Газета "Своими Именами" №4 от 21.01.2014 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Или:

— А вы в курсе, где самая высшая эта самая толерантность? На кладбище! Что покойнику? Много ли надо? Ну встанет, ну выматерится и опять ляжет. Вексельберг прибежит, бренча золотыми яйцами, спросит у директора: «Ваши как, не буянят?» «Да нет, тихо лежат, толерантно…» «Ну, так лежать… то есть держать!»

Почему мы с ним так и остались на «вы»? И «цирлих-манирлих»? А не надо было ему, Стеньке-то Разину, однажды весёленько возвестить: «Ах, какие у меня были поклонницы!» То есть взял и бросил беспечно «в надлежащую волну» насущную осмотрительность. И в ту же минуту взбунтовалось во мне, наглядно ветошной, самоохранительное своеволие. И осталось в чести между нами чинное, неотмоленное «вы». Зато как славно, без поддавков, «рубились» в те ночные часы! Пока я сама не загремела в больницу. Но и оттуда без сбоя:

— Прихожу, помню, в книжный магазин, на встречу с читателями — так даже кассирши со своих табуреток соскочили, чтоб автограф взять. Читали, значит.

— Ну да! Очень даже им хотелось узнать, как Кузьмин трактует причины поражения турецкой эскадры в заливе Абукир! Да просто-напросто вошёл в магазин не согбенный, плешивенький, в перхоти письменник, а здоровый, бодрый мужик.

— Ну язва!

Шесть лет. С ощущением своей крутой, жгучей необходимости, невольно удорожающей, возвышающей собственное существование. Как нечаянный возврат к давнему, забытому, когда вот оно, твоё новорождённое существо, и ты для него — всё.

Но когда он умер… Год 2011.

Звоню вечером, тёмным, январским. «Как вы себя чувствуете?» «Плохо…» Звоню ещё. Сиделка: «Уснул». Звоню утром. «Николай Павлович, как вы? Мне приехать?» «Обязательно». «Уже бегу вниз! Хватаю машину и…» «Обязательно».

… Лицом вверх. Глаза плотно закрыты. Руки на груди. «Скорой» нет. «Он вам сам сказал, чтобы приехали?» «Да, сам, вот я и приехала». И тут рука у него сползла с груди и повисла до пола. Сиделка бросилась, нащупала пульс: «Умирает…» Услышал? Дождался? Дотерпел?

А мне осталось… Ну да, пачка его фотографий и несколько кассет с моими с ним беседами. В газете «Патриот» они прошли двенадцатью разворотами под общим названием «Время негодяев». А мне осталась лютая тоска-озарение: это он мне был нужен позарез. Это его голос вот только что гудел полувсерьёз-полушутейно: «Мы правильно гибнем, не под забором, а под знаменем!».

И нет как нет в мире таких соблазнов и ценностей, чтобы хоть отчасти заменили-затмили роскошь общения с ярким, талантливым, мужественным человеком.

…Любите, любите достойных, пока они живы! Со всеми их грехами-оплошками. Ведь и сами мы не безгрешны и опрометчивы. И не забывайте их труды праведные, сколько бы времени ни прошло...

Лилия Беляева

КУЛЬТУРА КАК ОРУДИЕ

В России вышла книга британской журналистки Фрэнсис Стонор Сондерс «ЦРУ и мир искусств: культурный фронт холодной войны». Автор демонстрирует интриги Центрального разведывательного управления в сфере культурной политики времен холодной войны. Основным механизмом этой борьбы стал созданный ЦРУ «Конгресс за свободу культуры» с офисами в 35 странах. Его генеральным секретарем был русский иммигрант композитор Николай Набоков (кузен писателя Владимира Набокова).

Ниже публикует отрывки из книги.

Уильям Донован, глава американской разведывательной службы времен войны, однажды сказал: «Я бы стал платить Сталину зарплату, если бы был уверен, что это поможет нам победить Гитлера». Однако всего через год после окончания Второй мировой отметил, что ситуация с легкостью перевернулась, и теперь немцы «стали нашими новыми друзьями, а спасители-русские - врагами»…

У американцев имелись веские причины для противостояния Советскому Союзу. Коммунисты пришли к власти в Польше. В Италии и Франции ходили слухи о готовящемся коммунистами государственном перевороте. Советские стратеги быстро научились использовать огромный потенциал н естабильности послевоенной Европы...

