повидло. Как только этой мазью покрывали рану, на ней образовывалась корка.
— Так почему же ты не привез ее? — спросил я его. — Такая мазь полезней любого богатства.
— Я взял с собой большое количество ее, — ответил Абу-л-Аббас, — но всю потерял вместе с остальным имуществом: между Китайским, Индийским морями и морем Кульзума я потерял десять своих кораблей. У меня осталось только небольшое судно, на котором готовили пищу и находились мои слуги. Всемогущий спас только это судно, а остальные погибли»[75].
Сведения о чудодейственной мази, защищающей воинов от железного оружия, были записаны и китайцами. Речь идет о стране Саньфоци на острове Суматра. «В стране ничего не производится, а люди привычны к сражениям и штурмам. Втирают снадобье в тело — клинок не может поразить. В штурме на суше, в сражении на воде решительно атакуют — нет никого, кто [устоял бы] пред ними» (Чжоу Цюй-фэй. II. 7).
Спустя двести лет историю о камнях, дарующих воинам неуязвимость, рассказывали иначе. Возможно, это просто другой вариант. В одной из стран Южных морей брат Одорик де Порденоне увидел странное растение, похожее на тростник. «Называется он кассан и стелется по земле, как трава, которая у нас называется граменья. Из каждого своего узла выпускает этот тростник корни и так расползается, что в длину захватывает целую милю. И в стеблях его находят камни, а свойство у этих камней такое: кто носит их, того не берет железо, и поэтому большинство здешних жителей ходит с такими камнями. По этой же причине мальчикам делают надрез на руке и в рану кладут один из таких камней, и он затем бережет [юношу] от железного оружия. А маленькая ранка на руке быстро затягивается, если присыпать ее порошком из рыбы определенного вида. И велика сила этого камня, и люди, которые носят его, страшны в бою, и они великие морские разбойники. Однако те, кто, плавая в море, терпят от них урон, придумали себе хитрую защиту: они обороняются палочками из очень твердого дерева и стрелами без железных наконечников. А эти морские разбойники вооружены плохо, и от них легко можно отбиться, поражая их острыми палочками и стрелами»[76].
В этом рассказе скрыто противоречие: неуязвимые воины вдруг оказываются беззащитными перед хитростью обороняющихся. Противоречие носит мнимый характер. Обряд, когда мальчикам делали надрез и вкладывали в рану камешек, был инициацией, посвящением в воины. Смысл обряда заключался в наделении будущего воина «неуязвимостью», рассказы о которой слишком буквально восприняты наблюдателями из других культур.
К таким случаям относится рассказ Марко Поло об островах в Китайском море: «Расскажу вам об одном великом чуде. В одном замке на том острове два князя захватили много народу; и когда люди не захотели сдаваться, приказали они всех перебить, головы всем отрубить. Так и было сделано; отрубили всем головы, только осьми человекам не могли отрубить, и вышло так от силы тех камней, что были на них: у каждого в руке, между мясой и кожею, было по камню, а снаружи его было не видать. Камни те были заколдованные; была в них такая сила: на ком такой камень, не умереть тому от железа. Сказали князьям, что от железа те восемь человек не погибнут; велели тогда князья перебить их палицами, а по смерти вытащить из их рук те камни; и ценили они их дорого» (Марко Поло, с. 172). Скорее всего, неуязвимые воины имели специальную подготовку и входили в тайный мужской союз, у них был свой кодекс чести, что и объясняет их нежелание сдаться. Видимый или невидимый знак на теле указывал на степень посвящения, которая в этом случае, видимо, была высшей.
Любопытно, что на севере Европы в раннее Средневековье похожее представление связывалось с неистовыми викингами. Существовало поверье, что железо не причиняет вреда берсеркам. Берсерки имели иммунитет против железа, но не против дерева[77].
§ 20. Сокровища пресвитера Иоанна
Не существует адекватного языка для описания чужой культурной реальности. Любопытный пример смешения всевозможных сведений о загадочной Эфиопии имеется у брата Иордана де Северака (1328), который провел много лет в странствиях по Востоку. Мир, во всем отличающийся от европейского, представал взору путешественника, попадавшего в Индию. Казалось, что, переступая границы привычного,