Последний из Бессмертных - Андрей Ливадный

Повсюду среди зелени прятались невысокие дома, каждый из которых смело можно было признать архитектурным шедевром. Народа на улицах практически не было, зато во множестве сновали сервы, занимающиеся всеми повседневными делами, необходимыми для поддержания города в надлежащем порядке.

– У вас есть заводы по производству машин?

– Да, – ответила Флора. – Они расположены глубоко под городом. Признаться честно, я никогда не бывала в зоне промышленных производств.

– А кто ими управляет? – продолжал интересоваться Иван.

– Официально – сатт избранных, – ответила Шодан, – но на самом деле внизу царство сервомеханизмов. Они сами заботятся о себе, разрабатывают необходимые для города виды техники, я не могу тебе сказать, насколько сильно влияние сатта избранных на современные процессы самоподдержания городских структур. Мне кажется, люди давно перепоручили все это машинам.

– Но говорить вслух об этом не принято?

– Да. Хотя какая разница? Главное, что горожане не испытывают неудобств. Сервы не вмешиваются в жизнь людей, мы не вмешиваемся в их деятельность, да и зачем?

Иван промолчал.

На самом деле рассуждения Флоры страдали однобоким взглядом на проблему самодостаточности мегаполиса. Кибернетические системы и подчиненные им сервомеханизмы держат, что называется, руку на пульсе целой цивилизации. Нельзя говорить, что они не вмешиваются в жизнь людей, и еще более опасно забывать о киберсистемах, предоставлять им полную свободу действий, предполагающую элемент постоянного саморазвития. Ведь машинам каждый день приходится сталкиваться с различными новыми задачами, и если эти задачи решаются без вмешательства человека, значит, система уже самоорганизована и находится в стадии накопления опыта, из которого в один прекрасный (или роковой) момент зародятся ростки машинного самосознания.

Пока Иван размышлял над новой информацией, Флора вывела машину на четырнадцатый уровень и, проехав около километра по главной улице, свернула в боковой проезд, упирающийся в ажурные, кованые металлические ворота, за которыми был виден парк и трехэтажное строение усадьбы.

– Вот мы и дома.

Пройдя по широкой, обсаженной с двух сторон кустами отцветающих роз аллее, они вошли в просторный холл, от которого к балюстраде второго этажа поднималась лестница с перилами, отделанными лепными узорами.

Неловкость возникла, как только они переступили порог.

Еще подъезжая к дому, Флора почувствовала, что Иван чем-то глубоко озабочен, да и она вдруг поняла, что не знает, как себя вести, о чем сейчас говорить: все приходящее на ум казалось фальшивым и незначительным.

Ситуацию разрядил Таманцев:

– Я бы сейчас принял душ и лег спать, – произнес он.

– Я покажу тебе комнату, – поспешно согласилась Флора, в воображении которой тут же поблек образ горящего камина и романтического ужина при свечах.

– Есть одна проблема.

– Какая? – Она остановилась, держась рукой за перила лестницы. – Говори, не стесняйся.

– Может быть, утром ты найдешь меня не совсем адекватным. – Таманцев решил не темнить, говорить правду.

– Почему? – На ее лбу образовалась едва заметная вертикальная складка.

– Мне нужно извлечь кое-какую информацию из собственного рассудка. Я не знаю, каким структурным изменениям подвергся мой мозг… Есть опасность, что обычный для меня процесс станет болезненным для психики. Подстрахуешь меня?

– Конечно. Если хочешь… я могу остаться с тобой, просто посидеть рядом.

– Нет, это лишнее. – Иван благодарно посмотрел на нее.

– Но почему так вдруг?

– Не вдруг, Флора. Процесс не зависит от моего желания. Я, насколько мог, сдерживал его, оттягивал наступление кризиса, но теперь уже не осталось повода для проволочек.

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.

– Знаю. Но объяснять долго. Я все расскажу после, хорошо?

– Ладно. Расспрашивать не буду. Каких симптомов ты опасаешься?

– Временно может сбоить память. Я могу не реагировать на раздражители, как будто находясь в коме. Не пугайся, все пройдет.

– Ты точно уверен?

– Да. Нечто подобное со мной уже происходило.

– Я сделаю, как ты скажешь. Суток тебе хватит?

– Да, думаю, будет достаточно. А что должно произойти через сутки?

– Один раз в месяц собирается Совет саттов. Дата очередного собрания послезавтра.

