Обманщик - Фредерик Форсайт

Когда фрейлейн Кеппель приедет в ГДР, ее будет ждать официальный прием, личное приветствие министра безопасности Эриха Мильке или даже самого руководителя партии Эриха Хонеккера, медаль, щедрая пенсия и уютный домик на озерах возле Фюрстенвальда.

Конечно, даже Маркус Вольф не был провидцем. Он не мог знать, что к 1990 году Германская Демократическая Республика прекратит свое существование, что Мильке и Хонеккер будут с позором сняты с высоких постов, что он сам лишится работы, но будет неплохо зарабатывать мемуарами, а фрейлейн Кеппель будет доживать свои годы не в домике возле Фюрстенвальда, а в гораздо менее комфортабельной западногерманской тюрьме.

Майор Ваневская оторвалась от папки.

– У него есть сестра, – заметила она.

– Да, – подтвердил Вольф. – Вы полагаете, ей может быть что-то известно?

– Это всего лишь предположение, – сказала Ваневская, – но я хотела бы с ней встретиться…

– Если вы получите разрешение от вашего руководства, – подсказал Вольф. – Увы, вы работаете не на меня.

– Но если такое разрешение будет, то мне потребуется легенда. Не русская и не восточногерманская…

Вольф скромно пожал плечами.

– У меня есть несколько совершенно готовых легенд.

– Разумеется, есть. Такова специфика нашей удивительной работы…

Самолет польской авиакомпании LOT должен был вылететь с берлинского аэродрома Шёнефельд рейсом 104 в десять часов. Вылет задержали на десять минут, чтобы Ваневская успела на этот самолет. Как заметил Вольф, ее немецкий вполне сносен, но не настолько, чтобы выдавать себя за немку. Из тех, с кем Ваневской предстояло встретиться в Лондоне, почти никто не говорил по-польски. У Ваневской были документы школьной учительницы из Польши, собравшейся навестить родственников. В Польше режим был намного либеральнее.

Польский лайнер приземлился в одиннадцать, выиграв час благодаря разнице во времени. За тридцать минут майор Ваневская прошла паспортный и таможенный контроль, из телефона-автомата в зале второго терминала позвонила по двум номерам и взяла такси до того района Лондона, который называется Примроз-хилл.

Телефон на столе Сэма Маккриди зазвонил в полдень. Он только что закончил очередной разговор с Челтнемом. Ответ был тот же; пока ничего нового. Прошло сорок восемь часов, а Моренц все еще где-то скрывался. Теперь звонил сотрудник сектора НАТО Сенчери-хауса.

– С утренней почтой пришла одна записка, – сказал он, – Возможно, это чепуха, тогда выбрось ее. На всякий случай я отправляю ее тебе с посыльным.

Бумагу принесли через пять минут. Когда Маккриди прочел ее и увидел указанное на ней время, он громко выругался.

В мире тайных операций правило сведения числа осведомленных к минимуму обычно приносит великолепные плоды. Тем, кому для выполнения своих функций не нужно знать информацию, ее и не сообщают. В результате, если даже обнаружится утечка информации – случайная или намеренная, – ущерб бывает сравнительно небольшим, а источник утечки легче обнаруживается. Но иногда получается наоборот: та информация, которая могла бы изменить ход операции, не достигает цели, потому что кто-то решил, что передавать ее нет необходимости.

Станции подслушивания «Архимед» в Гарце и восточногерманскому сектору Челтнема было приказано безотлагательно передавать Маккриди все перехваченные сообщения. Особенно срочными считались такие тексты, в которых упоминались слова «Граубер» или «Моренц». Никому не пришло в голову отдать такое же распоряжение тем, кто прослушивал переговоры дипломатов и военных из союзных стран.

Полученное наконец Маккриди сообщение было передано в 16.22 в среду. Оно гласило:

От: Геррманна

Кому: Фитцау

Срочно. Найдите миссис А. Фаркуарсон, урожденную Моренц, проживающую, по-видимому, в Лондоне. Выясните, видела ли она своего брата или не получала ли каких-либо известий от него или о нем в течение последних четырех дней.

«Бруно никогда не говорил мне, что его сестра живет в Лондоне. Вообще ни разу не упомянул, что у него есть сестра, – задумался Маккриди. – Интересно, что еще из своего прошлого утаил мой друг Бруно?» Маккриди взял с полки телефонный справочник и открыл на букве «Ф».

К счастью, фамилия оказалась не слишком распространенной. С фамилией Смит было бы почти безнадежное дело. В Лондоне оказалось четырнадцать Фаркуарсонов, но среди них не было ни одной «миссис А.» Маккриди стал звонить всем четырнадцати подряд. Из первых семи номеров пять раз ему ответили, что, насколько им известно, у них нет и не было никаких миссис А. Фаркуарсон. Два номера не отозвались. Маккриди повезло на восьмом, который принадлежал некоему Роберту Фаркуарсону. Ответил женский голос:

– Да, это миссис Фаркуарсон.

Еле заметный немецкий акцент или ему только показалось?

– Это миссис А. Фаркуарсон?

– Да, – настороженно ответила женщина.

