Облачно, с прояснениями - Людмила Захаровна Уварова

Зина спросила:

— А вдруг никогда не будет любви? Разве не может такого быть?

— Может, — согласилась Лидия Ивановна. — Только я бы на твоем месте никогда не вышла за того, кого не люблю.

— Да не то чтобы не люблю, — задумчиво произнесла Зина. — Он хороший, он меня любит, может быть, я еще полюблю его, как думаете?

— Не знаю, что тебе и сказать, — промолвила Лидия Ивановна.

— Все-таки нехорошо одной, — продолжала Зина. — Как-никак мне уже двадцать семь, все говорят, пора семьей обзавестись, а не то опоздаю.

— Тебе бы только слушать всех! — проворчала Лидия Ивановна. — Можно и без семьи жить.

Зина глянула на нее, быстро отвела глаза в сторону. Видно, только успела сообразить, кому она все это говорит.

Но Лидию Ивановну нелегко было смутить. И самую что ни на есть горькую правду прежде всего привыкла самой себе высказать.

— Мне на двадцать пять лет больше, чем тебе, до сих пор семьей не обзавелась и уже никогда, думаю, не обзаведусь. Думаешь, мне от этого так уж плохо?

Зина накинула косынку на голову, голубые яркие глаза ее словно бы налились густым синим цветом. Слегка улыбнулась, блеснув ровными зубами.

Ничего не сказала, только глянула, только улыбнулась, и все. Но Лидия Ивановна поняла, не верит ей Зина, и справедливо не верит, потому что хотя и не привычна лгать Лидия Ивановна, а как там ни говори, солгала. Нет, плохо одной, уж так плохо, но разве виновата она в судьбе своей, в том, что все так случилось?

Обе они как бы сразу, в один момент, разгадали мысли друг друга, и обеим стало не по себе. Зина заторопилась уйти, Лидия Ивановна не пыталась ее удерживать.

На свадьбу к Зине Лидия Ивановна не пошла, сказалась больной; она вообще не любила ходить на свадьбы. Когда Зина, отгуляв положенные молодоженам три дня, явилась на фабрику, Лидия Ивановна сняла со своей шеи и надела на Зину медальон, подарок бабушки северного села Маечки — на серебряной тонкой цепочке позолоченная подкова с бирюзовым камешком посредине.

— Это тебе, Зина, на счастье, — сказала.

Так же вот некогда сказала Лидии Ивановне бабка, отдав медальон. Да не суждено было сбыться ее словам.

Спустя год Зина родила дочку, через два года сына. Отец Зины к тому времени умер, мать перешла жить к ней, нянчила внучат, вела хозяйство. А Зина постепенно набирала высоту, возглавила движение прядильщиц за овладение четырьмя профессиями, потом стала бригадиром лучшей бригады, выбрали ее в фабком, в депутаты райсовета.

Муж ее по-прежнему работал в какой-то архитектурной мастерской с хитрым названием, не то Мостранспроектстрой, не то Гипромоспромпрокат, был вроде чертежника, а может быть, еще кем-то. Злые языки говорили: чего-то там по хозяйственной части, третьим помощником младшего заместителя. Но как бы там ни было, Зина его не бросала, жила с ним как будто бы дружно, однако его никто не уважал, и все называли его не по имени, а просто «Зинин муж».

Заведующая прядильным цехом Ангелина Исаевна Провоторова, статная, русоволосая, с темными сросшимися бровями и огненным цветом лица, слегка захмелев, крикнула через весь стол:

— Ну и хозяйка ты, Зина! Второй такой не сыскать! Муж у тебя самый счастливый, оторвал себе сокровище и в ус не дует! — повернулась к Зининому мужу, подмигнула ему веселым карим глазом.

— Будет вам, — беззлобно сказала Зина. — Зачем вы так, Ангелина Исаевна? Он у меня тоже неплохой, вчера целый день сидел с дочкой, вместе палочки в тетради писали.

Улыбнулась тонким, хорошо очерченным ртом, и было непонятно, то ли смеется над ним, то ли, напротив, хвалит.

* * *

С соседнего завода, машиностроительного, позвонили в партком фабрики, пригласили на праздник победителей соревнования.

— Начинаем новую традицию, — заявил Прохоров, секретарь парткома машиностроительного. — Будем отмечать передовиков каждый год, укореним традицию, и станет она у нас, как полагается, крепкой и привычной.

— Пойду с девчонками, — сказала Лидия Ивановна. — Пусть поглядят. Они, кажется, еще ни разу не бывали на машиностроительном заводе.

— Пусть посмотрят, увидят, что́ у нас за соседи, — одобрила Зина.

Когда сестер Грузиновых и Римму Кулакову прислали на фабрику, Зина сказала Лидии Ивановне:

— Кроме вас, тетя Лида, я считаю, некому их обучать.

— Может, поищешь получше и найдешь кого, — ответила Лидия Ивановна.

— Уже искала и вот — остановилась на вас.

Зина привыкла к тому, что ей обычно улыбаются в ответ. Однако Лидия Ивановна оставалась серьезной.

— Стара я стала, Зина, скоро уже на пенсию.

— Вот еще! — оборвала ее Зина. — Рано вам на пенсию. Да и что вы дома, в четырех стенах, делать будете?

Внезапно запнулась, осознав, до чего бестактно, грубо звучат ее слова. Лидия Ивановна, однако, словно бы и не слышала того, что сказала Зина.

— Стара стала, а молодые много сил требуют.

— Не такая уж вы старая, — сказала Зина.

Лидия Ивановна покачала головой:

— Это как сказать, милая.

Но Зина не слушала ее.

— Надо взять над ними шефство во всех смыслах. Помогать и учить их, как полагается.

— Что значит — во всех смыслах? — спросила Лидия Ивановна.

— Ну, значит сперва привить им трудовые навыки, это, как говорится, перво-наперво, потом, стало быть, хорошенько вникать во всю их жизнь, интересоваться их делами, их учебой и вообще… — Зина неопределенно повела ладонью.

Лидия Ивановна усмехнулась:

— Ты у меня, Зина, как я погляжу, совсем как министр стала разговаривать.

— Это еще почему? — удивилась Зина.

— Приказы отдаешь с ходу, да не только словами, но и жестами. — Лидия Ивановна так же, как и Зина, приподняла брови, сощурила глаза и небрежно махнула ладонью. — Как, похоже?

— На все сто! — Зина откровенно засмеялась. — Вам бы артисткой быть, тетя Лида.

— И то, — сказала Лидия Ивановна, — выбрать бы только, в каком театре играть, в оперном или в драматическом.

Зал машиностроительного, плотно заполненный людьми, был ярко, празднично освещен огромными люстрами, вдоль стен красовались транспаранты:

«Поздравляем героев труда!», «Слава победителям социалистического соревнования!»

На сцене стояли герои дня — токари, слесари, фрезеровщики. Их было шестнадцать, почти все рослые, широкоплечие, алые ленты через плечо.

— Витязи, — прошептала Таня.

— Скорее древние богатыри, — сказала Римма.

Заиграл оркестр на балконе над залом. Вошли пионеры. Маленький щекастый барабанщик лихо барабанил палочками по тугому барабану. Потом остановился, застыл. Пионеры стояли на сцене навытяжку. Подбежали два фотографа, сверкнули блицы, снова заиграл оркестр. Внизу, под сценой, стояли операторы телевидения, записывали всё на пленку. Кто-то сказал, что завтра вечером будет передача по первой программе.

— Красиво как! — сказала Наташа.

Таня спросила:

— Тетя Лида, вы когда-нибудь были пионеркой?

— Была,