Прощение - Жаклин Митчард

Когда мы вышли во двор, пресса обступила Келли Энгельгардт и родителей Скотта Эрли.

Мы стали невидимыми. Но мы знали, что так будет не всегда.

Мы убежали. С того самого дня мы начали убегать от жизни, повернувшись к течению времени спиной.

Глава девятая

Мама пряталась от людей, не желая никуда выходить, поскольку история снова попала на страницы газет. Она отказывалась даже посещать церковь. Папа приносил домой еду, после того как возвращался с работы.

Миновал мой еще один незамеченный день рождения. Позже мама решила наверстать упущенное и подарила мне зимнее пальто (я со смешанным чувством заметила, что оно дорогое и было заказано по почте). Мама вспомнила о моем празднике, только когда увидела, что я получила открытки от бабушки с дедушкой и от тетушек (а также сто долларов от Сассинелли).

Месяцы сменялись один за другим. Даже малейшая перемена могла принести мне облегчение. Я все время думала о том, что, если бы на улице все подсохло, я отправилась бы в горы и наблюдала за парашютистами, как в те времена, когда была маленькой. Я знала, что это очень опасный вид спорта, но мне хотелось видеть, что мир тоже живет на грани. Внутри у меня словно пылал пожар, который мог потухнуть только в пламени еще большего огня.

Затем очень медленно мама начала замечать Рейфа (позже она сказала мне, что верила в силу молитв, которые каждый день возносила Святому Духу). К этому времени он уже говорил. Говорил много и без умолку, лишь бы привлечь ее внимание. Она начала учить его различать фигурки, показывать мяч и яблоко, имитировать звуки животных – лошади и коровы.

Была поздняя осень – почти вторая годовщина. Я уже не боялась покидать дом. Я делала это и раньше, но при этом чувствовала себя виноватой, до тех пор пока снова не возвращалась домой.

Мы с Клэр сидели на берегу ручья Дракон, опустив ноги в ледяную воду. Потом полежали на солнце, на высушенной траве. Хотя мы много разговаривали, Клэр никогда не спрашивала меня прямо о том, как я восприняла приговор. Я не знаю, почему она молчала. Возможно, боялась разбередить мои раны, но она не могла знать, что они кровоточили так же, как два года назад.

Однако в тот день она выплеснула все, что, очевидно, зрело в ней несколько месяцев.

– Ты хотела бы, чтобы его заперли в сумасшедший дом? – спросила Клэр.

– Может быть, – проговорила я, – но только навсегда.

– А что, если его можно вылечить?

– Какое это имеет значение? Если я убила кого-то, потому что была больна, а затем выздоровела, разве это означало бы, что я никого не убивала?

– Нет, не означало бы, – согласилась Клэр. – Но все зависит от того, сознательно ли ты шла на преступление. Джозеф Смит говорит, что для грешников нет оправданий, но, коль скоро грех совершен, грешнику может быть даровано покаяние.

– Я понимаю, – сказала я ей. – Ты такая правильная, извини меня за резкость. Но что делать с человеком, который знал о том, что совершает убийство? Ведь в этом случае должно последовать какое-то наказание.

– Ты не веришь в то, что у человека может случиться помрачение рассудка? – спросила Клэр, отворачивая кромку футболки, чтобы увидеть, сохранилась ли линия загара. – А потом его состояние улучшится?

– Если говорить о людях неполноценных, вероятно, – ответила я. – Но не о людях, которые получили ученую степень в области фармакологии. Может, надо делать скидку тем, кто всю жизнь был сумасшедшим. Родился таким.

– Хм, – только и вымолвила Клэр.

– Что говорит твоя мама?

– То же, что и ты.

– А папа?

– То же, что и ты.

– Что же тогда с тобой?

– Я просто считаю, что нельзя нести ответственность за поступок, который совершаешь не по своей воле. Можно ненавидеть грех, но не грешника.

– Не думаю, что это звучит хорошо в отношении памяти Беки и Рути.

– Сестра, ты несправедливо меня обвиняешь, – произнесла Клэр, хотя мы очень редко обращались друг к другу, как предписано Церковью. – Я чту память о них. Просто я хочу сказать, что никто ни за что не совершил бы этого преступления, будучи в здравом уме. Только человек, одурманенный наркотиками, или настоящий сумасшедший, или палач. Поэтому я не могу не согласиться с решением судьи. Хотя не говорю, что оно мне по душе.

Я встала и обняла ее.

– Это уже позади, – сказала я, – и если бы я решила вернуться в баскетбольную команду, то уже никто не стал бы пялиться на меня. Может, теперь моя мама выйдет из состояния забытья. Может, Рути и Беки с большим пониманием отнесутся к такому повороту нашей судьбы, потому что им должно быть все известно.

– Я тоже так думаю, – кивнула Клэр.

Мне так хотелось быть нормальной и обычной. Для этого был только один способ, если ты девочка-подросток, поэтому я спросила:

– Тебе нравится Дэвид Пратт?

– Мы с тобой говорили не о Дэвиде Пратте. Мы говорили о прощении и о том, как ты восприняла приговор.

– Я знаю, – с надломом вымолвила я.

Что мне было ей сказать? Что я на самом деле думаю? Мы всегда были почти зеркальным отражением друг друга, с тех пор как стали учиться в начальной школе. Она заслуживала того, чтобы знать правду.

– Клэр, – начала я, – то, что я скажу, может привести тебя в шок.

– Ничего из того, что ты мне скажешь, не приведет меня в шок.

– Я и вправду думаю, что он должен был умереть. А еще лучше если бы на его глазах убили жену, раз уж ему стало настолько хорошо, что он понимает, каково это – чувствовать боль.

Клэр медленно выдохнула сквозь сжатые губы:

– Шшшшшшш.

Я поняла, что она делает дыхательное упражнение, чтобы успокоиться.

– Ронни, ты не должна отравлять себя такими мыслями, – произнесла она. – Но в твоей ситуации подобные слова кажутся абсолютно нормальными. Он очень раскаивается. Уверяю тебя.

– Что ты хочешь сказать? Мне все равно. Я не желаю, чтобы он ходил по земле, где Рейф. Где я.

– Ты хочешь, чтобы он был в раю вместе с Рут и Ребеккой? Потому что, если он раскается, как и полагается верующему, то именно туда улетит его душа. Для него это будет освобождением, благодатным бегством. Или же ты хочешь, чтобы он остался здесь, каждый раз закрывая глаза и думая о том, что совершил? Что для него хуже?

– Я никогда не думала об этом в таком духе, – сказала я.

– Мне кажется, что именно ты получила то, чего хотела.

– Я никогда не задумывалась об этом, – повторила я. – О том, что он все время думает о содеянном.

– Это должно быть таким мучением, – тихо произнесла Клэр. – Ну а то, что касается Дэвида... Мне он нравится, как и все дети Праттов.

– Я не думаю, что мы можем сидеть и болтать ни о чем после такого разговора.

– А я думаю, что мы не могли бы сидеть и болтать ни о чем, если бы такого разговора не было.