Последний из Бессмертных - Андрей Ливадный

– Райбен, хватит придуриваться!

Метаморф поспешно отступил от Ивана, его черты и одежда (которая оказалась вовсе не одеждой, а генерацией кожных покровов) подернулись рябью, как это бывает при помехах в проекционном устройстве, и спустя миг подле Таманцева уже стоял элегантно одетый мужчина средних лет с острыми чертами лица и ироничной улыбкой на тонких, кажущихся бескровными губах.

– Шодан, ты, как обычно, все испортила.

– Не место и не время дурачиться, Райбен. – Флора коснулась руки Ивана. – Позволь представить тебе моего старого друга.

– Мы уже познакомились, – беззлобно отшутился метаморф.

Через минуту музыка стала глуше, шум голосов собравшихся также начал стихать, люди отступали к стенам, намеренно формируя широкий проход по центру.

– Иван, сейчас нам предстоит пройти к залу заседаний Совета, – шепнула Флора. – Веди себя естественно, ничего не бойся, я обо всем договорилась.

– Да я и не боюсь, – ответил Таманцев.

– Вот и хорошо. Это не более чем формальность. – Флора взяла его под руку.

Веди себя естественно…

Легко сказать…

Они шли через анфиладу залов, и Иваном все глубже овладевало чувство гнетущей тоски, словно он ощущал шепот, исходящий от окружающих, расступающихся перед ним и Флорой. Он, конечно, не читал их мысли в буквальном понимании, но воспринимал эмоциональный настрой каждого из присутствующих, – мнемонические эманации сотен собравшихся накладывались одна на другую, но разнообразия не наступало, лишь усиливался невнятный шум, окрашенный в тоскливые, равнодушные тона…

Ощущение не являлось фантомным. Таманцев уже имел возможность неоднократно убедиться, что новые способности рассудка – не бред больного сознания, а лишь еще одно проявление реальности, ранее недоступное, а теперь воспринимаемое остро, почти болезненно.

Он был уверен, что Флора давно научилась абстрагироваться от сотен накладывающихся, усиливающих взаимное воздействие аур, но для Ивана все происходящее являлось новым, важным, и тем сильнее становилось ощущение тоскливой пустоты…

Таяли блеск и великолепие архитектуры, гасли спецэффекты, на первый план сознания выдвигалось мнемоническое восприятие, и обострившиеся чувства, теряя связь с реальностью физических тел, взамен получали новое качество ощущений: машинально шагая вровень с Флорой, Таманцев начал воспринимать оттенки эмоционального настроя окружающих.

Ему стало страшно.

Иллюзии бились в рассудке, растворяя в миражах сознания стены строения. Теперь он видел огромное мелководное озеро с мутной водой, заключенное в кольцо неприступных скал. Над мутно-серой зеркальной гладью медленно поднималось кружево испарений, формируя фантомные очертания человеческих фигур, бредущих по колено в воде. Все они казались похожими, как близнецы или клоны, но туман, струящийся над зеркальными, неподвижными водами, объединял и выдавал различия: серые тона означали равнодушие, наступившее вследствие моральной усталости, потери смысла бренного существования, но, не позволяя серости затопить все сущее, поглотить с головой сотканные из испарений-мыслей фигуры, рябью пробегал страх. Они боялись потерять свое гарантированное существование, боялись в большинстве неосознанно, на уровне инстинкта неприятия смерти, панического ужаса перед ней, и уж совсем мелкими на открывшемся фоне выглядели и воспринимались робкие, почти неотличимые от составляющей фигуры субстанции порывы сиюсекундных желаний, чаяний, истертых временем надежд…

Еще одна ловушка вечности, в которую попали души людей.[10] Им незачем и некуда рваться, в жизни нет иных проблем, кроме саднящей скуки, даже борьба за существование не играет роли и не имеет смысла, ведь за них все сделают машины, обеспечивающие людей максимумом удобств и не требующие ничего взамен.

Жуткое, стылое озеро…

В рассудке Таманцева творилось что-то неладное.

Он ощущал себя бредущим по колено в мелководье безвременья, но его рассудок, еще живущий критериями кипящей жизни множества Обитаемых Миров, вносил свои коррективы в тягостную иллюзию, сотканную помыслами сотен окружающих людей.