– Прошу прощения за беспокойство, миссис Фаркуарсон. Я из отдела иммиграции Хитроу. Нет ли у вас брата, которого зовут Бруно Моренц?

Последовало долгое молчание.

– Он там? В Хитроу?

– Этого я не могу сказать. Если только вы не его сестра.

– Да, я – Аделаида Фаркуарсон. Бруно Моренц – мой брат. Я могу с ним поговорить?

– Боюсь, сейчас это невозможно. Вы будете на месте, скажем, в течение ближайших пятнадцати минут? Это очень важно.

– Да, я буду дома.

Маккриди вызвал машину с водителем и сбежал по лестнице. Миссис Фаркуарсон жила в квартире-студии на последнем этаже солидной эдвардианской виллы, стоящей недалеко от Риджентпарк-роуд. Маккриди поднялся наверх и позвонил. Миссис Фаркуарсон встретила его в блузе художника и провела в тесную студию со множеством картин на мольбертах. Пол был усеян эскизами.

Она оказалась седой, как и ее брат, красивой женщиной. Маккриди решил, что она старше Бруно, ей лет под шестьдесят. Миссис Фаркуарсон освободила кресло, предложила гостю сесть и спокойно встретила его изучающий взгляд. Маккриди заметил что на столике стоят две кофейных чашки. Обе были пусты. Пока миссис Фаркуарсон садилась, он как бы невзначай прикоснулся к чашке. Она была еще теплой.

– Чем я могу вам помочь, мистер…

– Джонс. Могу я задать вам несколько вопросов о вашем брате, господине Бруно Моренце?

– Почему о нем?

– Это касается иммиграционной службы.

– Вы говорите неправду, мистер Джонс.

– Неужели?

– Да. Мой брат сюда не приезжает. И даже если бы он захотел приехать, у него не было бы никаких проблем с британской иммиграционной службой. Он – гражданин Западной Германии. Вы из полиции?

– Нет, миссис Фаркуарсон. Но я – друг Бруно. Мы знакомы много лет. Не один пуд соли съели. Прошу вас верить мне, потому что это правда.

– Он попал в беду, да?

– Боюсь, что да. Я попытаюсь помочь ему, если смогу. Это нелегко.

– Что он сделал?

– Похоже, что он убил свою любовницу в Кёльне. И убежал. Он передал мне только несколько слов. Сказал, что не хотел ее убивать. Потом он исчез.

Миссис Фаркуарсон встала и подошла к окну. Глядя на деревья парка Примроз-хилл, она сказала:

– О, Бруно. Глупый, несчастный, перепуганный Бруно.

Она повернулась к Маккриди.

– Здесь был человек из посольства ФРГ. Вчера утром. Он предварительно позвонил, в среду вечером, когда меня здесь не было. Он ничего не сказал, только спросил, не знаю ли я чего о Бруно. Я ничего не знала. Вам я тоже ничем не могу помочь, мистер Джонс. Наверное, вы знаете больше меня, если он что-то успел вам сказать. Вам известно, куда он убежал?

– В этом-то все и дело. Думаю, он перешел границу. Сбежал в Восточную Германию. Где-то в районе Веймара. Возможно, скрывается у друзей. Но насколько мне известно, он никогда в жизни не был возле Веймара.

Миссис Фаркуарсон удивленно смотрела на Маккриди.

– О чем вы говорите? Он жил там два года.

Маккриди был ошеломлен, но постарался не выдать удивления.

– Простите, я не знал. Он мне никогда не рассказывал.

– И не расскажет. Он терпеть не мог вспоминать те годы. Это был самый неудачный период в его жизни. Он никогда не говорил о нем.

– Я полагал, что ваша семья из Гамбурга, что вы там родились и выросли.

– Так оно и было. До 1943 года, пока англичане не разбомбили Гамбург. Бомбардировка «Огненная буря». Слышали о ней?

Маккриди кивнул. Тогда ему было пять лет. Королевские ВВС так бомбили центр Гамбурга, что в городе начались страшные пожары. Огонь засасывал воздух из пригородов, и вскоре весь центр Гамбурга превратился в ад, в котором бушевало такое жаркое пламя, что сталь плавилась и текла, как вода, а бетонные конструкции взрывались, как бомбы. Огонь стер город с лица земли.

– Той ночью мы с Бруно осиротели, – миссис Фаркуарсон помолчала, глядя не на Маккриди, а мимо него, снова переживая гигантский пожар, который уничтожил ее родной город, превратил в пепел ее родителей, друзей, все, чем была богата ее недолгая жизнь. Через несколько секунд она будто проснулась и так же негромко заговорила с едва заметным немецким акцентом. – Когда все кончилось, о нас позаботились власти. Нас эвакуировали. Мне было пятнадцать лет, Бруно – десять. Нас разделили. Меня поселили, в одной семье возле Гёттингена, а Бруно отвезли к какому-то фермеру недалеко от Веймара. После войны я искала брата. Красный крест помог нам соединиться. Мы вернулись в Гамбург. Я воспитывала Бруно. Но он почти никогда не говорил о Веймаре. Чтобы как-то прожить с братом, я пошла работать в столовую военно-торговой службы британской армии. Тогда были тяжелые времена, сами знаете.