– Мы должны там присутствовать?

– Обязательно.

– Я думаю, все будет в порядке. Главное – ты не пугайся.

– Я не из пугливых. – Флора попыталась улыбнуться, но почему-то не получилось. – Пойдем, а то стоим тут, на лестнице…

Приняв душ и переодевшись, Иван вернулся в отведенную ему комнату. Огромное окно выходило в сад, одна створка была приоткрыта, и через нее проникал аромат цветов и пение птиц.

На столе подле вазы с фруктами лежал мобильный коммуникатор и лист давно вышедшей из употребления в обитаемых мирах пластбумаги, на котором крупным, похожим на детский почерком было написано:

«Я рядом. Если что-то случится, просто постучи в стену».

Иван прочел записку, чувствуя, что уже понемногу начинает терять связь с реальностью.

Сев на кровать, он сжал пальцами виски.

Первые симптомы начавшегося поиска появились сразу после схватки с метаморфами, и это обстоятельство сильно настораживало Таманцева.

Дело в том, что до того, как стать пилотом аэрокосмического истребителя, он служил в спецподразделении Совета Безопасности Миров. Уровень его доступа к секретной информации равнялся двум единицам, что означало следующее: в память галакткапитана загружен изрядный объем секретной информации, но доступ к ней он мог получить только при наступлении определенных условий, к примеру, когда ему пришлось бы столкнуться с неким необъяснимым явлением, которое на самом деле известно людям, но строго засекречено из-за своей потенциальной опасности. Чтобы офицер военно-космических сил имел возможность принимать правильные решения, опираясь на достоверные данные, ему и имплантировались эти знания.

Все было хорошо до того момента, пока он не повстречал метаморфов.

Вид необычных существ сработал как инициатор процесса извлечения информации из глубинных слоев памяти, но Иван, зная, что поиск в имплантированных базах данных на какое-то время «выключит» его, насколько мог сдерживал нежелательное в тех условиях явление.

Теперь у него не осталось ни сил, ни причин поддерживать блокировку мнемонической программы.

И все же Таманцев не высказал Флоре и десятой части имеющихся опасений.

Он понимал, что вследствие изменения стал другим, и не мог прогнозировать, как его рассудок отреагирует на инициализацию секретных баз данных и вообще возможен ли в сложившихся условиях поиск в имплантированной памяти?

Симптомы не внушали оптимизма.

Холодная испарина покрыла тело, зрение начало двоиться, а у него под рукой не было стандартных препаратов, облегчающих и ускоряющих начавшийся процесс.

Сознание стало каким-то рыхлым, воспоминания о недавних событиях причудливо смешивались с памятью прошлых лет, перед мысленным взором мелькали панорамы миров, где он никогда не бывал, и наконец реальность окончательно истончилась, порвалась со звоном лопнувшей струны…

Флора не находила себе места.

Она и подумать не могла, к каким последствиям приведет ее порыв, желание отвести всякие подозрения от своего сатта.

В результате она едва не погибла, встретила Таманцева и влюбилась, как девчонка.

Теперь, вернувшись в город, оказавшись в привычной обстановке, она честно призналась себе в чувствах, которые испытывала к Ивану.

Подобное происходило с Флорой впервые. Все прежние увлечения, даже связанные с порывами юности, не шли ни в какое сравнение со страстью, вспыхнувшей в ее душе сейчас.

Почему он мягко, но настойчиво отстранил ее, отодвинул на неопределенное время сжигавшие Флору мечты?

Существовало два варианта ответа: либо он не испытывает к ней ответных чувств, либо с Иваном действительно происходит нечто, неподвластное ее пониманию.

Шодан предпочитала второй вариант. Любовь во многом эгоистична, а когда она обрушивается внезапно, вспыхивает, как лесной пожар, мелочи, на которые раньше не обратил бы внимания, внезапно приобретают исключительное значение.

Мягко подкрался вечер.

Флора лежала без сна, постель была смята, и в душе царило смятение.

Она специально отвела Ивану комнату рядом со своей спальней, ментальная аура любого живого существа имела свойство ослабевать пропорционально расстоянию (кроме случаев прямого телепатического контакта, но такими способностями обладали лишь эмгланы, Тени же воспринимали жизненную энергию и зашифрованную в ее эманациях информационную составляющую лишь на небольшом удалении от объекта их интереса), и теперь невольно прислушивалась к своему внутреннему восприятию.