В начале 1951 года Набоков отправил Ирвингу Брауну (бывший коммунист, вложивший миллионы в создание социал-демократических профсоюзов. - Ред.) конфиденциальное письмо, в котором изложил план проведения масштабного фестиваля искусств, значительная часть которого была посвящена музыкальным произведениям. Таким образом Набоков хотел объединить силы всех выдающихся композиторов в борьбе со сталинизмом в искусстве. В соответствии с его замыслом «политический, культурный и моральный контекст фестиваля и его программы не должен был быть очевидным. Публика должна была самостоятельно прийти к логическим заключениям».

Практически все работы, которые предстояло включить в программу, относились сталинистами и советскими эстетами к категории «формальных, декадентских и коррупционных», включая произведения русских композиторов Прокофьева, Шостаковича, Скрябина и Стравинского…

Американский комитет за свободу культуры в Нью-Йорке открыл «счет для финансирования фестиваля», предназначенный для отмывания средств в интересах ЦРУ и государственного департамента. Деньги проходили через Фонд Фарфилда, подставную посредническую организацию, специально созданную ЦРУ для сбора средств на проведение фестиваля. Позже, принимая во внимание практическое значение, он превратился в основной канал для проводки субсидий ЦРУ через конгресс…

«Фонд Фарфилда был фондом ЦРУ, причем не единственным, - пояснял Том Брейден (глава отдела международных организаций ЦРУ. - Ред.). - Мы использовали названия фондов для многих целей, но на самом деле они существовали только на бумаге. Нам достаточно было обратиться к какому-либо хорошо известному состоятельному человеку в Нью-Йорке, сказать ему: «Мы решили учредить фонд» - и попросить соблюдать конфиденциальность. А ему надо было только сказать: «Хорошо, я сделаю это». После этого нам оставалось подготовить фирменный бланк с его фамилией - и фонд готов»…

Конгресс за свободу культуры в Европе к середине 1950-х годов встал на четко обозначенный курс. Он обрел репутацию серьезного альянса интеллектуалов, объединенных целью утвердить превосходство демократии западного образца как основы для культурного и философского развития. В то время как состав его внутреннего круга - «аппарата» - оставался неизменным, конгресс мог похвастаться членством в нем выдающихся интеллектуалов и художников.

Выступая в здании конгресса, республиканец от штата Миссури Джордж Дондеро обрушился с гневной речью на модернизм, называя его частью всемирного заговора с целью пошатнуть позиции Америки: «Все современное искусство - коммунистическое…» Невротические оценки Дондеро были подхвачены рядом общественных деятелей, чьи пронзительные обвинения зазвучали в конгрессе и в консервативной прессе. Их выпады достигли апогея в таких заявлениях, как «ультрасовременные художники бессознательно используются в качестве инструмента Кремля», и утверждении, что некоторые абстрактные картины были на самом деле секретными картами, на которых отмечены стратегически важные объекты США. «Современное искусство в действительности является средством шпионажа, - говорили противники этого самого искусства. - Если вы знаете, как их читать, современные картины раскроют вам слабые места системы обороны США».

Однако ЦРУ, наоборот, увидело в абстракционистах своего союзника. По мнению агентов, на фоне ярких абстрактных картин легче всего было показать ограниченность и беспомощность социалистического реализма. И ЦРУ бросилось всячески поддерживать главного представителя этого нового в США течения - художника Джексона Поллока. Он использовал технику, известную как action painting, при которой на огромный расстеленный на земле холст разбрызгивалась краска...

Для начала из художника вылепили образ истинного американца, который в идеале должен быть драчливым, неразговорчивым… и еще лучше - ковбоем…

Одна проблема - Поллок никогда не ездил на лошади. Но с помощью ЦРУ образ получился настолько реалистичным, настолько американским, что никто не усомнился - художник родился в седле...

Голливуд успешно переключился на антикоммунистические фильмы в 1950-х годах: «Красный кошмар», «Красная угроза», «Вторжение в США», «Я был коммунистом для ФБР», «Красная планета Марс»…

Такие фильмы хорошо выполняли свою миссию для внутренней аудитории, воздействуя на сознание раздутой коммунистической угрозой. Большинство американцев теперь были убеждены, что «русские идут на нас и недалек тот час, когда ночью начнут падать бомбы». Однако на международном уровне они погоды не делали.