Падение сверхновой (сборник) - Михаил Емцев

Дорога кончилась совершенно неожиданно, так же как и началась, — между двумя самыми высокими скалами. Она обрывалась прямо в пропасть. Нечего было и думать спуститься в нее! Стена была совершенно отвесная. Лишь узенькая лестница вела куда-то вниз. Вход на эту лестницу лежал через пролом в скале. Но пролом этот был забран бронзовой решеткой, над которой высечены египетские иероглифы: "Закрой глаза и уйди. Здесь тайна, за которую ты поплатишься жизнью".

Моих рабочих обуял ужас. Они пали ниц и ни за что не хотели идти дальше. Чтобы подбодрить их, Франц решил пойти вперед. Он подошел к самому пролому. Но стоило ему прикоснуться к одному из бронзовых прутьев, как он вскрикнул, лицо его исказилось, и он упал мертвым. Рабочие бросились бежать куда глаза глядят. Яркое солнце и волнение страшно подействовали на меня — я почти ослеп. Ощупью я все же нашел дорогу назад. Сколько я ни звал, сколько ни кричал, — никто не отзывался. Рабочие или убежали с моими верблюдами, или сорвались в пропасть. Минуты мои сочтены. Смерть моя будет ужасна. Жаль, что нет револьвера.

Путник, кто бы ты ни был, умоляю, доставь это письмо по адресу.

Давид Рейер.

Р.S. Дорога начинается между скалой, похожей на рыцаря, и скалой, напоминающей кошку. Будьте осторожны. Да хранит вас бог".

Вот и последняя исполинская плита. Дальше дороги нет. Скалы отвесной стеной обрываются в пропасть. Лишь узенькая, высеченная в черном базальте лестница уходит куда-то вниз.

— Будьте осторожны, Майкл, — Фрэнк обернулся к шоферу и жестом пригласил его последовать за собой, — нас ждет немало сюрпризов: от проваливающихся ступеней до отравленных решеток.

— Вы думаете, та решетка была отравлена?

— Наверно. На ней могли быть мельчайшие зазубрины, смазанные ядом. Древние были мастера на всякие яды, даже на такие, которые не теряют с веками своей дьявольской силы… Иначе чем можно объяснить?

— Мало ли чем, — уклончиво протянул Майкл.

Но таинственной решетки не было. Чего не смогли сделать тысячелетия, сделали секунды. Кто знает, когда это было: назавтра после смерти Давида Рейера или только вчера, но обвал уничтожил и бронзовую решетку, и скалу с высеченной угрозой. Путь был свободен.

…Всему приходит конец. Кончилась и лестница. Кончилась перед идеально круглым отверстием. Зияющая чернота звала и угрожала одновременно. Майкл заглянул в отверстие. Ему показалось, что во мраке что-то светится нежным розовато-лиловым светом.

— Разрешите, я пойду впереди, сэр, — и, не дожидаясь ответа, шофер зажег фонарик и вошел в трубу.

Фрэнк последовал за ним.

В лицо пахнуло сыростью и каким-то специфическим затхлым запахом. Фрэнк зажег фонарик. Желтый луч выхватил из тьмы коренастую фигуру шофера, который, чуть пригнувшись вперед, уверенно пробирался по туннелю. На стенках трубы мерцали маленькие звездочки — это загорались и гасли кристаллики кварца. Под ногой сердито скрипел мелкий гравий, пробуждая спящее эхо, которое, как ленивый сонный зверь, нехотя огрызалось и затихало.

Внезапно Майкл остановился, погасил фонарик, присел на корточки и сопя над чем-то склонился.

— Что там у тебя, Майкл?

— Потушите свой фонарик, сэр. Здесь какая-то чертовщина, что-то светится. — Майкл выпрямился и, прижавшись к стене, пропустил Фрэнка. Только осторожнее, здесь обрыв.

Туннель, упершись в глухую скалу, вертикальным штреком уходил вниз. Фрэнк и Майкл склонились над колодезем и до боли в глазах всматривались в черный провал, где шофер увидел какое-то свечение. Может быть, там действительно что-то светилось, а может быть, просто перед глазами плыли голубые круги и метались красные шары.

— Да, что-то такое есть, — неуверенно промычал Фрэнк и зажег фонарик.

Колодезь оказался совсем неглубоким, в него можно было просто спрыгнуть.

Фрэнк спрыгнул первым, и сейчас же увидел узкий проход, который светился неверным лиловато-розовым светом. Повернувшись боком, он осторожно протиснулся в щель. В этот момент тяжело и неловко спрыгнул Майкл.

— Осторожнее, сэр! Здесь могут быть змеи или еще что-нибудь…

Но Фрэнк уже ничего не слышал, пораженный странным и великолепным зрелищем. Новый туннель был довольно короткий и впереди уже брезжил дневной свет — вероятно, в конце туннеля был поворот, который заканчивался, выходом. Но поразило Фрэнка другое. Пробиваясь из щебня высовываясь из малейшей трещины, извиваясь на потолке — всюду… росли живые газосветные трубки. Они протягивались тоненькими лентами, изгибались узкими спиралями, переплетались и свисали петлями, горевшими чистым голубым огнем. Среди этого призрачного великолепия, подобно лучшим неоновым лампам, горели малиновые, розовые, пурпурные, оранжевые и лиловые шары. Казалось, что сам воздух светится, подобно широкой реке, сплетенной из разноцветных огненных струй.

— Клянусь богом, это грибы! Невероятные неведомые грибы. — Майкл даже присел.

— Грибы?!

— Да, сэр, грибы. Я читал где-то, что грибы светятся. У одних — только ножки или шляпки, у других споры. Даже гнилушки светятся потому, что в них прорастают грибы!

Фрэнк смотрел на своего шофера и не узнавал его. Этот грубоватый и несколько неуклюжий парень преобразился. Может быть, это необычный свет живых люминесцентных ламп, при котором можно даже читать, так изменил лицо и особенно глаза Майкла, но в них горел такой чистый, такой ясный огонь восхищения, что Фрэнку стало завидно.

Он вспомнил Париж, Лувр. Наверно, тогда он сам горел вот таким же огнем, стоя перед Ренуаром или застыв в немом восхищении перед безрукой фигурой, воплотившей в себе всю красоту и боль искусства.

— Может быть, вы и правы, Майкл.

Туннель кончался над узкой котловиной, со всех сторон стиснутой скалами. Земля была близко — не более чем в тридцати футах. Забитый в скалу костыль и веревка решили дело.

Фрэнк быстро заскользил вниз, и когда до земли оставалось всего два фута, спрыгнул. Гравий зашуршал, и все стихло. Фрэнк обернулся и застыл. Он даже не слышал, как вслед за ним спрыгнул Майкл. Прямо перед собой он увидел гигантское изображение, высеченное на гладкой скале. Не отрываясь, глядели на него — дерзкого пришельца — до жути живые глаза.

Изображение было древнее и в то же время странно похожее на современное искусство. Дикую силу и убедительность придавало ему соединение самого острого и мрачного гротеска и мощного реализма.

Все было удивительно в этой высеченной на скалах фигуре: и свободные, резкие линии туловища, и странный колпак, окружающий голову. От этого колпака тянулась какая-то изогнутая, подобно змее, стоящей на хвосте, трубка. В одной руке человек держал что-то похожее на гранату-лимонку, а другой указывал на идеально круглый диск, от которого к прямой горизонтальной черте, изображавшей землю, тянулась нить, заканчивающаяся странным веретенообразным предметом. Казалось, что это веретено тысячи лет стремится к черте земли с растущими на ней стилизованными деревьями, но никак не может долететь.