Пятый кодекс - Андрей Владимирович Мартынов

к своим увлечениям и за вмешательство в свою жизнь мог резко оборвать кого угодно, но на Катю он злиться не мог. Эта девушка была для него всем.

– Катюша, милая. Мне так больно. Ведь это ничего не значит. Я ведь могу быть полезным. Я знаю.

– Юрочка, ты не переживай так. Война только началась, ещё возьмут. Я тоже хотела, но вот мама… Как она без меня одна? Ноги больные. А ты… Ты же мужчина. Тебя обязательно возьмут на фронт – не сегодня, так завтра.

– Или не возьмут. А потом скажут, что я дезертир, что получил белый билет из-за липовой дистрофии.

– Я тебя не узнаю, Юрка. Тебя ведь никогда не интересовало, что о тебе скажут люди.

– Да, но сейчас, когда родина в опасности, я не могу сидеть в конуре и жевать эвакуационный паёк. Я никуда не поеду… А если немцы придут, живым не сдамся.

Городской парк в сентябре ещё не пожелтел, яркое солнышко и голоса птиц, густой зелёный ковёр и лавочки, смех легкомысленных школьников, закончивших уроки и идущих домой, весело размахивая сумками с учебниками. И что бы ни случилось – жизнь продолжалась, будто не было войны. А если и была, то где-то очень далеко… Только осень, небесная лазурь и вездесущая «Рио-Рита». Юрий вдохнул полные лёгкие воздуха.

Тихо всё; даль ясна – и, куда не взглянуть,

В нежном свете зари заискрились оконца.

Шли мы вместе тогда, и короткий наш путь

Озарили лучи восходящего солнца…

Стихи, посвящённые Кате, он любил читать по всякому поводу и без повода. А разве есть повод для любви? Любовь – это просто любовь.

Девушка залилась румянцем. Она ничего не могла поделать с собой, когда Юра, не стесняясь, громко декламировал то, что написал ей. Где хотел и когда хотел. Сегодня он читал свои вирши в городском парке… Это было так наивно и так трогательно.

– Ты не должен оставаться в оккупированном городе. Мы уедем! – вдруг выпалила девушка. – Ты слышишь? Уедем.

Юра, иронично улыбаясь, будто не слышал слов возлюбленной, вынул скрипку из кофра, и его смычок заходил по струнам. Каприс Паганини… Не вовремя? Вздор! Музыка всегда к месту и ко времени. Он играл долго и самозабвенно, а Катя не уставала слушать его. Тонкие некрасивые руки прекрасно воспроизводили музыку некрасивого, но чарующего итальянского музыканта. Он был её Паганини – взбалмошный, вздорный, ироничный, но её и больше ничей.

Казалось, парень и девушка не обращали внимания на колонну беженцев, прибывших в город с очередным эшелоном, с чемоданами, узлами, плачущими детьми и кряхтящими стариками, с вечной болью на лице от потери родного дома, от потери мира, от первых слёз родной земли. Юрий всё играл и играл, а они всё шли и шли. Усталые, серые, больные бедой и безысходностью…

Миг – и всё это превратилось в ад… Звук авиабомбы, затяжной, леденящий душу вой уколол в голову и засел в мозгу страшной реальностью: «Война-а-а-а!» Дом напротив раскололся надвое. Обрушение стены с пылью, обломками деревянных балок перекрытий, разлетевшимся бельём. Взрывной волной выбило стёкла в близлежащих домах. Крик колонны беженцев, паника бегущих неведомо куда людей, в суматохе давящих друг друга. Узлы, чемоданы, детские коляски… всё смешалось в одно необъемлемое, непонятное разуму… Хаос! Беда! Кровь! Гибель!

Девочка-трёхлетка, потерявшая мать, сбиваемая с ног сошедшими с ума взрослыми: «Мама… Мамочка…» Мародёр средних лет, собирающий потерянные людьми вещи… Старик-инвалид, не удержавшийся на костылях, шарит руками вокруг себя, не в силах встать со своей одной ногой, потерянной ещё в двадцатых…

Юрий, оставив скрипку Кате, бросился к старику. Подобрав костыли, он помог дедушке подняться и отойти в сторону от бегущего, едущего на телегах, ползущего потока людей.

И опять этот жуткий вой. Взрыв… второй… третий… Совершенно оглушённый Юрий поднял голову: «Я лежу? Что со мной?» Поток людей не прекращался, они бежали, но ни криков, ни плача, ни звуков бомбёжки… один сплошной звон… «Катя? Катя, где ты?» Белокурая красавица застыла на лавочке бездыханная, с широко раскрытыми глубокими, как река, глазами… В животе зияла огромная рана, в побелевших руках остались две половинки разорванной скрипки…

– Катя? – Юрий всё ещё не понимал, что случилось.

Он взял скрипку, пытаясь сложить её, боясь поднять глаза на мёртвую любимую.

– Я сейчас, я сейчас всё склею, и будет всё, как прежде. Катя… Катя…

Мимо продолжали бежать люди. Но Юра не обращал внимания на гарь, копоть, горящие дома, раскуроченный взрывами авианалёта городской сад…

– Изотов! Ты что здесь сел? Ты идиот? – Бывший физрук, а ныне капитан Красной армии Леонид Костович схватил Юру за руку и потащил за собой.

Во второй руке Юры болталась разорванная пополам старая отцовская скрипка.

Глава 12. Уго де ла Пуэрта

– Танцуйте и пойте потому, что настал рассвет. Воздайте хвалу Вицлипуцли за этот подарок. Обагрите алой кровью камни предков. Выпейте до дна свет солнца и зажгите сердца благодарностью к великому Творцу!

По кругу с колотушками из бамбуковых трубок, притороченных к поясу, в набедренных повязках ходили несколько мужчин, приплясывая в такт звуку ударов. Их бронзовая кожа переливалась на солнце, глаза сверкали, разгорячённые ритуалом и предвкушением крови. Босые ноги с трещотками у запястий мерно отбивали ритм: «Тумц-тумц, тумц-тумц-тумц… Тумц-тумц, тумц-тумц-тумц…»

Посреди площади ритуального танца на сооружении из сухих веток и камней лежал мужчина, заваленный гирляндами цветов, будто главное, центральное блюдо грандиозного пиршества. Он был одет в большую набедренную повязку, похожую на юбку. На тело жертвы была надета дорогая накидка – пати. Он лежал безмолвный и спокойный, готовый принять торжественную смерть в честь того, кому предназначался. Песня дикого племени продолжалась.

– Вицли, Вицли, приходи! Мы ждём тебя! Приходи и забери то, что принадлежит тебе по праву! Наша кровь – твоя сила, наша кожа – твоя мощь!

Неизвестно откуда появился Вицли, маленький и тщедушный, в пёстром костюме из перьев птиц, в причудливой маске из странного, скорее всего, не местного дерева… Поднимая короткий меч, он закружился в танце вокруг жертвенного алтаря. Ещё мгновение – и алая кровь хлынет на камни, ещё секунда – и восторг достигнет апогея…

Праздничное представление в честь туристов, которых в припортовом Веракрусе собралось немало, было в разгаре. Ансамбль потомков майя поражал своей экзотикой и непонятным языком, и добродушные туристы прихлопывали в такт колотушкам и трещоткам. Знали бы они, о чём поют майя! Понимали бы, что они изображают…

Руслан переводил слова песни Рогову