Ликвидатор - Валерий Горшков

Вокруг стояло не менее десяти боевиков, и все они слышали, как Соловей намеренно громким голосом вызвал меня на поединок. Отказаться было невозможно — с таким трудом наработанный авторитет моментально превратился бы в размазанный по полу плевок.

И уже не важно, что Соловей специально выбрал подходящий момент, когда я устал после часовой тренировки, а он едва разогрелся и сейчас его мускульная энергия, подогреваемая личными амбициями, ждет стремительной разрядки. По его холодным волчьим глазам я понял, что мне предстоит жестокий бой, бой до тех пор, пока один из нас уже не сможет его продолжить, пока не будет окончательно повержен. И я принял вызов. Мы забинтовали кисти, туго перетянув их эластичными бинтами, и по сигналу одного из боевиков начался поединок. Соловей, словно стальной таран, бросился на меня, сразу же пробил блок и сильным локтевым ударом сбил мне дыхание. Я едва не потерял сознание, успел отступить на три шага назад и упреждающе выкинуть левую ногу, остановив очередной наскок соперника. Но затем снова пропустил, на этот раз — прямой — в голову. Шейные позвонки неприятно заскрипели, и я ощутил, как от ушей до пяток меня прошила острая режущая боль.

Я даже вскрикнул. Но снова удержался на ногах. Зрители одобрительно загудели, а чей-то голос, мне показалось, посоветовал Соловью раскроить мне череп. Это было уже слишком! Я вдруг осознал, какие последствия ожидают меня в случае поражения. И не столько в плане реальной возможности получить физическое увечье, сколько в моральном. Начальник охраны станет для подчиненных посмешищем, пустым местом, только и умеющим, что открывать пасть и изрыгать глупые приказы, не подкрепленные реальной силой. А у этого контингента физическое превосходство всегда имеет серьёзный вес.

И тогда я завёлся. Отбив очередной штурм — Соловей метил ногой в печень, я рубящим ударом ноги в голень скосил нападавшего на татами, послав вдогонку левый боковой в челюсть. Мордоворот оказался стойким и почти сразу вскочил, однако боль в ноге — а я знаю, какая это боль! — заставляла его кривить рожу и подпрыгивать. Затем я провел свой любимый, в ключицу. Одна рука Соловья тут же безвольно повисла вдоль туловища. Вокруг послышалось недовольное бурчание. Но мне уже было все равно, я решил до конца наказать зарвавшегося битюга, публично продемонстрировав, кто есть кто. Тем более что здесь не спортивная арена, где есть ограничения в выборе и дозировке ударов.

Я выбил Соловью шесть зубов, сломал три ребра и ключицу, а победную точку поставил, повалив его на татами и ударом пятки сломав четыре пальца на левой руке. Это ему в отместку за трехнедельное лечение после знакомства моей левой кисти с каблуком его ботинка в Пярну. После такого, запрещенного даже по понятиям безжалостных боевиков мафии, приема сразу пять или шесть человек навалились на меня со всех сторон и оттащили от закатившего глаза и еле шевелящего разбитыми в кровь губами Соловья. Кто-то из толпы, я не успел заметить, кто именно, воспользовался моментом и сильно ударил меня в бедро, вероятно, метя в пах. Я не сомневался, что это была проделка рыжего Альберта, но не мог конкретно настоять на обвинении в его адрес, поэтому сделал вид, будто ничего не произошло.

Минуты через две, убедившись, что я пришел в более или менее спокойное состояние, меня отпустили, а наказанного за излишнюю самоуверенность Соловья потащили в медчасть, где док незамедлительно наложил на него несколько швов и с ног до головы упаковал в гипс. На нем все заживало, как на собаке, так что спустя два месяца он уже чувствовал себя вполне здоровым, правда, ему трижды пришлось выпрашивать однодневную «экскурсию» в ближайший город для посещения зубопротезного кабинета. Там шепелявому боевику вставили недостающие зубы, и Соловей снова стал похож на обычного ресторанного вышибалу с толстой красной рожей и звериным оскалом. Зато он стал послушным и исполнительным, едва только слышал команду от начальника охраны базы. Меня же за неосторожное поведение на тренировке, повлёкшее временную «нетрудоспособность» боевика, оштрафовали на десять тысяч долларов, и все, чем я был очень доволен, так как смог наконец-таки воплотить в реальность неотступно преследовавшее меня со времени знакомства со «структурой» желание — сполна рассчитаться со своими мучителями. Правда, потом я вспомнил про ещё одного — «извращенца», но он почему-то не удосужился посетить своих товарищей на базе мафии в Карпатских горах. А жаль…

Глава пятая

В тот вечер старший научный сотрудник режимного закрытого института вышел с работы чуть раньше обычного. Он очень торопился в ясли за дочкой, так как вечером сестра Маши Светлана согласилась посидеть с девочкой, пока супруги Прохоровы впервые после многолетнего перерыва будут наслаждаться театральной постановкой заезжего столичного «Ленкома». Они загодя взяли билеты на «Юнону и Авось» и три дня пребывали в трепетном ожидании вечера пятницы. Старший научный сотрудник отпросился с работы на час раньше и неторопливо направлялся в сторону расположенного в двух кварталах от института детского дошкольного учреждения.

