Неверный муж моей подруги - Ашира Хаан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гвалт, шелест волн, запахи горелого масла и благовоний…
Но никогда мне еще не удавалось найти нужную тропинку к тому двору и пустырю.
Такси тормозит рядом со мной, хотя я даже не доставала телефон.
Молча сажусь в машину, пристегиваюсь и только спустя пару минут спохватываюсь, что нужно назвать адрес.
— Мне на Малую…
— Знаю, — коротко отзывается таксист. — Уже оплачено.
Даже не надо спрашивать — кем.
Слезы невольно наворачиваются на глаза, и я отворачиваюсь к окну, чтобы не увидел водитель.
Герман иногда проявляет заботу так безумно, что можно испугаться такого тугого кокона его опеки. Если бы не знала, сколько усилий потребовалось мне, чтобы попасть в его самый близкий круг. Тех, кто уже никогда не избавится от его временами навязчивого и пугающего внимания.
Заходя домой, как обычно, кричу:
— Я вернулась!
— Мама-а-а-а… — отзываются бандиты, но не бегут ко мне. Из их комнаты слышны какие-то взрывы и писк — смотрят мультики. Пообниматься они еще успеют, а мультики могут и отнять.
Кошка Машка вальяжно выходит, чтобы отметить мое возвращение, но делает вид, что просто шла по делам, а я — скучная флюктуация на ее пути.
Персик так и дрыхнет где-то на диване, наверное. К старости он стал глуховат. Зато когда проснется — он-то обрадуется мне по-настоящему.
Из кухни выглядывает Игорь, вытирающий руки бумажным полотенцем:
— О, привет. Что там у мамы?
— У мамы? — я с трудом вспоминаю, что соврала Полине. — Да все в порядке, просто ноут забарахлил, я перезагрузила и все исправилось.
— А, хорошо. Представляешь, Маруська ногу пропорола на пруду, а матери не сказала.
Едва ловлю себя за язык в последнюю секунду перед тем, как ляпнуть: «Знаю».
Откуда бы?
— Сильно? — беспокоюсь я.
Правда беспокоюсь. Маруська славная, но собирает на себя все детские беды по очереди: от ветрянки до отита и от ротовируса до сломанной ноги.
Вот и еще одна добавилась.
— Сильно. Они забежали к нам водички выпить, и Маруська весь пол кровищей уляпала. Скорую вызывать не стали, Поля сразу в Склиф повезла, говорит, так быстрее.
Игорь обнимает меня, целует в висок и уходит обратно на кухню.
Я раньше беспокоилась, что он учует розмарин и холод, которыми я неизменно пропитываюсь от Германа, даже если мы весь вечер проводим на расстоянии трех метров друг от друга.
Но Игорю никогда, за все годы наших отношений даже в голову не приходило меня ревновать.
И не потому, что он как-то специально над собой работает. Я бы почувствовала это напряжение в нем. Нет — он просто абсолютно спокоен, словно данное когда-то мной обещание никогда его не бросать полностью защищает от любых бед.
Я снимаю босоножки и ухожу в ванную, чтобы вымыть руки.
В зеркале отражается вполне еще молодая женщина со спокойным, расслабленным лицом. Рассматриваю ее с интересом, потому что изнутри ощущения совсем другие.
Там катается в голове тяжелый железный шар, гулко ударяясь о стенки, там кто-то все подкручивает винты обруча, сжимающего виски, там бешено бьется сердце о прутья грудной клетки.
Паника заперта внутри меня на редкость надежно, ничего не просачивается наружу.
Даже в глубине зрачков — спокойствие.
У лежащего рядом на раковине телефона загорается экран, и я вижу пришедшее от Германа сообщение ВКонтакте.
Мыльными руками хватаю его, он чуть не выскальзывает рыбкой на кафельный пол, но я ловлю в последнюю секунду и открываю диалог:
«Привет. Извини, но нам нужно закончить наши отношения. Мы больше не будем встречаться. Не пиши мне, не звони и не пытайся увидеться. Спасибо за понимание».
В первую секунду я думаю, что его взломали.
Только почему-то вместо выпрашивания пары тысяч до понедельника, пишут эту чушь.
Почему-то взломщики никогда не читают предыдущую переписку и палятся даже на простом обращении.
Герман никогда не пишет «Привет».
«Доброе утро», «Спокойной ночи» — и все.
Остальные разговоры он начинает сразу, без предисловий.
Но дело не в этом.
Конечно, зачем ломать его профиль, чтобы бросить меня?
Просто это писал не он.
Медленно, туго, но до меня доходит — это написала Полина. Он отдал ей телефон. Сказал пароль и позволил отправить это сообщение.
Дрожащими пальцами набираю «Прощай».
Стираю, пишу: «Дай мне его».
Стираю, пишу: «Пусть скажет это сам».
Стираю.
Баню его аккаунт.
И удаляю свой. Он все равно фейковый, только для общения с Германом.
Пусть останется как можно меньше улик.
В конце концов, у него есть мой телефон.
Я захожу в контакты и заношу его в черный список.
Сердце тяжело стучит где-то в горле, то и дело закупоривая его и не давая мне вдохнуть.
Голова кружится, внутри черепной коробки раздаются залпы орудий мигрени.
Ощущение нереальности происходящего окутывает меня со всех сторон.
Неужели вот так и закончится эта история?
Последним сообщением с чужими словами, молчанием, мигренью и пустотой в груди?
Тогда. Не хочу на ваш уровень
Эта история начиналась не так очевидно, как можно было предположить по ее финалу.
Если бы я не знала, что будет дальше, я бы назвала то, что происходило между мной и Германом в том ноябре — отличной дружбой.
Мы оба часто задерживались допоздна, и он отвозил меня домой. Не всегда прямым путем, временами мы еще немного катались по ночной Москве, разгоняясь на пустых улицах. Герман обожал скорость, и в юности, оказывается, не раз участвовал в нелегальных заездах на заброшенных посадочных полосах бывших военных аэродромов.
«Где-то к двадцати я поумнел и завязал», — говорил он. Но, судя по тому, как загорались его глаза, когда он втапливал педаль газа и бросал навигатору: «Ой, заткнись, зануда», если тот предупреждал об ограничениях скорости, поумнел не слишком.
Мы подолгу болтали во время этих поездок. Черт его знает, о чем. О кино, о музыке, о далеких странах — Герман путешествовал куда больше, чем я. Приходилось завидовать и прикидывать, как бы расширить список стран, куда я отправляю своих туристов. Ну и самой съездить туда, посмотреть на месте, как положено!
Иногда беседы затягивались, а домой возвращаться все-таки надо было, поэтому мы продолжали в мессенджерах. Я даже завела специальный аккаунт ВК только для Германа, потому что у меня был только рабочий, один на двоих с Тиной.
Кстати, с Тиной он мне совершенно неожиданно помог.
Зайдя однажды, чтобы пойти вместе обедать, Герман застал наши рабочие разборки.
— Не хочу я
