Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991 - Светлана Бондаренко

Вот он у нас каков, Игоряша. Он все знает про свои права, а идея обязанностей (за пределами уголовного кодекса и других милицейских установлений) ему чужда. При всем том он — фигура нередкая, и только можно поставить в упрек нашим писателям, что выступает он в современной отечественной литературе крайне осмотрительно, замаскированно и редко. Более того, в текущей литературе его порой хвалят и лелеют, он же такой славный, наш скромный труженик, как он болеет за «Спартак», как он успешно лечится от алкоголизма и возвращается к рыдающей семье обновленным…

Так вот, Игоряша. Поймал он Золотую Рыбку.

Ну, писатель-фантаст не был бы фантастом, если бы он не «объяснил» это диво. Это, оказывается, не совсем рыбка, а вообще-то и совсем не рыбка, а некий информационный модуль, впущенный в наши земные омуты некой метагалактической цивилизацией для… Все в духе эпохи НТР. Пусть модуль. Хотя чем он лучше шагреневой кожи? Или, на худой конец, простого, неизвестно откуда взявшегося дара? Ан нет. Начнем с того, что наш Игоряша если и не начитан, то наслышан о легенде про три желания, на этом он метагалактическую цивилизацию и ловит. А самое главное — этот неудобопонятный модуль дает автору возможность показать безграничность притязаний Игоряши. И многомерность мира вещизма. И обнажить притягательность этого мира для персон, лишенных духовности. Автор разворачивает перед читателем гомерическую картину уже не глобального, а вселенского распространения Игоряши — этой раковой опухоли на земном Разуме.

Любопытно в повести и такое обстоятельство. Известны многие повествования у нас и за рубежом о людях, которые волшебными или псевдонаучными обстоятельствами получили возможность исполнить три своих желания. Ладно, не будем говорить о сказках «Тысячи и одной ночи» и вообще о сказках. Возьмем современные произведения на эту тему. Ни один из известных мне героев не пожелал истребления всех вооружений и установления мира на нашей планете! Бесталанным писателям такое слишком простое желание не пришло в голову, а писатели, более или менее способные, стыдливо выставили это желание за грань созданных ими фантастических обстоятельств.

А что же Бабенко?

Да он не только не увильнул от решения, он пошел на таран! В полном соответствии с морально-этическим обликом Игоряши, с уровнем его социально-политического мышления Бабенко поставил под его характеристикой жирный черный крест: Игоряша, как оказалось, думал о проблеме войны и мира и решил ее, как ему и подобало: все пущай катится к чертям, а только пусть при этом не заденут меня и мои запасы жратвы. Прости меня, читатель, ты, конечно же, мудрее и опытнее меня, но я не видел в мировой литературе большей сволочи, нежели этот потребитель-дармоед…

Об «Игоряше Золотой Рыбке» можно написать еще много, а я ведь совсем не коснулся других аспектов этой любопытнейшей повести (например, такого: наказание за потребительство. Игоряша, конечно, наказан. Но ведь категорически наказаны и противопоставленные ему двенадцать героев. За что? А за то же потребительство, только, так сказать, второго порядка: ведь эти двенадцать, ничтоже сумняшеся, потребляют самого Игоряшу!), но время! но место! Полагаю, что повесть В. Бабенко — значительное явление в фантастике последнего десятилетия. Она странно и непривычно глубока: я прочел ее за недостатком времени всего два раза и при вторичном чтении обнаружил слои, которых не воспринял при первом. Предвижу, мне возразят: «Да чего там такого особенного? Абсурд какой-то!..» Это скажут те, кто будет читать эту повесть в метро, по дороге на очередной нелепый вернисаж или в магазин дисков. А серьезные читатели будут ее читать, и перечитывать, и ловить то, что упустили раньше.

Перейдем, однако же, к следующему произведению: Михаил Плашкин, «Незамкнутая кривая из семи звезд».

Из всего вышеизложенного легкомысленный читатель может сделать вывод, будто я — абсолютный апологет фантастики, будто для меня фантастика является абсолютной ценностью — независимо от качества. Ерунда. При всей моей пристрастности к этому виду литературы я все-таки умею отличать зерна от незерен. И я особенно болезненно отмечаю все родовые болезни излюбленного моего жанра (вот и вырвалось у меня это непотребное слово!): тенденцию к выспренности, к ложной многозначительности.

В ущерб «Игоряше» я прочел рассказ М. Плашкина трижды и так и не понял, для чего и о чем он написан.

Да, рассказ живописный. Пластичны и выразительны описания моря и водорослей, неба и песков… Малейшие детали и оттенки изменчивого мира автор подмечает точно и верно. Свое впечатление от рассказа я могу передать только строками Чехова:

«ГАЕВ: О природа, дивная, ты блещешь вечным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь…

ВАРЯ: Дядечка!

АНЯ: Дядя, ты опять!

ТРОФИМОВ: Вы лучше желтого в середину дуплетом».

Читаешь рассказ М. Плашкина и думаешь: может быть, действительно лучше что-нибудь такое… желтого дуплетом.

Рассказ Хелью Ребане «Выигрывают все» интересен. Если убрать его концовку (все, что после слов «…я чувствовал, что через мгновение она поглотит меня»), то мы получим рассказ совершенно в духе Эдгара По или позднего Акутагавы. Есть, есть на нем легкий флер того благородного безумия, которым мы все наслаждаемся, читая у Мопассана «Орля», «Руку», «Он?»… Этот флер как патина на старинной бронзе…

Крошечный рассказик Ольги Корнеевой «Моя бабушка» написан грамотно, с отличной выдумкой и с отчетливо выраженным ужасом перед страшными испытаниями, которые, возможно, ожидают человечество в грядущем. Рассказ-антиутопия. Классические образцы такого рассказа дал в свое время Р. Брэдбери, но и у Корнеевой получилось неплохо. Главное — коротко и ясно. Главное — за полутора страничками высвечивается целый мир, чудовищный и неприемлемый. Главное — целая система умело подобранных деталей, страшно естественных для «лирического героя» и страшно отталкивающих для читателя. Молодец, Корнеева!

«Ах, как нелегки к коммунизму первые шаги…» Построение коммунизма начинается с построения личности коммунистической, а это построение немыслимо без огромной мыслительной работы. Думайте!

Я сам знаю, что думать — труднейшее занятие. Но — думайте! иначе станете Игоряшами…

15.11.85

Вчера Б. приехал в Мск править ХС для «Невы». Сделали: вставки по редзаключению.

16.11.85

Делаем поправки за алкоголь.

Вечером закончили.

17.11.85

Письмо Пастухову насчет 24-томника <«Библиотеки фантастики»>.