Вадим Витальевич толкнул металлическую калитку забора и прошел на территорию яслей, растянув губы в улыбке и пытаясь глазами отыскать в веселой суматохе бегающих детишек свою дочурку. Это у него не получилось, и он подошел к воспитательнице.

— Добрый вечер, Римма Петровна! — Прохоров, отличавшийся несколько старомодными манерами, учтиво снял шляпу. Всем своим видом он очень походил на сошедшего с обложки журнала двадцатилетней давности интеллигента. Знакомые относились к нему с легкой иронией, хотя и считали умным и интересным в общении человеком.

— Здравствуйте, Вадим Витальевич, — старушка добродушно кивнула. — Сейчас посмотрю, где там ваша Дашенька… Что-то вы сегодня рано пожаловали.

— Мы с женой в театр идем, — не без гордости пояснил старший научный сотрудник и демонстративно извлек из потертого бумажника билеты. — На Караченцева и других артистов из Москвы!

— Хорошо, хорошо, — понимающе закивала Римма Петровна, поднимаясь со скамейки и оглядываясь по сторонам. — Куда же она запропастилась?

Воспитательница обошла всю территорию игровой площадки и даже спросила у детишек, не видел ли кто Дашу Прохорову? Нет, отвечали они, не видели. В дошкольном возрасте детям не очень интересно наблюдать за своими товарищами. Гораздо интересней найти в зеленой траве перевернутого на спину жука, упавшего с березы, или осколок прозрачного бутылочного стекла. А ещё лучше — проверить, как жук ползает по гладкой стеклянной поверхности и сможет ли он без посторонней помощи снова встать на ноги. Именно этим и были увлечены два карапуза Саша и Егор, когда настала их очередь сказать, не видели ли они Дашу Прохорову. Егор недовольно оторвался от увлекательного занятия, посмотрел на старушку-воспитательницу и сказал:

— Видели. Даска около забола стояла, с дядей каким-то лазговаливала.

— Он ей кафету дал! Соколадную… — прогнусавил Саша и вдруг крикнул: — Смогли, пелеваливается на ноги!

Ребята снова увлеклись созерцанием благополучно увенчавшихся попыток черного жука принять подобающее для передвижения положение. Наблюдение за насекомым, копошащимся на осколке бутылки, интересовало мальчишек куда больше, чем неожиданное исчезновение Даши.

— Господи Боже мой, что же за наваждение такое! — запричитала моментально побелевшая Римма Петровна, сцепив морщинистые пальцы рук в замок. — А не могла она сама через железный забор перелезть? Вы, папаша, еще здесь посмотрите, а я пойду к директору, скажу ему… Ой, Господи милостивый…

И пожилая воспитательница засеменила в сторону здания яслей-сада. А Прохоров по второму разу начал обшаривать территорию игровой площадки, заглядывая в каждый тёмный уголок, в каждый находящийся в беседке деревянный ящик для игрушек, в каждый куст сирени, которых на площадке росло очень много.

«И действительно, не ушла же она сама домой? Наверное, спряталась где-нибудь и ждет, когда её хватятся и начнут искать. Сейчас отыщется!» — успокаивал себя Вадим Витальевич, нарочно не желая думать о неизвестном мужчине, ни с того ни с сего решившем угостить его дочку шоколадной конфетой. Мало ли, кому чего захочется…

Но Дашеньки нигде не было, и Прохоров почувствовал, как все сильнее и сильнее начинает биться его сердце и как все холоднее становится где-то под диафрагмой. Он был готов заплакать от ощущения тревоги и безысходности, как вдруг чья-то сильная рука легла ему на плечо. Он резко обернулся, едва не вскрикнув от неожиданности. Перед ним стоял среднего роста мужчина в черных джинсах и такой же джинсовой куртке. Незнакомец секунду внимательно изучал глаза Вадима Витальевича, в которых без труда можно было прочитать страх и смятение, а затем низким спокойным голосом заговорил: