America Latina (Южная и Центральная Америка, 1995 г) - Владимир Динец

Такого разнообразия лягушек нет больше нигде на свете. За одну ночь после дождя, не поднимаясь в кроны, я насчитал тридцать два вида одних только квакш. Бежевые и серые квакши живут на стволах сейб, зеленые - на листьях, розовые - на цветах бромелий, черные - на тонких ветках, бурые на камнях, красные - на цветах геликоний, темно-зеленые - на папоротниках, а синие - на светящихся гнилушках.

Как и во многих других заповедниках, в Хатун Саче есть свой "фирменный" вид наземных лягушек из семейства Dendrobatidae. Это чудо природы, "слава сельвы"

(Dendrobates gloriaselvae), до пояса окрашено в алый цвет с черным пятиугольником на спинке, а ниже пояса ярко-синее в черных пятнах. Я долго облизывался на лягушечку, изображенную на сувенирных футболках, кружках и открытках Хатун Сачи, но никак не мог найти ее в лесу. Лишь в самом конце выяснилось, что "слава сельвы" всего сантиметр в длину. Поймать эту живую драгоценность трудно - лягушечки очень шустрые и скрываются в густом слое опавшей листвы на вершинах сухих холмов. В сырых местах обитает чуть более крупный D. bicolor, он до пояса красный, а ниже пояса - сиреневый. Этот вид довольно обычен, но стал известен науке только в 1990 году. В бромелиях попадается D. azurea, сочно-голубой с алым глазком на брюшке; в подушках мха в руслах ручейков живет черный в зеленых пятнах D. minutus.

На следующее утро под крышей беседки мне попался небольшой коричневый удав из рода Corallus. Как и у многих древесных змей, "главный инстинкт" у него - хватательный. Ведь если, живя в кронах, не будешь всегда крепко держаться, неизбежно свалишься. Удава можно повесить на палец, зацепив последним сантиметром хвоста (у древесных змей хвосты тонкие, но очень сильные) - он так и будет висеть, не пытаясь отцепиться и удрать.

С болтающимся на пальце удавом я вышел к завтраку, вызвав веселое оживление среди присутствующих. Потом отнес его к соседнему банану и выпустил в сплетение лиан у основания листьев. Но тут подошли опоздавшие на завтрак туристы и тоже захотели увидеть удава. "Он сидит вон на том банане" - закричали все. Трое "гидов-натуралистов" обшарили банан и смущенно заявили, что удав уполз. Я был уверен, что среди бела дня удав никуда не денется с дерева, просто его трудно найти в таких же по цвету сухих лианах. Так и оказалось: змейчик преспокойно сидел там, где я его оставил. После того, как я нашел удава, а они нет, местные гиды прониклись ко мне огромным уважением и при встрече раскланивались так, что даже приседали. Хозяин отеля тут же предложил мне работу, и, быть может, я когда-нибудь воспользуюсь этим предложением.

В километре от биостанции стоит 70-метровая "смотровая башня" поставленная вертикально на растяжках железная лестница с деревянным кругом наверху. Пока взбираешься на нее сквозь все ярусы леса, чего только не увидишь - туканы, огненные попугаи (Pyrrhula), маленькие черные обезьянки-тамарины (Saguinus), которые при виде человека начинают прыгать вверх-вниз, словно чертенята.

Поднявшись наверх, я достал фотоаппарат "Вилия", чтобы снять панораму, но тут он вывалился из чехла, упал на бетонное основание башни и разлетелся вдребезги.

Почти отснятая пленка, естественно, засветилась.

У нас осталась только запасная широкоугольная "мыльница", совершенно непригодная для съемок живой природы. Если зверь дальше двух метров, на фотографии его почти не видно, если ближе метра - он уже не в фокусе. Вспышка работает лишь совсем вблизи, а чуть дальше можно снимать только при ярком солнце. В результате не удалось снять и сотой доли того, что мы видели. Впрочем, что ни случается, все к лучшему: у нас и так ушло несколько сот долларов на пленки и их проявку.

В тот вечер к нам пожаловал гость: желто-зеленый таракан Balaberus giganteus размером со сторублевку. Когда-то такой великан жил у меня дома, пока матушка, рассердившись на меня одажды за двойки, не выбросила его в мусоропровод. К сожалению, в мусоропроводе этот вид не прижился, в отличие от последовавшего вскоре тем же путем Periplaneta americana, который теперь обычен по всему нашему району.

Как ни жаль было уезжать из Хатун Сачи, пришлось покинуть этот чудесный уголок.

Пройдя в последний раз по аллее, где снуют дятелки Picumnus размером с воробья, мы сели на автобус и двинулись в горы. К сожалению, мы не успели заглянуть южнее, к племени шуар, бывшим "охотникам за головами". Все дороги из сельвы на Аллею Вулканов очень красивы - они идут по глубоким каньонам с тысячами водопадов, некоторые из которых обрушиваются прямо на асфальт (наверное, это особенно остро воспринимается теми, кто едет в кузове). Горные леса благодаря крутизне склонов сохранились намного лучше равнинных, хотя и им в последнее время достается. Обогнув с юга ледяную глыбу вулкана Чимборасо (6267 м), мы спустились с Анд по другую сторону и поздно ночью добрались в Гуаякиль, где наша баржа уже стояла под загрузкой.

Оказалось, что до отхода судна остается целых пять дней, и мы, переночевав в кубрике, уехали в заповедник Cerro Blanco. Хотя он всего в тринадцати километрах к северу от многомиллионного города, но сохранился очень неплохо, потому что находится в собственности завода компании "Эквадорский Народный Цемент". Здесь есть даже ягуары, которых нам, увы, не удалось увидеть, несмотря на ночные засады в каньонах.

Отсюда и до самого Северного Чили западная сторона Анд гораздо суше восточной.

Могучее холодное течение Гумбольдта приходит сюда из Антарктики, определяя всю жизнь побережья и Галапагосских островов, к которым оно сворачивает от берега. В Эквадоре и на крайнем севере Перу его влияние еще не такое сильное, и здесь растет сухой тропический лес. Половину года он орошается только редкими дождями, половину - еще и наползающими с моря холодными туманами гарруа.

Раз в 4-5 лет с севера прорывается теплое течение Эль Ниньо ("мальчик"), названное так потому, что возникает в дни Рождества. Тогда на побережье обрушиваются катастрофические ливни, а в море происходит экологическая катастрофа из-за массовой гибели предпочитающего холодную воду планктона.

Был разгар сухого сезона, и пейзажи напоминали подмосковную осень. Ласковое солнце пробивается сквозь легкую дымку, шуршат под ногами сухие листья, прозрачный лес лишь в глубоких оврагах сохранил часть листвы. Толстенные бутылочного цвета сейбы Seiba angustifolia, однако, стояли в облаке белых цветов, словно гигантские вазы.

Мы предъявили в конторе Индульгенцию, и нам разрешили воспользоваться "кемпингом" - полянкой с душем и площадкой для костра. Здесь мы поставили палатку и целых пять дней наслаждались тишиной и покоем. До ближайшего городка, где продавались продукты, всего полчаса ходу, а там можно освежиться холодным кокосовым "молоком" и искупаться в море. Вдвоем или в компании Майка, американского ботаника, мы облазили весь горный кряж, пользуясь тропинками и руслами почти пересохших ручьев. Единственное, что порой портило эту райскую жизнь - ветер с соседней фабрики рыбьей муки, прозванный нами "вобляк".