Зеркальная гладь озера внезапно всколыхнулась, искажая фантомные фигуры, из центра ударил мощный гейзер, поднявшийся до высоты окружающих скал, окропивший их вершины серой моросью, Иван мысленно ужаснулся происходящему, но не в его силах было остановить процесс внезапных, глобальных перемен: фигуры, захваченные бьющим ввысь гейзером, рвало в клочья, – подсознание Таманцева, постоянно ищущее ответ на многие вопросы, уже определило структуру грядущей вероятности, – замкнутый мир будет вторично открыт, но сила, грозящая взорвать зеркальную гладь забвения, все еще оставалась безликой, неопределенной, хотя и явно преследующей собственные цели, не обращающей никакого внимания на уносимые ввысь, разорванные фигуры…

…Возвращение походило на толчок, после которого иллюзии медленно и неохотно уступили место реальности, но за краткие мгновения погружения в грезы здесь что-то случилось.

Таманцев понял, что они с Флорой стоят неподвижно, а вокруг разрастается внезапно, необъяснимо вспыхнувшая паника, – сначала окончательно смолкли голоса, потом вдруг оборвалась, взвизгнув на полуноте, величественная мелодия, затем люди начали инстинктивно пятиться от Ивана, напирая друг на друга, а секундой позже, повторяя виртуальный взрыв, ударила тугая волна настоящей паники. Не отдавая себе отчета в совершаемых действиях, большинство присутствующих бросились вон из залов, они сбивали друг друга с ног, стремясь к выходам, желая только одного – убежать как можно дальше от источника напугавших их мыслей.

– Иван, что ты делаешь?! Прекрати!

– Флора, давай уйдем, – хрипло выдохнул Таманцев. – Я не специально…

– Пойдем. Сюда. – Шодан проявила свойственное ей в критических ситуациях хладнокровие, увлекая Ивана к одному из запасных выходов, куда не ринулась толпа.

Оказавшись в небольшом пустующем помещении, они отдышались.

– Что произошло? – Таманцев считал, что внезапное помутнение рассудка касается только его лично, и никак не предполагал подобного резонанса.

– Ты Тень. Не забывай этого.

– Объясни толком, Флора. Ты ведь понимаешь, для меня многие явления – загадка.

– Сначала ты совершил бестактный поступок. У нас не принято обобщать восприятие жизненных аур, а уж тем более выплескивать свое личное восприятие на всеобщее обозрение. – Флора все же нашла в себе силы ободряюще улыбнуться, хотя ей сейчас приходилось нелегко. – Затем ты попросту взорвал мнемосферу собственными предчувствиями грядущего. Понимаешь? Ты показал сотням собравшихся, что видишь в недалеком будущем гибель многих из них!

– Нехорошо получилось… – согласился Иван. – Не люблю оправдываться, но я действительно не хотел. Все произошло спонтанно. Хотя произведенное впечатление теперь уже не изменишь…

– Я попробую все объяснить.

– Кому? Перепуганной толпе?

– Нет. Совету саттов.

– Флора, давай я сам отвечу за собственный поступок. В конце концов они ведь разумные люди и тоже когда-то проходили через обретение новых для себя способностей.

– Иван… – Флора вздохнула, нежно посмотрев на него. – Ты чужд условностям, формировавшимся на протяжении многих веков. Боюсь, твое появление вторично вызовет взрыв. Позволь, я переговорю с Советом сама.

Таманцев немного помедлил, потом кивнул.

– Хорошо, поступай, как считаешь правильным. Если честно, то вины я за собой не чувствую. Но все равно – я не хотел причинять зла кому бы то ни было.

– Понимаю. Подождешь меня тут?

– Конечно.

– Я постараюсь не задерживаться. – Флора коснулась губами его щеки. – Все будет хорошо.

Сомневаюсь… – мысленно ответил ей Иван, почувствовав, что она инстинктивно отстранилась.

– Ты что-то сказал мне?

– Подумал. Если сможешь, попробуй убедить Совет, что мои негативные предчувствия имеют под собой конкретную почву. Они – следствие обработки уже известной информации на подсознательном уровне.

– Чтобы Совет выслушал доводы, нужно их сформулировать и подтвердить фактами. Иначе они спишут все на твою «молодость» и богатое воображение. Так удобнее. Никому не нужна всеобщая паника.

– Конкретных фактов у меня пока нет, – с досадой констатировал Таманцев. – Их еще предстоит найти.

– Тогда позволь, я буду действовать сегодня по своему усмотрению, ладно?

Он кивнул, провожая Флору взглядом, пока она не исчезла за дверями, ведущими в злополучную анфиладу смежных залов.

Оставшись один, Иван осмотрелся, стараясь отбросить все дурные предчувствия. Небольшое помещение с удобной мягкой мебелью имело еще один выход, который, по всей видимости, вел из дворца.